Внутри нее стремительно нарастало давление и достигло высшей точки на растянутом язычке клитора, пока тот терся о работавший, словно поршень, орган сэра Джейсона. Несмотря на то что Селия привыкла терпеть унижения от своего тюремщика, ей не хотелось кончить в столь унизительном положении, когда ее пронзили безжалостный член и ручка расчески из слоновой кости. Сэр Джейсон молча терпел собственное унижение, когда его язык путешествовал между ее губ, отчего вспомнилась позорная фантазия, в которой он содомировал ее маленький подергивающийся анус своим языком. Ему было интересно, как бы она стала реагировать, если бы узнала о его желании и приветствовала бы столь изумительно вульгарное вторжение.

Пикантный аромат мускуса, порожденный ее возбуждением, струился вверх между их тел, побуждая обе стороны заняться более основательным изучением уст друг друга. Селия сосала губы и язык сэра Джейсона, пока он продолжал вводить в тугую магистраль ручку расчёски, делая это гораздо лучше, чем она сама, ибо ее неудобное положение мало способствовало этому. Не терявший бдительности сэр Джейсон заметил, что ее дыхание ускорилось вместе с пульсирующей точкой на шее всякий раз, когда ручка наполовину входила в заднюю магистраль, и он пришел к выводу, что у Селии там расположена особая чувствительная точка. Поэтому он предпринял дополнительное усилие, чтобы возбудить Селию в этом месте, вонзая кончик ручки из слоновой кости в мускулистые стенки, щекоча их вращательными движениями. По тому, как она покусывала пухлую нижнюю губу, можно было определить, сколько удовольствия доставляют ей эти манипуляции.

Глаза Селии закрылись, и по ее телу пробежали судороги, она стонала, впившись в открытые уста сэра Джейсона. Его пенис разрядился струей жидкости, но он продолжал проникновения, а влага ползла вниз и покрыла его яички словно глазурью, капельки застревали в черных кудрях, которые венком обвивали его погруженный член.

И снова проклятый сэр Джейсон Хардвик довел Селию до оргазма. Как она за это ненавидела его!

Ненавидела ли?

Позднее в эту безлунную ночь Колин зашел к ней, ибо хотел быть рядом с возлюбленной. Беспорядок в постели говорил ему о том, что своекорыстный кузен опередил его. На это указывали так же другие признаки, ибо Селия с трудом встречала его взгляд и краснела, когда Колин пристально рассматривал ее розовую наготу, но отчетливый запах соития на ее коже нельзя было не почувствовать. Однако он не мог упрекать ее за разврат, который ей навязывал сэр Джейсон. Тем не менее Колин чувствовал, что имеет полное право насладиться ее женскими прелестями, хотя они уже бывали в потреблении.

Хотя Селия никогда не отказала бы ему, однако была определенно против того, чтобы ею воспользовался возлюбленный в то время, как из нее сочились соки другого мужчины, поэтому она настояла на том, чтобы сперва заняться интимным туалетом. И Колину подвернулся случай помочь ей в этих гигиенических манипуляциях. Он получал от них какое-то озорное удовольствие, хотя ни за что не признался бы в этом, и меньше всего скромной Селии. Однако в этот вечер, к ее большому удивлению, Колин выразил горячее желание самолично заняться этим. Он последовал в ванную за вихляющей задницей Селии, чтобы заняться необходимыми приготовлениями.

Селию охватило беспокойство, пока она стояла в ванне, высоко подняв одну ногу на изогнутом фарфоровом крае, в этом положении ее бедра оказались широко раздвинуты. Хотя Колин уже освоился с этой процедурой, он двумя пальцами раздвинул пухлые губы ее влагалища и осторожно ввел в него тонкий наконечник душа. Он высоко держал резиновый баллон, чтобы открыть туда путь теплой очищающей струе воды. Часть воды выплеснулась оттуда и омыла его руку, еще больше нагревшись от краткого пребывания в этом пространстве. Когда баллон иссяк, Колин с восторгом смотрел, как жидкость выливалась из нее, унося с собой все остатки семени отвратительного кузена. Если бы Селия не была так насыщена ими, он не постеснялся бы подставить лицо перед переполненным отверстием так, чтобы она могла бы направить воду ему прямо в рот.

Вдруг мысли Колина вернулись к другому наконечнику душа, который лежал без дела в ящике, это был более тонкий вариант того, который он только что использовал. Колин знал цель другого наконечника и жаждал испробовать его на Селии, но не мог собраться с духом, чтобы приступить к этому. Как бы он восторгался при виде вырывающейся из нее струи воды, исторгаемой такой потрясающей силы мускулатурой этого запретного прохода. Знай бы Селия пределы его непристойного желания, она была бы потрясена и охвачена ужасом, но в конце концов уступила бы. Ибо она не могла отказать Колину ни в чем, и чем унизительнее его намерения, тем лучше!

