Он положил на стол вилку и нож и откинулся на спинку стула, рассеянно обхватив длинными пальцами бокал с ледяной водой.

— Источники финансирования наших исследовательских работ, например. Описания новых, качественно новых препаратов, над которыми работает наша лаборатория. Информация, очень полезная для конкурирующих фирм. А у вас в довершении всего есть под рукой покупатель. Репортер — мне показалось, что я узнал его, и последующая проверка подтвердила, что я оказался прав, — тот самый малый, который стремился всех затащить в кровать. Всех в одну кровать? Или его порочность все же не зашла так далеко?

Одна из темных, резко очерченных бровей вопросительно приподнялась. В его интонации не было ни тени юмора.

— И если информация попадет в чужие руки — в подобные руки с вашей помощью, — это может нанести Райту и Грехему непоправимый ущерб.

— Но этого не случится! — взорвалась Хэлен, оскорбленная до глубины души тем, что ее профессиональная честь подвергается сомнению, и горя единственным желанием — дать понять наконец этому нахалу, что она вовсе не то продажное ничтожество, какое рисует ему воображение.

С невозмутимостью, которая могла свести с ума, он едва заметно пожал плечами под дорогим, отлично сшитым костюмом:

— Может быть, а может, и нет. Кто знает? В любом случае, — он бросил на стол салфетку, давая понять, что неприятное интервью закончено, — я не намерен рисковать.

В голове у Хэлен стоял туман. Она словно выдержала десять раундов в битве с чемпионом и чувствовала себя разбитой и оглушенной. Но необходимо было как можно быстрее взять себя в руки, прежде чем он расплатится с официантом и уйдет, оставив ее наедине с тарелкой нетронутого салата и жалким будущим.

Пытаясь говорить спокойно, словно ее лицо не было пунцово-красным от гнева, девушка вскинула острый подбородок и, не давая себе отчета в том, что в ее зеленых прищуренных глазах вспыхнул угрожающий огонь, внятно произнесла:

— Перед тем как вы скажете еще что-нибудь в подобном духе, вы могли бы, по крайней мере, дать высказаться и мне.

И, не обращая внимания на то, что его выразительные глаза сразу же со скучающим выражением прикрылись тяжелыми веками, Хэлен как можно более подробно обрисовала события, которые предшествовали ее выпадению из автомобиля, и окончила свой рассказ словами:

— А Рики и Робин — мои племянники. Элизабет — это моя сестра — сейчас в турне по Греции со своими друзьями. Мы с отцом буквально заставили ее участвовать в этом путешествии. Она занималась день и ночь, чтобы защитить университетский диплом, и очень нуждалась хотя бы в кратком отдыхе, перед тем как начнет работать в литературном агентстве в Брумли. И я действительно не знаю, кто отец ее малышей!

Чувствуя, что ее обычно спокойный и сдержанный голос возвысился до интонаций торговки рыбой, Хэлен передохнула и отвела взгляд от лица Уэстона, а тот молча разглядывал ее булочку, лежавшую на блюдце, от которой девушка, не осознавая того, отчаянно отщипывала крошки.

— Четыре года назад, когда Элизабет было восемнадцать, — проговорила Хэлен уже более спокойно, — она работала в регистратуре в маленькой гостинице в Орлингтоне. Временно, еще до поступления в университет. Папа всегда настаивал, чтобы мы учились, набирались знаний, где только возможно, сам он раньше преподавал в колледже.

На ее губах впервые появилась слабая улыбка, затем она пожала плечами.

— Элизабет всегда мечтала работать с книгами — в издательстве или литературном агентстве. Но вот тут ей и встретился кто-то, увлек ее, и она, как говорится, забыла обо всем на свете. — Хэлен снова пожала плечами, выражение ее лица говорило, что сама она с трудом верит в подобные вещи, и решительно продолжала дальше: — В то время я как раз сдавала выпускные экзамены в университете и не знала, что происходит с сестрой. Но отец о чем-то догадывался. Элизабет стала редко бывать дома, а когда приходила, вела себя странно. Скоро открылась правда — она ждала ребенка. Тот тип обещал ей жениться, уверял в своей вечной любви, и она поверила ему… — Голос Хэлен стал суровым. — А когда он узнал, что она беременна, вместо того чтобы назначить день свадьбы, сообщил ей, что уже женат и имеет троих детей. Больше она его не видела.

— И она не сказала, кто он? — спросил Уэстон, и его сухой тон дал понять девушке, что во все услышанное ему верится с трудом.

