Фитц наклонился вперед, вызвавшись добровольцем.

— Я могу пойти...

Но голос Абрама перекрыл его голос.

— Я пойду с тобой. Давай. Пойдем.

Высокий басист оттолкнулся от стены и подошел ко мне, взял за руку чуть выше локтя и потянул к задней двери.

— Возвращайтесь через пять минут! — крикнул нам в спину Уиллис.

— Мы вернемся через семь, — парировал Абрам, потянув меня вниз по коридору на улицу, подальше от вони из мусорного бака.

Я вырвалась из его хватки, как только мы достигли тротуара, и скрестила руки на груди, не чувствуя холода ноябрьской ночи, потому что мои мысли путались, пытаясь соответствовать ритму биения моего сердца. Я точно не собиралась показывать Абраму свою грудь. Это было бы похоже на прыжок с пивных дрожжей на горячую сковородку и обратно.

Увидев Мартина на другом конце комнаты, я просто приросла к месту, не отрывая пальцев от пианино. Он казался ненастоящим, и я была уверена, что если моргнула бы, то он бы исчез.

Поэтому я не моргала.

В конце концов, Фитц потянул меня за сцену, и мне ничего не оставалось, кроме как моргнуть. Но когда я повернулась, Мартин до сих пор был там — все ещё стоял у бара рядом с красоткой, окруженный густым облаком высокомерия, по-прежнему глядя на меня — я чуть не упала в обморок.

Он не исчез. Он был настоящим. И очевидно, он увидел и узнал меня.

— Тебе уже лучше?

Я поняла, что мы с Абрамом прошли уже полтора квартала. Такое расстояние стало полной неожиданностью.

— Да. Мне лучше. Мы можем возвращаться.

Ложь, всё ложь. Я не чувствовала себя лучше. Меня тошнило. "Эта драма когда-нибудь закончится?!"

Мы продолжали идти вперед.

— Иногда ты говоришь, как робот. — Он не казался раздраженным, сказав это, скорее это было наблюдение, возможно, он просто хотел меня отвлечь.

— Правда?

— Ага. В основном, когда ты говоришь со мной.

— Ну, что я могу сказать? Ты обнаружил искусственный интеллект во мне.

Я услышала его смешок, когда он снова взял меня за руку, притягивая ближе к себе, когда мы проходили сквозь толпу мужчин, одетых в майки с логотипом «Нью-Йорк Никс», которые, вероятно, шли домой после игры в «Мэдисон Сквер Гарден». Пройдя мимо шумной толпы, я отодвинулась, чтобы вытащить руку из его хватки, но он не отпустил меня. Вместо этого он потянул меня в небольшой проем и развернул к себе лицом.

—Так и кто этот парень?

Я подняла на него взгляд и увидела, как он рассматривал меня с сдерживаемым интересом, который со стороны вечно язвительного Абрама чувствовался так, словно луч лазера указывал на мой череп.

— Какой парень?

— Тот у бара. Биржевой брокер, менеджер хедж-фонда, или что он там делает.

Я искоса посмотрела на Абрама, но ничего не сказала.

Он выгнул бровь, и я заметила у него шрам, проходящий через её центр. Шрам в паре с его крючковатым носом, скорее всего сломанным и не единожды, и длинные волосы придавали ему бандитский внешний вид, как у грабителя, склонного к дракам.

— Бывший парень, — заявил он.

Он явно вытягивал ответы из меня своим хулиганским колдовством.

Я поморщилась.

— Да... типа того.

Его губы изогнулись в усмешке, пока он всматривался в меня.

— Типа того?

— Нам нужно возвращаться. — Я не двигалась.

— Ты боишься его?

Я проигнорировала этот вопрос, потому что мне было слишком сложно ответить. Вместо этого я сказала:

— Прошло уже пять минут, как минимум.

— Он сделал тебе больно?

Я закрыла глаза, опершись на кирпичи в нашей маленькой пещере, и пробормотала:

— Мы сделали друг другу больно.

Молчание затянулось, я чувствовала на себе его взгляд, но едва замечала его. Мой разум и сердце сцепились в битве, и ни один из них не мог решить, что делать, что чувствовать или думать.

— Давай, пойдем.

И снова Абрам взял меня за руку, потянув за собой вниз по улице. На этот раз я не предприняла никаких усилий, чтобы отодвинуться. Как только мы добрались до первого светофора, он схватил мою ладонь, переплетая наши пальцы вместе. Даже сквозь туман в голове, я заметила это. Обычно я скрещивала руки на груди в универсальном знаке того, что мне не нравилось, когда меня трогали, но в этот раз позволила ему держать меня за руку. Я позволила себе успокоиться от этой связи, даже если он не мог предложить ничего, кроме этого.