Такая непристойная возможность представится Колину, позднее, хотя, как водилось в Доме на Пустоши, ею придется делиться с кузеном.

Селия начала выбираться из ванны, почувствовав непреодолимую потребность откликнуться на зов природы. Узнав об этом, Колин сбросил одежду, и на его лице сверкнула озорная улыбка, очень похожая на ухмылку кузена. Его налившийся член упирался в мускулистый живот, от распухшей головки по стержню скатывались капли влаги. Раскрыв рот, Селия изумленно смотрела, как он забирается в ванну и ложится, будто собираясь мыться. В действительности он хотел принять золотистый душ и хриплым голосом просил Селию освободиться над ним. У Селии округлились прелестные голубые глаза, когда до ее ушей дошла такая странная просьба, однако она почувствовала, как в животе начался трепет, пополз ниже и достиг кульминации в чувствительном бутоне ее клитора.

Селия встала над Колином, прижав ноги к его талии, и опустилась в сидячее положение, ее надутые половые губы разделились и вытянулись наружу. Изящный кусочек, приютившийся между ними, надулся, сверкнул Колину сочным оранжево-розовым цветом и высунулся из рыжеватых завитушек, соблазняя потрогать его. «Впереди для этого вполне достаточно времени», — решил он и, затаив дыхание, ждал приближение неизбежного восторга.

Пенис тяжело бился о его живот, ожидая особой смазки. Наконец робкая струйка начала сочиться из щели Селии и превратилась в устойчивый поток. Горячая жидкость обдала пульсирующий столп Колина, золотистый поток разделился на кипячие струйки, достигнув тугой мошонки. Вдруг маленькая дырочка на кончике члена Колина расширилась и извергла поток семени, который, устремившись к курчавым волосам на груди, образовал густую белую лужу еще до того, как мочевой пузырь Селии оставили последние капли.

Колин вздохнул, получив полное удовольствие, хотя жалел, что не поймал языком хотя бы несколько золотистых капель. Слизывая эти воображаемые брызги с губ, Колин подавил неожиданное желание повернуть Селию кругом и глазами насладиться розовой жемчужиной, расположившейся в долине между ягодицами в тот момент, когда та вытянется и извергнет на него характерные подношения. Это стало бы высшей формой запретного наслаждения, и он вздрогнул от непреодолимого желания. Но нет, он никогда не мог требовать от своей дорогой Селии столь унизительного действа, ибо его фантазии знали границы. «Неужели я становлюсь столь же развратным, что и мой кузен?» — спрашивал себя Колин.

Эта мысль в известной мере была ему даже приятна.


Забавы и игры сэра Джейсона


Никто не мог постичь глубину безграничной развращенности сэра Джейсона Хардвика, даже Колин, который к этому времени полагал, что его любящий одиночество кузен наконец прошел весь курс сатириазиса[1]. Наивная ошибка, в которую легко впасть; сэр Джейсон родился мужчиной и в молодости имел множество половых сношений, он был наделен и желанием, и деньгами, позволявшими осуществить самые порочные из них.

За несколько недель до того, как Колина стали подозревать в убийстве, сэр Джейсон путешествовал по Сиаму вместе с другим джентльменом с высоким положением в обществе и низкими моральными достоинствами — тот был членом парламента, ни меньше и ни больше. Это было мерное путешествие сэра Джейсона по Дальнему Востоку, и он скептически относился к невероятным историям своего спутника о плотских наслаждениях, которые можно получить, стоит только пожелать.

Однако вскоре все подтвердится, ибо договорились о том, что к нему в гостиницу придет особая молодая леди. Когда пресыщенный сэр Джейсон сидел, потягивая портвейн, и готовился к забавному, а может быть, скучному фарсу, в дверь тихо постучали. Открыв ее, он увидел девушку, похожую на фарфоровую куклу, наряженную в традиционный восточный наряд. Она робко стояла в коридоре, пальцы ее крохотных обнаженных ног отчаянно удерживали пару ротанговых сандалий. Украшенное вышивкой зеленое платье свободно висело на ее детском теле и доходило до нескладных коричневых, похожих на шишки коленок. Казалось, это платье перешло к ней от старшей сестры или тети.

