– Я упакую ваши вещи, синьора, – предложила Лена. – А Катарина – детские.

– Я помогу. Скоро мы наверняка узнаем, на чьей стороне перевес в сражении.

Весь день была слышна артиллерийская стрельба. Из головы Жюльетт не выходил образ Марко. В полдень она вместе с детьми отправилась навестить Генриетту.

– Вы пришли узнать, не сбежали ли мы? – пошутила та. Она налила себе и Жюльетт кофе, а детям дала по яблоку.

– Нет, я понимаю, что это не произойдет ни при каких обстоятельствах. Наоборот, решила сказать тебе, что завтра со всем выводком отправлюсь в Тоскану.

– Ну что ж, очень разумно. Если случится худшее, Венеция не сдастся врагу так просто. И в этом случае здесь будет опасно жить и тебе, и детям.

– Хочу оставить тебе ключ от нашего дома. Если Марко появится, он не сможет попасть в дом, у него ведь нет ключа.

Генриетта кивнула, заверив, что все будет в порядке.

– С радостью сохраню ключ до вашего возвращения. Наш дом – это, без сомнения, первое место, куда придет Марко, чтобы справиться о вас.

Они без лишних слов понимали, что его приезд может состояться только в случае отступления при Капоретто.

Вечером Лена вновь пошла узнать последние новости, затем поспешила домой, чтобы поскорее рассказать хозяйке.

– Всем иностранцам, находящимся в городе, предложено немедленно покинуть его. Только британский консул отказался оставить свой пост!

– Дон Мариано, несомненно, последует его примеру, – прокомментировала новость Жюльетт, подумав, что и Генриетта никогда не покинет своего возлюбленного.

– Для иностранцев снаряжается специальный поезд, им разрешено взять с собой только ручную кладь. Вы ведь француженка, синьора, имеете полное право на место в этом поезде. Я помогу вам приготовиться к отъезду.

Жюльетт не поднялась из кресла, отрицательно покачав головой.

– Это невозможно. Я стала итальянкой, выйдя замуж за итальянца. У меня даже нет французского паспорта. Как уже решено, мы уедем в Тоскану завтра утром с первым же поездом. Ты ведь знаешь, я не прерывала переписки с управляющим и его женой. Они готовы принять нас в любое время.

– Завтра будут сотни желающих покинуть город, тех, кто не успеет сделать это сегодня. Я сбегаю на вокзал и попробую купить билеты. Если возникнут трудности, попытаюсь переговорить с начальником, он мой старый знакомый.

Жюльетт достала кошелек и дала Лене деньги.

– Здесь достаточно, чтобы заплатить за проезд. А по пути на вокзал зайди, пожалуйста, к синьоре Оттони и узнай, не пожелает ли она присоединиться к нам. Вдова также была замужем за итальянцем, поэтому ей не дадут билет на поезд для иностранцев.

– Да-да. Обязательно сделаю. Синьора, могу я попросить вас об одолжении? А что, если с нами поедет Арианна? Она моя племянница, и я была ей как мать с тех пор, как она лишилась родителей.

Жюльетт вынула еще немного денег из кошелька.

– Конечно. Мне следовало бы самой подумать об этом. Катарина может сходить к ней на квартиру и узнать, как она на это смотрит.

– Но я не уверена, что она согласится ехать с нами. Умберто сейчас дома. Его корабль на ремонте, и, возможно, Арианна захочет остаться с ним до его оправления на корабль.

Ночь опустилась на город, когда Лена и Катарина вышли из дома. На узких дорожках вдоль каналов они были особенно осторожны, опасаясь на кого-нибудь наткнуться в темноте. А чтобы этого не случилось, выкрикивали ставший в последнее время таким редким, а когда-то столь знакомый возглас гондольеров: «Scia ohe!» Это стало традицией с первых дней введения обязательного затемнения, когда люди, сталкиваясь в темноте, падали в каналы. Обычным ответом был: «Premich!»

Вскоре они расстались, Катарина направилась в дом Арианны, а Лена зашла к синьоре Оттони. Та выразила благодарность за приглашение, но отказалась ехать, сказав, что остается с госпиталем. У вокзала Лена заметила вооруженную охрану, которая никого не пускала внутрь.

– Вокзал закрыт на ночь, – сказал часовой, когда она попросила пропустить ее к начальнику. – Уходите, синьора. Сейчас как раз разгружают поезд с ранеными. Все очень заняты.

– Я нахожусь здесь именно по этой причине, – бойко соврала Лена, решив во что бы то ни стало прорваться к начальнику станции. – Он послал за мной. Я медицинская сестра.

Это выглядело вполне убедительно. Лена, невысокая, приземистая, крепкая женщина в аккуратной одежде и приличной шляпке. Стража впустила ее, и она поспешила на платформу, где застыла при виде ужасающего зрелища. В тусклом свете фонарей Лена разглядела большое количество носилок, которые выносили из поезда к ждущим неподалеку баржам «Скорой помощи» и «вапоретто». Они перевозили раненых к ближайшей к госпиталю наземной станции. Слышались душераздирающие стоны, некоторые мужчины плакали, и плач их звучал трагически. Часть раненых беспрерывно кашляли, казалось, выплевывая куски легких. Монахини сновали между носилок подобно призракам. На носилках лежали не только солдаты, но и добровольцы из гражданского населения. В этой мрачной толпе находился и начальник вокзала. Раненые прибыли прямо с поля боя, и все были в грязи и крови. Некоторых поддерживали под руки монахини. Раненые были босы, потому что давно потеряли обувь. У многих были забинтованы глаза и даже полностью вся голова.

Лена беспомощно уселась на скамью. Что она могла сделать среди этого безумного хаоса? Кроме того, она боялась помешать. То, что она увидела, рассказало о битве при Капоретто значительно больше, чем любое сообщение. В обычной ситуации вначале раненые поступали в полевые госпитали, но на этот раз страшный вал пострадавших уже затопил все прифронтовые госпитали. Сама Венеция превращалась в полевой госпиталь.

Когда, наконец, перенесли последнего раненого, Лена увидела, что ее старый друг направляется в кабинет. Она вскочила со скамьи и бросилась за ним.

Тот опустился в кресло за столом, положив голову на руки. Услышав, как хлопнула дверь, повернул к посетительнице предельно изнуренное лицо.

– Несчастные ребята, – произнесла Лена дрожащим голосом. – Этот чудовищный кашель!

Он покачал головой при мысли о неописуемой трагедии.

– Ты не догадалась о причине? При Капоретто противник использовал отравляющий газ – иприт.

Лена прижала пальцы к дрожащим губам и опустилась на ближайший стул, на несколько мгновений лишившись дара речи.

– Я не должна допустить, чтобы об этом узнала синьора Романелли. Ее муж участвует в этом сражении.

– Она родила?

– Еще нет. Вот почему мне необходимо как можно скорее вывести ее на виллу неподалеку от Лукки. Там безопасно.

– О, не проси меня о предварительных билетах! – воскликнул он с досадой. – Кто первый приходит к поезду, тот первым и получает билет. Массы людей атакуют меня целыми днями, здесь и дома, все хотят воспользоваться каким-то преимуществом.

Лена подвинула стул ближе и положила руки на стол жестом, не терпящим никаких возражений.

– Роберто, мы старые друзья. Наши покойные матери, да будет им земля пухом, были подругами. Мы вместе играли еще в детстве. А разве я не крестная мать твоей дочери? И ты собираешься отказать мне?

Начальник вокзала взглянул на нее с отчаянием.

– Я не могу сделать невозможное. Когда от нашей станции отъезжал поезд для иностранцев, он был последним составом, по поводу которого я еще мог дать какие-то гарантии. В первую очередь пропускаются санитарные поезда, и, судя по всему, их ожидается большое количество, – он бросил взгляд на настенные часы. – Сейчас прибудет еще один.

Что касается других поездов в ближайшее время, здесь я бессилен что-либо обещать.

– Но ты должен что-нибудь придумать, – настаивала Лена.

Он вздохнул.

– Судя по расписанию, поезд который тебя устроит, отходит завтра вечером в восемь, но многое будет зависеть от вашей удачливости.

– Мне нужны шесть билетов до Лукки, – немедленно потребовала Лена. – Если возникнут задержки, они все равно будут действительны, – взглядом победительницы она наблюдала, как начальник открывает ящик стола, извлекает набор бланков для специальных билетов и заполняет их.

– Пересадка во Флоренции, – добавил он механически, протягивая билеты. Заметив, что Лена открывает кошелек и достает деньги, махнул рукой. – Я не могу гарантировать, что вы доберетесь до места назначения, поэтому оплатите по окончании войны.

– Спасибо, Роберто.

Когда Лена вернулась в дом Романелли, Катарина уже была там. Как и ожидалось, Арианна не хотела покидать Венецию до отплытия корабля мужа. Лена отправила к Арианне Катарину с билетом, чтобы та могла уехать из города, когда пожелает.

Следующий день прошел в хлопотах по сбору вещей. После первого налета на Венецию Жюльетт спрятала наиболее ценный фарфор. Теперь она начала с этой же целью упаковывать серебро. Катарина включила в работу и детей, которые собирали мелкие предметы из столовых приборов. Еду и платье сложили в корзины, дом приобрел вид прибранного и брошенного хозяевами особняка. Откуда-то издалека непрерывно доносились звуки артиллерийской канонады. В полдень появились австрийские аэропланы, но тут же в воздух поднялись три итальянских и в ходе короткого боя уничтожили их под восхищенные возгласы наблюдателей.