Честно говоря, понятия не имела, что думать о Абраме, если он просто хотел успокоить меня, то зачем взял за руку... Так что я не заморачивалась.

Вскоре мы уже вернулись к переулку, ведущему к задней двери зала. Уиллис единственный находился за кулисами. Он остановился на полушаге, когда мы вошли.

— Вы опоздали, как Шеви на конкурсе по топливной эффективности. Десять минут уже прошло.

— Мы не опоздали. Мы пришли раньше, — растягивая слова сказал Абрам, сжав мою руку, прежде чем отпустить меня. Он подошел к кулеру, вытащив колу, а я снова села на ведро.

— Раньше? Ты сказал, вы вернетесь через семь минут. Уже прошло десять.

— Ага, но я имел в виду пятнадцать, — парировал Абрам, усмехаясь и пожимая своими широкими плечами.

Уиллис повернулся ко мне.

—Ты уже готова?

Я открыла рот, чтобы ответить, но Абрам прервал меня.

— Нет. Её рвало дважды за прогулку. Она не сможет играть, если ты не хочешь собирать остатки пищи со сцены.

Я снова открыла рот, чтобы сделать замечание. Но теперь Уиллис не дал мне договорить.

— Нет, нет! Ты останешься здесь, нельзя допустить слишком много помпезности на вечеринке с конфетти. — Он потер свою лысую голову и ушел, бормоча себе под нос: — Мы что-нибудь придумаем.

— Пожалуйста, — сказал Абрам между глотками "Колы", возвращая моё внимание к себе.

— Зачем ты это сделал?

— Теперь ты будешь передо мной в долгу.

От этого я еще сильнее нахмурилась.

— Я не буду перед тобой в долгу. Я не просила тебя о помощи.

— Отлично. Тогда я делаю это, потому что хороший парень.

Я покачала головой.

— Ты не хороший парень.

Он усмехнулся, выглядя довольным.

— Нет. Думаю, нет. Но ты хорошая девушка. Ты затронула бескорыстную сторону моей души.

— Хмм... — Я покосилась на него, ничего не сказав, но почувствовала себя немного лучше.

Вот оно, прямо здесь, этот обмен между мной и Абрамом и был источником улучшения моего настроения. Если бы я встретила его в прошлом году, то, вероятно, убежала бы в противоположном направлении. Но теперь я разговаривала с этим умным, харизматичным, бесспорно горячим музыкантом, и у меня не возникало желания рыдать.

Я официально повзрослела.

Разговаривала с парнем, который привлекал меня, но с которым я никогда не согласилась бы встречаться. Бонус: я не пыталась сменить тему на музыкальную теорию или использовать какую-то другую тактику отвлечения.

Абрам передразнивал мои косые взгляды, в то же время весело улыбаясь мне, и выбросил пустую бутылку "Колы" в мусорное ведро.

— Подожди меня после выступления, я отвезу тебя домой.

— Нет, спасибо, я поеду на поезде.

Он остановился напротив меня по дороге на сцену и поправил свой галстук-бабочку, прежде чем скользнуть своими длинными руками басиста в рукава пиджака. Пиджак был неладно скроен и немного мешковат на талии. Очевидно, он посчитал, что, подогнав по плечам, не стоило тратиться, чтобы ушить его внизу.

— Ты должна подождать. Помнишь? Если ты слишком больная играть на пианино, то тебе не стоит ехать на поезде.

— Я живу в Нью-Хейвене. Это довольно далеко.

Он пожал плечами, повернувшись, и пошёл к ступенькам, крикнув через плечо:

— Я люблю долгие прогулки.

Я услышала, как выключили музыку, и Фитц объявил следующий сет. Так и просидев на своем ведре со сложенными руками на животе, за три с половиной песни поразмыслила о своем выборе, стараясь при этом не думать о Мартине.

В конечном счете я решила, что подумала бы о нём, но не сейчас. На всякий случай, подождала бы с этим до дома, чтобы не расплакаться от мыслей о Мартине. Еще размышления о нём частенько приводили к сочинению песен. Я больше не собиралась использовать свои воспоминания о Мартине или чувства, которые вызвало его лицо, увиденное в толпе. Мне нравилось думать об этом как о перенаправлении своей тоски.

Да, думать о Мартине позже, с чистым листом бумаги, бутылкой вина и упаковкой салфеток было, несомненно, к лучшему.