Круглое белое, как у актеров японского театра кабуки, лицо девушки было накрашено словно у куклы — ярко-красные губы и скулы, на раскосые глаза были аккуратно наложены искусственные ресницы. Она игриво захлопала ими, глядя на сэра Джейсона, в ней чувствовалась неестественность звезды немого кино. От удивления он отступил назад, с раскрытым ртом взирая на это безвкусное явление, а в его голове первым делом возникла мысль взять салфетку из махровой ткани и вытереть ей лицо. Не было сомнений в том, что спутник разыгрывает его!

Не ожидая приглашения, девушка робко прошла в комнату и встала перед сэром Джейсоном. Дверь закрылась за ней. Совершенно растерявшись, он ждал, когда она заговорит. Возможно, она была одной из тех уличных попрошаек, которая узрела богатого иностранца и взяла того на прицел, чтобы облегчить его карманы брюк от обременявших их монет. Странно, но она не походила на других маленьких собратьев, которых он заметил в день приезда. Собственно, она ведь еще не протягивала жадно ладонь. Что ж, он сэкономит время и себе, и девушке, отдав ей всякую бесполезную всячину, которая здесь принимается за деньги, а затем потребует, чтобы его друг купил ему бутылку самого лучшего французского шампанского, какая имеется в погребе этой гостиницы.

Пока сэр Джейсон в уме подсчитывал, какую сумму прилично дать стоявшей перед ним похожей на человека кукле, та расстегнула застежки, скреплявшие платье спереди, и позволила ему упасть с плеч. У него перехватило дыхание, когда платье оказалось возле ее ног, образуя изумрудную кучку; под платьем больше ничего не было. Как и у многих женщин Востока, миниатюрное тело было гладким, без растительности, и изумленные глаза сэра Джейсона тут же уставились на глубокий треугольник, в котором сошлись детские бедра, а ее прелесть оказалась совершенно обнаженной, там даже не было пушка, который прикрывал бы пухлые губы. Столь же пухлая шишечка ее исключительно развитого клитора выступала из них подобно рудиментарному пенису, ее кончик был светло-коричневым, а дальше принимал розовый и бледно-пунцовый цвет. Когда сэр Джейсон с трудом отвел глаза от столь соблазнительного видения, он заметил, что грудь девушки почти плоская, если не считать две скромные выпуклости, увенчанные подрумяненными сосками, напоминавшими ему сладости, которые он сосал в детстве. Вдруг он начал подозревать, что это хитрое создание подрумянило также пышный бутон своего клитора, ибо никогда не видел ничего столь цветистого.

Сэр Джейсон вздрогнул от шока и восторга, ибо впервые получил такой соблазнительный подарок. Воистину, то, что стояло перед ним, являя его взору малейшую деталь, было бы невозможно найти в родной Англии, а подобные нежные забавы заставили бы не одного из равных ему приподнять бровь. Сердце у него забилось быстрее, когда он увидел, что девушка забирается на диван и выделывает номера, свойственные сценической актрисе, однако искусственность движений нисколько не уменьшила его возбуждения. Она высоко поднимала свои детские ноги, раздвигая их как лезвия ножниц, чтобы лучше показать себя. В этом положении точные размеры ее большей частью закрытого клитора можно было лучше представить и рассмотреть, и сэр Джейсон взял его большим и указательным пальцами, затем потянул словно кусочек сахарной тянучки. Большой язычок был столь же эластичен, а его хозяйка демонстрировала поразительное умение вернуть этот придаток в прежнее положение. Воспользовавшись парой пальцев, как и сэр Джейсон, девушка двумя руками потянула в сторону оба эластичных кончика, заставляя эти коричневатые бутоны налиться кровью. Ее мизинцы были выпячены как у леди, держащей чашку чая, затем она обхватила один конец, другим и связала крылья плоти в рубиновый узелок. Тот уютно покоился в углублении ее лишенных растительности половых губ, украшая собой казавшуюся незрелой щель.

Через считанные секунды брюки сэра Джейсона лежали на полу, обнажив его собственный высокоразвитый придаток. Он нацелился на маленькое отверстие, сомневаясь, сможет ли оно вместить его внушительные габариты. Почувствовав ее сухость, он воспользовался слюной, чтобы облегчить продвижение инструмента. Отверстие нехотя уступало дорогу мускулистому древку, пока оно наконец не проникло внутрь. Узкие стенки прохода девушки сжимали чересчур нетерпеливый орган и сэр Джейсон еще больше раздвинул крохотные бедра, приподнял их и прижал к ее стройным плечам так, чтобы его шпага вошла до эфеса. В таком положении сэр Джейсон мог постоянно смотреть на заметный бутон ее огромного клитора, в то же время сверля ее девичье отверстие. Как он жалел, что не взял с собой фотоаппарат, чтобы запечатлеть изгибы этой части женской плоти, великолепной даже в неподвижном состоянии.