После полудня Лена вновь посетила Роберто, чтобы удостовериться – поезд действительно отходит в восемь. Начальник вокзала подтвердил, что состав, вероятно, уйдет по расписанию. Несмотря на преимущество, предоставляемое санитарным поездам, вывозу из Венеции гражданских лиц в возможно более короткий срок также уделялось значительное внимание.

– Неужели последние новости настолько плохи? – со страхом спросила Лена.

Он кивнул, буквально выскочив из кабинета при звуках приближающего санитарного состава. С тяжелым сердцем Лена вернулась домой и увидела Фортуни и Генриетту. Они пришли попрощаться.

Генриетта обняла подругу и с чувством произнесла:

– Нам будет тебя не хватать!

– Мы рассчитываем скоро вернуться, – голос Жюльетт срывался от волнения.

Фортуни поцеловал ее в обе щеки.

– Мне ничего не остается, как только еще раз выразить эту надежду. Но, прошу вас, будьте осторожны, берегите себя!

Больше никто не приходил. Большинство подруг Жюльетт уже покинули город. Наконец наступил вечер, и маленькая группа путешественников покинула дом. Жюльетт печально закрыла за собой дверь.

Стоя у причала в ожидании «вапоретто», который должен был отвезти их на вокзал, Жюльетт внезапно подумала о Николае. Где он сейчас? Не среди ли таких же беженцев и эмигрантов, как они? У большевиков, кажется, появился влиятельный лидер, Ленин. Венецианская газета выходила теперь только на двойном листе, и новости с фронтов оттесняли сообщения из-за рубежа, умещающиеся теперь в крошечные абзацы. О ситуации в России Жюльетт прочла утром. Но тут заговорила Лена и прервала ее мысли.

– Ну вот и «вапоретто», синьора. Вы уверены, что эти вещи не слишком тяжелы для вас?

– Вовсе нет, достаточно легкие, – Жюльетт с готовностью подняла узел. Пароход остановился, и Жюльетт провела детей на борт, затем помогла Лене, которая несла остальные вещи, включая еду. И вдруг неожиданная мысль буквально пронзила ее мозг. Мысль, скорее всего вызванная воспоминанием о Николае. Она забыла упаковать дельфийское платье! Жюльетт сделала решительный шаг назад.

– Скорее, синьора, – крикнула Лена. В ее голосе послышалась тревога.

Жюльетт продолжала отступать.

– Я кое-что забыла. Поезжайте! До поезда много времени. Я вас догоню на вокзале!

Она резко повернулась на каблуках и поспешила домой. Из предосторожности она еще раньше все билеты, кроме своего, отдала Лене на случай, если ее состояние не позволит идти так быстро, как необходимо, или на платформе из-за множества пассажиров они потеряют друг друга. Но почему она раньше не подумала о платье? Наверное, потому, что всю ручную кладь собирала Лена, а сама заботилась только о том, что понадобится новорожденному.

Но это платье нельзя оставлять! Если австрийцы начнут усиленно бомбардировать Венецию, дом может быть разрушен. А если они оккупируют город, начнутся грабежи пустующих особняков. Ни на мгновение не останавливаясь, Жюльетт шла по длинному переулку вдоль Палаццо Орфей, осталось только пересечь площадь. Но каким невероятно огромным расстоянием ей вдруг показался этот короткий путь!

Задыхаясь, она подошла к своему дому и открыла дверь. Электричество было отключено. Чтобы снова включить его, нужно пройти в противоположную часть дома к кухне. Жюльетт предпочла воспользоваться спичками и свечами, остававшимися в передней. При дрожащем свете свечи она стала подниматься по лестнице. На полпути Жюльетт остановилась, чтобы немного передохнуть и отдышаться. В доме царила необычайная тишина, не слышалось даже обычных ночных звуков – поскрипывания мебели и деревянных ступенек лестницы. И все же тишина особняка была полна воспоминаний, почти слышимых, дом не походил на опустевшие здания, из которых все вынесено и владельцы уехали навсегда. Жюльетт казалось, что она слышит шаги Мишеля, крик новорожденной Сильваны, беседу старых друзей, собравшихся за обеденным столом, звон бокалов с вином, гулкий смех Марко и тот звук, который раздался, когда он в гневе ударил ее, и который, как тогда казалось, вечно будет преследовать ее. Кажется, присутствовал даже Николай, образ, неотрывно следующий за ней в течение долгих месяцев после того, как она видела его в последний раз, заставляя долго лежать без сна рядом со спокойно спящим мужем.