— Выдал бы другого уже давно, чтобы победить.

— Но не забывай о том, что один доминирует, а другой принимает его правила. А значит будьте очень внимательны. Реципиент рано или поздно допускает ошибку.

— Подобно подражателю преступника?

— Именно! — кивнул утвердительно профессор, а я начала наматывать круги на месте.

— Лика?

— Ммм, — я хмыкнула и опять посмотрела на мужчину.

— Если тебе трудно, переключись на работу вплотную. Но ты должна быть готова к откату. Поэтому я прошу тебя, не как твой доктор или куратор. Я прошу тебя как отец, который очень переживает за тебя, как за собственного ребенка. Отпусти это, Лика. Дай ситуации развиваться самой. И ради Бога, не включай психиатра, когда вы опять окажетесь в кровати.

— Дядя Олег! — я чертыхнулась и прикрыла с досадой глаза.

— Он придет, Лика. И ты это знаешь. Поэтому прекрати грызть себя.

— Ему двадцать. Он богач и в любом случае, даже будь между нами здоровые отношения, ничем нормальным это бы не закончилось, — парировала, но в ответ услышала неоспоримый факт.

— Тебе его кошелёк помешает с ним спать? Сказать тебе как твой доктор? — Анастасов приподнял бровь, а я просто стала ждать его слов.

— Это может быть твой единственный шанс, Малика. Его может больше не быть. И ты сама это понимаешь.

— Понимаю, — я опустила голову, а мужчина тихо закончил:

— Мне пора, Лика. Береги себя.

— И вы берегите себя, Олег Александрович. Спасибо.

— Если бы моё "не за что" было не нужно, было бы намного лучше. Пока.

— До свидания, Олег Александрович!

Связь пропала, и на экране высветилась наша последняя переписка с профессором, а я застыла.

Обернулась к стене, у которой до сих пор лежало "синие пятно". Я взяла рюкзак в руки, и хотела поднять платье, но моя рука застыла и начала дрожать.

"Не хочу убирать это. Хочу вернуться домой и увидеть эту картину снова. Пусть я чокнутая дура, но этот кусок тряпки, даже выбрасывать не хочу. Не могу…"

Дорога до департамента заняла слишком много времени, за которое я опять познала все прелести пограничного состояния апатии и эйфории.

"Выключи психиатра, Лика" — звучали в голове слова профессора, и выйдя из такси я так и сделала.


И это, мать его, всё только усугубило. Потому что теперь я мыслила, как ненасытная и недотраханая барышня, которая через каждые пять минут вспоминала, что в ней наконец побывал реальный член. Но ей оказалось этого слишком мало.

И этот идиотизм продолжался весь рабочий день.

— Она просто сидит и нагло издевается! — Ли Ю Чон вскипал с каждой секундой всё больше.

Узкое пространство аппаратной за зеркалом вмещало сейчас троих людей, и меня душило их присутствие. Не давало дышать, но я пыталась успокоить внутреннее раздражение.

"Срань… Я словно целку трахаю!" — глухой рык в ушах заставляет прикрыть глаза и начать дышать глубже, пока в вырезе пиджака, под обычной рубашкой по коже ползёт струйка пота и задевает именно те места, где его губы ко мне прикасались. Она словно издевается надо мной. Весь организм, будто начал экзекуцию над своей хозяйкой, постоянно возвращая в тот момент, когда я чуть не задохнулась от оргазма, который даже будучи здоровой не испытывала так ярко. Я как дура, стояла в этой проклятой аппаратной и не могла даже с места сдвинуться. Умом я понимала, что произошла непоправимая глупость, и самая жестокая и ужасная вещь, которую я совершала вообще в жизни.

— Зачем вызывать на допрос дочь известного бизнесмена, зная что она ни хрена нам не скажет? — инспектор Шанель вернул меня в реальность и я встряхнула головой.

— У Бон Хи не дура и будет молчать и дальше. Тем более уже удача, что она пришла сюда, — продолжал ворчать Шанель, а я начала наблюдать за Хон Джином и тем как он вместо того, чтобы допрашивать девушку, пялился на её ноги.

— Тупая мужская особь, бл***! — выругалась на родном и схватила папку с делом, вылетев из аппаратной.

Два шага влево и моя рука хватает ручку от дверей допросной. Первые пару секунд Доминант просто застыл на мне взглядом, а потом нахмурился, видимо не понимая, что происходит.

Но мой выброс агрессии уже было не остановить. Я находилась в таком состоянии, что легче просто удавиться. А всё из-за этого глупого пацана. Из-за его рук, тела, губ и голоса. Именно последнее вызывало такое возбуждение, что у меня просто перехватывало грудь и лёгкие, лишь вспомнив его тяжёлое и горячее дыхание. Это невозможно остановить. Это подобно фильму на повторе. Рука хватает меня за ногу, и с силой проводит ладонью вверх, а у меня перед глазами не зеркало допросной, а полумрак коридора, его лицо и глаза. То как он кривиться, когда делает движение телом и на выдохе, тяжёлом и настолько горячем, сминает и сжимает мои губы своими. И это было так приятно, настолько что у меня голова от этого шла кругом и хотелось дать ему того же. Прижать к себе, обнять и подарить ласку, но я не способна на это. Я не могу любить этого парня, не могу прикасаться к нему, так как хочет моя больная девочка внутри. А именно она отвечала на его стоны и реагировала на его тело и то что он делал, так словно просыпалась и тянулась к Хану.

Я вспоминаю это, и мне хочется выть от боли, потому что видела своими глазами к чему привело то что мы сделали. Я правда наслаждалась этими воспоминаниями, но ровно до того момента, как не вспоминала, что натворила, и какой страх испытал Хан, увидев наконец кто я на самом деле.

Поэтому прямо сейчас встала над девушкой, которая с опаской мне поклонилась и наигранно улыбнулась:

— Вы английский понимаете? — холодно спросила и оперлась руками о стол, нависая над ней.

— Плохо, госпожа. Но зато моя память запомнить, что я вас видеть совсем недавно в Паноптикум. Это же вы девка Хан Бина?

Злость и ярость поднялась новой волной. Мозг дал понять, что это ещё и потому, что мне действительно мало трёх оргазмов, от которых можно было спокойно отключиться, потому что экстаз был вполне возможен в руках этого малолетнего засранца. Мне было мало его. Мне стало мало всего и это естественно. Психотерапевт Малика Адлер прекрасно понимала, что происходит. Секс это тот же наркотик. Вернее интимная жизнь и процесс близости необходим любому человеку. А я сдерживала свои инстинкты из-за фобий и страха годами. И вот внезапно мне дали всё, чего я была лишена. И даже больше, потому что переспала я с двадцатилетним парнем у которого шикарное тело и прекрасные умения, что тоже немаловажно, мать его. Поэтому сейчас наркоман сорвавшийся с крючка переносил ломку. И первая её стадия — найти способ добраться до новой дозы. Снова ощутить, как это, когда тело превращается в оголенный нерв и ты хочешь… Хочешь! Хочешь!!! А не можешь, бл***!

Я прикрыла с силой глаза, но потом взяла себя в руки и посмотрела на девушку с ещё большей злостью.

"Мне честно тебя жаль. Очень жаль что ты попала под мою горячую руку. Но я ничегошеньки не могу поделать," — даже мысленные извинения перед девушкой звучали как злобное шипение в моей голове. И я знала, что наступит и вторая стадия — откат. Я знала и ждала, когда меня накроет катарсис и решу, что в этом мире я полное ничтожество и не имею права существовать вообще!

— Тогда, молодая госпожа, позвольте девке, провести вам экспресс курс английского и анатомии! — тихо и холодно прошептала ей в глаза и открыла папку, бросив фото с места обнаружения тела Ангелины и самого трупа.

— Узнаете эту хостес, госпожа? Или мне показать вам её лицо, которому тоже провели фотосессию! Последнюю в жизни! — рыкнула, а Хон Джин попытался меня остановить, но я на него так посмотрела, что лучше бы ему заткнуться и молчать.


Девушка застыла взглядом на изуродованном теле Ангелины, а потом отвернулась.

— Знаете, как отличить желто-синюшные ссадины на теле от жёлтых и почти багровых? Первые прижизненные, а вторые посмертные. Это первый урок из анатомии, но не живого человека. А вот это видите, — я указала пальцем на посиневшие бедра и порезы, — Это следы от веревок, они тоже синие и с кровоподтёками. Знаете, что нужно вытерпеть, когда тебя вот так связывают? Это как вскрыть нарыв от ожога и тереть по нему часами. По одному и тому же месту!

— Перестать… — прошептала Бон Хи, а я выпрямилась:

— Это же вы доложили охране, что в клубе полиция? — резкий вопрос, и она наконец раскрывает рот и отвечает:

— Да.

— Зачем вы это сделали? — складываю руки на груди, а Доминант хочет вмешаться, но снова умолкает, когда девушка начинает говорить:

— Паноптикум не просто быть клуб, госпожа инспектор. Это очень ценная место для публичная люди. Но и опасное. Если бы кто-то узнать, что мы знать и скрывать факт вашего пребывания в клубе… — Бон Хи запнулась, но потом покачала головой и продолжила, — Хан Бин-ши мог пострадать из-за вас. Никто не знать, кто владеет этот клуб. Но все знать, что это единственный место, где мы можем отдохнуть от публичности. И…

— Быть собой, — закончила я и переглянулись с Доминантом, продолжив:

— Кто такая гейша и почему ей позволили выступить на арене для айдолов? Вы же ревностно относитесь к таким вещам. Там бы даже трейни не дали выйти на сцену.

— Она заплатить. Мы не знать сколько, но она заплатить.

— Это та девушка? — я достала распечатку из записей камер видеонаблюдения публичного дома, но Бон Хи скривилась.

— Я не знать. Мы видеть её только два раза. И оба, гейша быть с сильным "мейк ап".

— Сильный мейк-ап? Это как? — я нахмурилась, а девушка глубоко вздохнула и опять посмотрела на фото Ангелины.

— Я не уберу их пока вы, госпожа У, не расскажите мне всё, что знаете, — Бон Хи отвернулась от снимков и продолжила.

— Я не знать как это сказать на английском…

— Так скажите на корейском! — отрезала я, и пробубнила на русском, — Прости Господи…

Девушка начала что-то блеять, а я вскипала всё больше. И причиной было её это "девка Хан Бина".

— Что она сказала? — я обратилась к Хон Джину и он тут же перевёл:

— Говорит, что видела такое лишь перед выступлениями в театрах или на сцене. Айдолы обычно делают такой макияж. Актерский грим.

— Актерский грим? — я повторила и взяла распечатку в руки.

На фото действительно была девушка. А так как азиатки, да и вообще азиаты очень похожи между собой, то мы опять были в тупике. Единственная отличительная черта это этот демонов ханбок, и антураж, который она вокруг себя создавала.

— Особые приметы у этой… дамы были? Может какие-то особые жесты, или просто что-то, что показалось вам не обычным, Бон Хи-ши? — снова глянула на девушку, а она застыла взглядом на моих перчатках.

— Перчатки. Оба раза она быть в эластичных кожаная перчатки как ваша, госпожа инспектор. И… Пудра, которой мажут лицо. Это быть очень необычная вещь. Она носить её с собой в очень дорогая пудреница.

— Рисовая пудра, — пробормотала и вспомнила слова японки, — Это какой-то рецепт или что? Как это достать или купить?

Бон Хи приподняла брови и хмыкнула, а потом покачала головой:

— Это быть рецептура очень старых времён. Это делать своими руками. Или под заказ.

— Хон Джин, ищите все магазины, которые продают это, или все фирмы, которые могут делать под заказ, — я кивнула мужчине, а он так холодно на меня посмотрел, словно я его унизила.

Но мне было опять откровенно наплевать. У меня гудела голова, подкашивались от нервного напряжения ноги, и меня бесило всё. Проще говоря такой живой, я себя давно не помнила. Словно клубок проклятых нервов. Сплошной и хорошо затянутый, который мог прямо сейчас вообще открытым текстом обложить любого матом.

Доминант собрал свои папочки и писульки, а я опять обратилась к девушке:

— Кто ещё был знаком с этой женщиной, и сколько ей примерно лет?

— Кроме нас это быть половина Паноптикума, — быстро ответила девушка, а я задала следующий вопрос:

— Ты же врёшь! Отводишь глаза вправо, когда говоришь и обдумываешь, как соврать, Бон Хи. Говори! — я упустила формальное общение и опять наклонилась к девушке.

— Она с кем-то уединялась в тех кабинках? И это были девушки, так?

— Да, — со страхом ответила Бон Хи, а я поняла, что мы запутались окончательно.

Если это так, то почему она их не убила? И почему не закончила с Хатори, и тоже оставила в живых? Может это и есть те ошибки, о которых говорил Анастасов.


— Это ещё быть не всё, — тихо прошептала девушка, и кивнула на микрофон, который писал допрос.

Я поняла её сразу, и отключила запись.

— Говори!

— Ни одна из них не помнить, что с ними происходить внутри. А это значит, что их накачать чем-то. И если это быть наркотик. Нам всем конец. Нитизены итак водить сплетня о секретный клуб, и если хоть кто-то узнать, что там происходить подобное… Вся наша репутация развалиться на части за момент, госпожа. Мы хоть и богатые, с именем, но наша закона знать. И наркотик это ещё и грех перед Небесами. Поэтому я не могла говорить. И поэтому рассказать о вас охрана. Я испугаться.