Голова девушки бессильно поникла, занавес мокрых волос укрыл ее пылающее лицо. Она должна сказать ему о своем чувстве, о том, как специально дразнила его, флиртовала с Паоло, желая отомстить. Но как решиться? Хэлен не находила слов.

Виктор отбросил волосы с ее лица, запрокинув ее голову назад. Вокруг между тем сделалось совсем темно, и дождь лил уже в полную силу, но девушка видела, как блестят его глаза:

— Смотрите на меня, когда говорю, я увижу по вашему лицу, что вы лжете, если вы скажете сейчас, что не хотите больше всего на свете отдаться мне здесь и сию минуту. Посмейте заявить, что вы не желаете меня так же, как желаю вас я, и я назову вас самой последней лгуньей.

Прикосновения его тела жгли сквозь мокрую ткань одежды. Нарочито медленно одной рукой Виктор расстегнул пуговицы ее платья, и оно соскользнуло на землю.

Уэстон обхватил грудь девушки, не отрывая от ее лица пристально взгляда, который больно ранил ей душу. От прикосновения длинных гибких пальцев к ее телу пробежали электрические волны мучительного, острого желания. Но чувство это превратилось в ничто, когда он склонил темную голову и прикоснулся ртом к ее коже.

Экстаз, охвативший Хэлен, был почти невыносимым, ничего подобного она не могла бы вообразить в самых смелых фантазиях, и переполнявшее ее смятение вновь вызвало к жизни чувство стыда. Она жаждала его ласк с мучительной силой, но не так, как это происходит сейчас! Такого она не желала ни за что на свете! Собрав остаток сил, Хэлен попыталась вырваться, застучала кулачками по его спине, но Виктор легко перехватил ее запястья, зрачки его расширились, и в них девушка прочла насмешку. Безнадежное отчаяние охватило ее, из груди вырвалось судорожное рыдание, и Хэлен заплакала навзрыд, так горько, что сердце ее готово было разорваться.

Изо всех сил стараясь взять себя в руки, девушка почувствовала, как Виктор вдруг замер. Ее слезы смешались с дождем, несчастное маленькое личико выражало глубокое страдание. Какой-то миг они стояли, скованные общим напряжением, потом он со стоном привлек ее к себе и губами принялся осушать ее слезы. Хэлен бессильно поникла на его руках, прижалась к нему — с тех пор, как она поранила себе нижнюю губу, это была его первая нежность. А именно о его нежности девушка тосковала сильнее всего, к ней она стремилась!

Его руки ласково гладили ее обнаженную спину, с их прикосновением Хэлен наполняло чудесное тепло.

Наконец его губы коснулись уголка ее губ, задержались на одну томительно долгую долю секунды и заскользили дальше, медленным чувственным движением касаясь ее рта. Этот поцелуй был волшебным, инстинктивным выражением нежности, чудесной вспышкой желания.

По мере того как его поцелуй становился все более долгим и страстным, Хэлен, подставляя свои губы, ощутила вдруг ненасытную жажду. Она сомкнула руки на его шее, ее тело порывисто прижалось к нему. Мысль о неизбежности промелькнула в ее ошеломленном сознании, в то время как каждая клеточка тела упивалась небывалыми блаженными ощущениями, совершенно новыми для нее. Ничто не могло помешать тому, что должно было случиться. Это было предопределено давно, и ничего теперь не существовало, кроме их страстного и стихийного взаимного желания, глубокой первобытной страсти.

— Хэлен!

Маленькие руки нетерпеливо скользнули под его свитер, ноздри Виктора дрогнули, и он прерывисто выдохнул:

— Бог мой, Хэлен, как я хочу тебя, как ты нужна мне!

Он начал жадно целовать ее шею, грудь, щеки, быстро стянул с девушки остатки одежды, и она осталась нагая и, удивительно, не испытала никакого стыда, чувствуя только нетерпение скорее дать ему все, что он только пожелает.

Глаза Виктора с жадностью рассматривали каждый дюйм ее тела, потом их взгляды встретились. Хэлен увидела в глубине его зрачков мучительную жажду и с улыбкой протянула к нему руки, потому что для нее все муки остались позади, их место заняла упоительная уверенность. Она хотела, чтобы и он чувствовал то же самое, ей это было необходимо, и из ее горла вырвался стон, когда она увидела, как в его серых глазах вспыхнуло торжество. Он с силой прижал ее к себе, заключил в объятия нежное тело, и они опустились на мягкую сырую траву.

Девушка словно перешла в иное измерение, где не было ничего, кроме нее самой и любимого ею человека. Время здесь измерялось не в минутах, а в исступленном соединении рук, губ и взглядов, в страстном сближении тел, в вечной мелодии, сливающей воедино суровую властную мужественность и мягкую уступчивую женственность. Сердце Хэлен запело гимн любви, славящий полное соединение в неистовом порыве с мужчиной, безраздельно владевшим ее сердцем, мыслями и душой.

Виктор ощутил сопротивление ее девственной плоти, и Хэлен почувствовала, как он замер, замерло все вокруг. Он вдруг отодвинулся от нее, охватив руками свою голову. Девушка воскликнула:

— Виктор! Не надо! Не покидай меня теперь. О Виктор, я люблю тебя, я так люблю тебя!

Она увидела, как вздрогнули его плечи, и, привстав на колени, вскричала с отчаянной мольбой:

— Но почему, почему? Скажи мне, что случилось?

Виктор поднял голову и замер, из его губ вырвалось проклятье, нарушившее неподвижную тишину и потрясшее девушку. Проследив за его взглядом, она увидела на тропинке, невдалеке от них, неподвижную фигуру.

Дождь уже закончился, солнце пробилось сквозь быстро тающие облака, но этот человек держал над головой большой красный зонт. Этот зонт напоминал жирный восклицательный знак. Не успела Хэлен отметить эту деталь, как незнакомец повернулся, закрыл зонт и, опираясь на него, как на трость, пошел по тропинке назад.

Вспыхнув от смущения, девушка торопливо натянула на себя одежду. Промокшая ткань липла к телу, но ничто не могло сравниться с ужасным чувством, которое она испытывала. Виктор, наверное, тоже переживает сейчас не меньшее отвращение. Видимо, чутье подсказало ему, что за ними наблюдают, и он оставил ее потому, что ощутил присутствие постороннего.

Хэлен обернулась к нему, на ее ресницах дрожали слезы:

— Как я ненавижу любителей поглазеть!

Глаза Виктора мрачно блеснули:

— Здесь общественная территория. А человек этот не просто любитель поглазеть. Это Патрик Райт, мой шеф, отец Стефани.

11

Хэлен уложила малышей по кроваткам, поцеловала их в румяные щечки, подождала, пока их глазки затуманил сон, и бесшумно вышла из комнаты.

Чувствуя ставшую привычной тяжесть на сердце, сжав губы, она быстро спустилась вниз, вышла в теплый неподвижный воздух раннего августовского вечера и присела на крыльце, стараясь привести в порядок свои чувства, что в последнее время ей плохо удавалось.

Девушка пыталась убедить себя, что ее жизнь снова входит в прежнюю колею и скоро все потечет по-старому. Она вернулась из Португалии с горячей решимостью забыть Виктора Уэстона и все, что с ней там случилось, погрузилась в работу, нашла чистенькую квартирку неподалеку от конторы, выехала из цоколя, который разделяла с Дженни, все еще раздумывающей, стоит ли ей переезжать к Генри.

Сейчас она, взяв недельный отпуск, жила у отца в ожидании, пока в ее новую квартиру привезут купленную мебель. Но лихорадочная внешняя деятельность была бессильна избавить Хэлен от приступов мрачной тоски, и вместо того чтобы постепенно становиться все реже, они, напротив, наступали все чаще.

Она не могла забыть Виктора и не могла перестать любить его. Она любила его даже еще сильнее, чем прежде, теперь, когда понимала суть его души. Он всегда находился рядом с ней, преследовал ее и постоянно проникал в ее мысли, обходя бдительную стражу.

Возвращение назад на виллу после окончания рокового празднования дня рождения Клодии осталось черным пятном в памяти девушки. Виктор был молчалив и подавлен, упорно не реагировал на капризные реплики Стефани, которая тоже наконец замолчала и принялась смотреть в окно, по-детски обиженно выпятив нижнюю губу. А Дэйв, лукаво оглядев сырую и помятую одежду на Хэлен, откинул голову на кожаный подголовник и погрузился в сон до самого окончания поездки.

Патрик Райт, к счастью, остался погостить в доме Клодии. Для Хэлен это было единственным утешением. Когда он и Клодия провожали гостей, он сказал дочери, что приедет на виллу завтра. Клодия держала его под руку, и ее лицо сияло от радости, потому что он все-таки сумел выбраться и приехал на ее праздник. Хэлен чувствовала себя совсем больной от мучительного смущения и не поднимала на него глаз.

Остаток вечера она провела в своей комнате, а утром узнала, что Виктор уехал.

— Улетел в Лондон самым ранним рейсом, — объявил Дэйв Кронсби, встреченный Хэлен на пути в кухню, где она собиралась приготовить чашку черного кофе — единственную пищу, которую был способен осилить ее желудок этим утром. — Он просил передать это вам.

Дэйв протянул ей конфискованный Виктором портфель и, приподняв бровь, произнес сухо:

— Как я вижу, доспехи снова на месте.

Разумеется, он имел в виду ее темно-синюю юбку и строгую белую блузку. Хэлен пожала плечами — мнение Дэйва ее мало волновало, сейчас она старалась только не дать вырваться на волю потоку слез, которые внезапно подступили к горлу.

Виктор уехал! И не нужно было уметь предсказывать будущее, чтобы угадать, что он уже не вернется. По крайней мере, пока она здесь. Ни записки, ни прощального слова, только портфель. Хэлен открыла ему душу, призналась в своей любви. Если у него было сердце, почему он не нашел для нее хотя бы слово сожаления? Одно слово…

Видимо, его будущий тесть приказал ему уехать, взволнованно подумала девушка. Человеку, способному изменить его драгоценной дочери с другой женщиной, нет прощения. Хэлен не желала видеть его женатым на этой ужасной женщине, но она не хотела и того, чтобы он всю жизнь ненавидел ее за то, что она разрушила его карьеру. Несомненно, Виктор будет винить в случившемся ее, и, наверное, справедливо. Ему ведь удалось держать себя в руках до тех пор, пока она не раздразнила его, затеяв нелепый флирт с Паоло…

— Вы, часом, не заболели? — спросил внезапно Дэйв, пристально глядя на девушку. — Или вчера случилось что-то такое, о чем мне не следует знать? Виктор тоже был бледнее смерти, когда вечером пришел сообщить мне, что улетает, и передал ваш портфель.

— Правда? — Хэлен постаралась изобразить равнодушие. — Нет, я не заболела. — На второй его вопрос она не сочла нужным отвечать. — Я слишком много вчера выпила, — быстро солгала она и предложила, похлопав рукой по портфелю: — Теперь, когда он отдал документы, мы можем вместе поработать над ними. Ведь все-таки предполагается, что вы приехали сюда за этим?

К обеду девушке пришлось выйти, невозможно было прятаться бесконечно. Она испытала смертельный ужас, увидев за столом Патрика Райта. За весь обед она с усилием проглотила только одну ложку супа, несмотря на то что Райт разговаривал с ней с дружеской приветливостью, ничем не выдавая, при каких обстоятельствах видел ее вчера со своим будущим зятем. И Стефани вела себя нормально. Если бы отец рассказал ей, чему был свидетелем, она давно уже выцарапала бы Хэлен глаза.

Видимо, это означало, что Патрик Райт предпочитает смотреть на происшествие сквозь пальцы. Мужчины относятся с пониманием к подобным вещам. Вполне вероятно, что он не хочет терять первоклассного исполнительного директора. А Виктор, несомненно, представил неловкий инцидент как мимолетное развлечение с развязной девицей, которая сама навязалась ему — абсолютно ничего серьезного. Большинство мужчин весьма спокойно примут такое объяснение, многие легко простят подобный грех. И Патрик Райт, очевидно, один из них!

Аппетита абсолютно не было, Хэлен положила вилку и сказала:

— Извините, я хотела бы заняться работой.

Она уже почти вышла из комнаты, когда ее остановил мягкий голос:

— Вы разрешите отнять у вас минуту времени?

Хэлен напряглась. Вот оно! Сейчас Райт велит ей убираться вон. Сначала он приказал уехать Виктору, теперь ждет, когда удалится она, чтобы потом рассказать обо всем дочери.

Девушка с замиранием сердца обернулась и взглянула на грозного председателя правления фирмы «Райт и Грехем», ожидая прочесть в его глазах холодное презрение, но вместо этого увидела на этом немолодом лице удивительную смесь тревоги и сочувствия.

— Вы, наверно, скажете, что все это меня не касается, но считаю своим долгом предупредить вас. Вы играете с огнем. Я знаю Виктора уже много лет, восхищаюсь им и уважаю его, открыто признавая, что, хотя номинально возглавляю фирму я, не кто другой, как Уэстон, является ее мозгом, обеспечивающим успех. Он мне почти как сын. Но в то же время я не питаю никаких иллюзий. Если ваши отношения с ним будут продолжаться и дальше, вас ждут серьезные огорчения.