Кроме того, я решила, что Абрам мог бы наслаждаться хорошей, долгой поездкой на машине в одиночестве. Сама же поехала бы на поезде.

Надев куртку и перекинув сумку через плечо, схватила ещё "Колы" из холодильника по пути к чёрному ходу. Я не видела необходимости оставлять записку — было бы лучше позвонить Уиллису утром и извиниться за то, что смылась.

Сделав десять шагов от дверей чёрного хода, увидела его, вернее, его силуэт. Огни города освещали его спину, оставляя лицо в тени.

Я остановилась. Всё замерло или замедлилось, или приостановилось. Это был неповторимый момент вне времени, сингулярность.

Затем Мартин подошёл, и всё завертелось снова.

Моё сердце грохотало о ребра, заставляя меня вздрагивать и краснеть, когда он вышел из-за угла здания. И я пожалела о своем отложенном решении не думать о Мартине. Мне нужно было разобраться со своими чувствами, потому что теперь эмоции душили меня, оставляя беззащитной. Я действительно не могла сформировать слова. Мартин стоял в конце проулка, дожидаясь, словно надеялся, что я заговорила бы первой.

Но что он ожидал от меня услышать? Мы были вместе всего неделю, и всё закончилось плохо. Я целенаправленно избегала всех упоминаний о нём — в Интернете и в других местах. Но не смогла ничего поделать с тем, что узнала некоторые подробности о Мартине. Я узнала, что он ушел из колледжа в прошлом семестре и переехал в Нью-Йорк. На счет остального догадалась сама: он стал великолепным чудо-мальчиком венчурного капитала.

Наше молчание затянулось, уверена, он ожидал, что я прервала бы его, словно мы были в середине разговора и настала моя очередь говорить, типа мяч был на моей стороне. В конечном итоге, стало очевидно, что я не собиралась менять наш вялотекущий разговор.

Он откашлялся, дотронувшись рукой передней части своего пальто.

— Паркер, — сказал он.

Я ощутила одно это слово всем телом, хотя это прозвучало как обычное приветствие. Но оно задело за живое, потому что я никогда не думала, что снова услышала бы его голос.

Переступив с ноги на ногу, я тоже прокашлялась, попытавшись сымитировать его непринужденную интонацию.

— Сандеки.

Последовал еще один длительный момент, при котором ни один из нас не издал ни звука. Это, по многим причинам, была странная ситуация — взять хотя бы то, что вокруг нас продолжала кипеть жизнь: люди торопливо шли по тротуару, машины, автобусы и такси со свистом проносились у него за спиной. Я слышала и ощущала метро под своими ногами, приглушенную музыку за спиной, вой сирены. Но мы оба стояли и молчали.

Внезапно он подошёл ко мне, сказав:

— Тебя подвезти?

Я покачала головой.

— Нет. Нет, спасибо.

— У меня есть машина. Ты живешь в городе?

— Нет. Все ещё в Нью-Хейвене.

— Вижу...

Он остановился в пяти шагах. Разглядывая мое тело сверху вниз, он засунул руки в карманы брюк, его восхитительные глаза, отчужденные и настороженные, наконец посмотрели в мои. Освещение улицы позволило мне хорошо его рассмотреть, в груди всё заболело от несправедливости. Я жадно вглядывалась в его черты, вглядывалась в его лицо, одновременно знакомое и незнакомое, словно воспоминание.

Он выглядел старше, мужественнее, появилась какая-то жёсткость в его лице. Казалось, Мартин стал на дюйм выше, а может и нет. Возможно, он просто вел себя по-другому. Не знала, как это было возможно, но парень производил больше впечатления, чем прежде, и пропасть между нами стала шире, чем когда-либо.

Это было тяжело. Моё сердце ныло.

Я думала, что повзрослела, выросла из этой подавленной девушки, превратившись в достаточно самоуверенную женщину, но теперь поняла, что у меня был ещё длинный путь впереди. Или, возможно, я всегда была бы отчасти глупой. Может быть, у меня это было заложено генетически — быть вечным ребенком. Стоя рядом с ним, я чувствовала себя самозванкой, словно притворщик, пытающийся играть роль взрослого.

Он рассматривал меня. Я видела расчётливый блеск в его глазах. Я была проблемой, которую необходимо было решить. Я чувствовала тяжёлый жар смущения, неловко поднимающийся от груди к шее. Прежняя Кэйтлин подняла бы руку и предложила бы стоять неподвижно, закрыв глаза, пока он не оставил бы меня в покое или подумал, что я превратилась в большой камень или живую статую.