— Нет. — ответила Хэлен твердо. — Элизабет говорить про него отказалась. Она наверняка смогла бы разыскать его и потребовать материальной помощи, но хотела забыть о нем, вычеркнуть его из своей жизни, и мы с папой поддержали ее в этом решении.

— Думаю, что появление близнецов несколько затруднило выполнение этого решения. — Угол его рта пополз вверх в иронической усмешке, и Хэлен, вздрогнув, снова отметила затаенную, скрытую чувственность этих губ. На какой-то миг ей захотелось ударить его, но она сдержала себя и быстро произнесла:

— Никто из нас никогда не думал о малышах, иначе как о членах нашей семьи. Все мы страшно любим их. Папа помогает Элизабет заботиться о них всю неделю, а я приезжаю домой на выходные и вношу свою лепту, даю папе возможность отдохнуть. Их рождение никого не шокировало, мы их просто обожаем.

— Вы ни разу не упомянули о своей матери. — В этом вопросе девушке послышались какие-то новые, человеческие нотки, она заметила его быстрый настороженный взгляд, и в ее душе шевельнулась надежда, что Уэстон наконец-то начал ей верить. Эта надежда заставила и ее смягчить свой голос, когда она проговорила тихо:

— Мама умерла четырнадцать лет назад, нас вырастил отец. Он посвятил свою жизнь нам, это было единственное, для чего ему оставалось жить после смерти матери. Отец, только захоти, сумел бы найти себе новую любовь, женился бы, тогда ему не пришлось бы приносить в жертву свою карьеру, как он сделал, а мне не пришлось бы замечать с горечью в редкие минуты, когда отец был уверен, что его никто не видит, выражение глубокой тоски и одиночества в его глазах.

— Итак, теперь ваш отец стоит перед новой и обременительной проблемой — как вырастить уже второе поколение, фактически в одиночку, как я понял, и все потому, что у его дочери не хватило здравого смысла сдержать свои порывы.

Напыщенный, самодовольный, бессердечный ханжа! Хэлен даже скрипнула зубами, чтобы не дать вырваться наружу необдуманным словам, которые она жаждала бросить ему в лицо, припомнив к тому же его недавние угрозы, его намерение — если он всерьез собирается привести его в исполнение — сломать ее карьеру.

Он был так не прав! Элизабет обманули самым бесчестным образом. Сердце ее было разбито, потому что она любила того человека и верила, что он тоже любит ее. Ее жизнь могла бы сломаться навсегда, но у сестры была сильная воля, и она не допустила этого, а Хэлен и отец одобрили ее решение родить. Они устроили семейный совет и обсудили положение дел. Элизабет окончит университет и получит диплом, а когда дети чуть подрастут и хлопот с ними прибавится, отец уйдет с работы и даст возможность молодой маме завершить образование. Хэлен тоже желала ей помочь. Она приезжала каждую неделю, кроме того, оказывала посильную финансовую поддержку, потому что государственные пособия на детей составляли жалкие гроши. Как может этот человек утверждать, что они переложили всю ответственность на плечи отца? А малыши, разве они были для семьи «обременительной проблемой»? Они были радостью!

Сердитый взгляд зеленых глаз скрестился с его взглядом. Девушка увидела в глазах Уэстона холодное осуждение и поняла, что не сможет отказать себе в удовольствии поставить его на место. Ведь в конце концов, причины, по которым он хочет отстранить ее от работы с Райтом и Грехемом, отсутствуют, а вряд ли он станет требовать ее отстранения за то, что она недостаточно почтительна.

— Вы всегда были таким непогрешимым моралистом, мистер Уэстон? — спросила она самым вкрадчивым тоном, на какой только была способна. — Это приобретенное вами качество, или вы таким родились? — Она взяла сумочку, решив, что последнее слово в этом свидании, которое принесло ей новые обиды и переживания, останется за ней, — Разве вы в восемнадцать лет не совершали ошибок, о которых вам потом приходилось жалеть?

Но Виктор Уэстон, по-видимому, родился с неподверженной человеческим слабостям душой, в которой заключался весь мировой опыт, презрительно подумала Хэлен, вставая, чтобы уходить. Она не могла бы представить его уязвленным, незащищенным перед обидой и предательством. И все же выражение, на один миг промелькнувшее в его глазах, неожиданно подсказало ей, что она нечаянно затронула какое-то чувствительное место, оживила, может быть, нежелательные воспоминания, о которых он предпочел бы забыть… Интересно… Слишком интересно, чтобы дать это заметить посторонним. Его лицо снова стало невозмутимым, и он велел негромко:

— Сядьте. Я еще не все сказал.

Хэлен села, ощутив новый прилив раздражения. Ей надо проследить за своим языком. Чем дольше она разговаривала с Уэстоном, тем сильнее ее охватывало желание ввязаться в скандал. Он постоянно заставлял ее терять самообладание.

— Извините. — Она независимо вскинула голову. — Но я подумала, что все сомнения уже разрешились.

Может быть, теперь он и в самом деле собирается поговорить о налоговой декларации? Вопрос о ее моральном облике казался Хэлен исчерпанным. Или вдруг, подумала она, впрочем, без особой надежды, он хочет извиниться? И девушка недоверчиво взглянула на него, не слишком веря, что это произойдет. Он холодно произнес:

— Я все еще не пришел к окончательному выводу. Исходя из рассказанного вами, вы или в самом деле так бескорыстны и мужественны, какой хотите казаться, или же вы законченная лгунья.

Уэстон положил руки на подлокотники кресла, его серые глаза пронзительно взглянули на нее поверх сложенных пирамидкой пальцев.

— Ваше поведение лично меня не касается вовсе, так что не стоит обвинять меня в желании морализовать. Но ваш образ жизни делает вас уязвимой для всякого рода предложений — надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю? Я уже сказал, что документы фирмы содержат деликатную, высоко секретную информацию, за которую наши конкуренты готовы заплатить немалую сумму. Или же некоторые сомнительные газеты с удовольствием используют ее как сенсационный материал для передовицы: «Очередное Чудо-Лекарство! Панацея от Всех Болезней или Смертельный Яд?» Я вполне готов допустить подобную возможность!

Он намеренно понизил голос, давая понять, что последнее слово уже произнесено и что предмет обсуждения достаточно утомил его. Девушка втянула в себя воздух, отчаянно пытаясь вернуть самообладание, обычно никогда ее не покидавшее, но теперь, по-видимому, окончательно ей изменившее. Ее внутренняя борьба, должно быть, отчетливо отразилась на лице, потому что Виктор вдруг опустил руки и улыбнулся. И эта улыбка оказала на Хэлен необыкновенное, ошеломляющее действие — она почти заставила ее забыть о его убийственном мнении о ней, о его упорном нежелании поверить в ее порядочность. Но так продолжалось только до тех пор, пока он не заговорил снова:

— Не стоит так мучиться, чтобы стараться принять облик кроткой невинности, мисс Килгерран. Я ведь видел вас в абсолютно ином облике, припоминаете? Черные ажурные чулочки — немного, правда, порванные на коленях, но от этого не менее соблазнительные. Декольте, которому позавидовала бы любая красавица из «Плейбоя», и, с позволения сказать, юбочка, которая даже не поддается описанию… Да, и кроме всего прочего, мисс Килгерран, вас выдают глаза. Они пылают гневом и мечут зеленые молнии, когда я говорю что-либо, что вам неугодно слушать!

Противная, язвительная, злобная свинья! С каким удовольствием Хэлен плеснула бы ему в лицо остатки минеральной воды из своего бокала, но она решила вести игру до конца.

— Я уже объясняла вам, почему я оказалась одетой подобным образом, мистер Уэстон, — девушка не ожидала, что сумеет сохранить терпеливо-сдержанный тон. — И вам стоит лишь еще раз проверить, чтобы удостовериться в происхождении близнецов. Элизабет вернется домой в среду, но, если вам некогда ждать, я уверена, что мой отец будет рад принять вас и ответить на все интересующие вас вопросы.

Вот вам, мистер Уэстон, в сердцах воскликнула Хэлен про себя, внешне оставаясь совершенно спокойной и невозмутимой; однако она чувствовала, что если Виктор Уэстон позволит себе еще одну бестактность в ее адрес, то в него полетит уже не только бокал с водой, но и тарелка с недоеденным салатом. Однако до этого дело не дошло: Уэстон потребовал у официанта счет и опять откинулся в кресле. Только после этого он удостоил ее взгляда, в котором читалась снисходительная готовность внимать объяснениям девушки. И ему вовсе не обязательно было зевать, чтобы подчеркнуть свою скуку, — о ней красноречиво говорил его тон, когда он равнодушно заговорил, лениво растягивая слова: