А потом развернулся и прижал к себе, заглядывая в глаза:

— Ты уставшая, наэ хетсаль! Что случилось? — прошептал и зарылся всей пятернёй в мои волосы, массируя затылок, — Опять Анна капризничала?

— Нет, но ты продолжай! Это охренительно приятно!

— Эксплуататорша! — тихий гортанный шепот пронесся у моих губ, и я растворилась в глазах напротив, потому что так мог целовать только Хан.

Ненасытно, с силой и забирая все без остатка. И чем старше он становился, тем сильнее нуждался во мне, а я в нем.

— Анна точно спит? — Хан подхватил меня под бедра, и я усмехнулась ему в губы, пока он шел в сторону выхода.

— В прошлые сто раз, когда она соскучилась по папе и не видела его хоть пару часов… — он толкнул дверь ногой и она хлопнула за нашей спиной, — …нет. Анна совершенно точно окажется у нас в спальне.

— Тогда госпожа, мы переходим в режим экстрим, потому что я сожрать тебя готов прямо в этом кукурузном поле! — Хан застыл посреди двора, и начал осматривать мое лицо, — Знаешь, а смотреть на тебя на фоне такого шикарного вида над головой, вообще оргазм. Идём…

— Нет… Я на такой экстрим не согласна, — начинаю брыкаться, но кто меня слушает.

Этот болван начинает уверенно идти прямо в кукурузу, а потом резко тормозит, и кривит красивым лицом. Его глаза становятся ещё уже, и я вижу лишь часть темных омутов.

— Ты простынешь! Поэтому я передумал! Идем в другое место, — тихо шепчет, а потом заговорщицки добавляет, — Я кое-что тебе покажу, пока наша заноза не нашла и этот "домик".

— Ты построил лежбище для постельных утех в кукурузе? — хватаюсь за его плечи удобнее, а он хохочет.

— Бери выше! Я выстроил целый дом на дереве.

Я вскинула брови, и вот вообще не поняла, как упустила такой момент из виду.

— Это когда ты успел? — мы обошли правые конюшни, и встали перед несколькими деревьями, за которыми, начиналась гряда холмов, и это уже были земли Лакфортов. Наших соседей.

— Смотри! Ей понравится? — он опустил меня на ноги, и развернул к тому, что называл "домиком на дереве".

— Хан, она не выйдет отсюда никогда. Мы потеряем ребенка для общества. Это же дворец, а не детский домик на дереве.

Хан обнял меня со спины, и мягко поцеловал в шею:

— Ты хотела чтобы я построил сарай для нашей дочери? — губы повели вверх, по скулам и щеке, а я начала чувствовать истому по всему телу.

Это настолько нежное и теплое чувство, что мои глаза закрылись сами, а дыхание стало тяжёлым, с гулкими ударами в груди. Так было всегда, когда я тонула в этом мужчине. Просто забывала, где мы, что вокруг, а иногда и не хотела этого замечать.

Как сейчас, когда держалась за его плечи, целовала в ответ и забывала обо всем. О том, что прижата к жёсткому стволу дерева, о том, что вокруг нас гулял прохладный ветер. А всё потому что, могла замечать лишь его глаза, чувствовать лишь его движения во мне, и то насколько это было нежно, насколько это всё было моим. Хан был моим…

Сейчас, оборачиваясь взглядом назад, в своё прошлое, мне порой становится страшно. Настолько, что я закрываю с силой глаза и отгоняю саму мысль, что могла и не встретить его. Могла и дальше оставаться в своей клетке, и жить только ради борьбы со своей и чужой болью.

Мне страшно, что он мог и не захотеть построить мир, в котором я проснулась на следующий день, вышла во двор, и смотрела на то, как Хан катает на лошади Анну, а она кричит: "Вперед, аппа! Хочу быстрее!" И звонко смеётся.

Мне страшно, потому что это всё могло оказаться моей выдумкой. А я могла и дальше лежать с палате, и просто выдумывать это, чтобы чувствовать себя живой.

Но это было правдой. Это стало моей историей о том, как насилие и ненависть способны разрушить всё. И как это всё может собрать обратно любовь. Чувство чужого мальчишки, с другой реальности, с другими правилами, который ради меня бросил всё и повзрослел настолько быстро, что у меня до сих пор болит сердце из-за того, что по моей вине, он прошел через подобное. Но Хан никогда не узнает об этом. Я никогда не скажу, что мне его жаль, я буду говорить лишь насколько люблю его.

Это чудо, которое ворвалось в мою жизнь, окрасило чёрно-белые тона в яркие краски и подарило мне счастье.

— Омма!

— Наэ хетсаль, а ну-ка иди сюда!

Я помахала им рукой, и спустилась с крыльца. Широкий вольер, обступили парнишки Лакфортов. Они часто прибегали к нам. Я обошла их по дуге и вошла в вольер, махнув рукой и девчонкам, которых привез Брэд. Наш управляющий.

— Чего ты копаешься? Иди сюда! — Хан спрыгнул на землю и резко подхватил меня, заставив сесть за Анной, которая тут же потянула ко мне руки и я её обняла.

А потом почувствовала как Хан сел позади нас, и схватился за поводья.

— Анна! Руководи! — прозвучало над моим плечом и я прижалась к груди Хана, нежно проводя рукой по его бедру.

— Не проказничай, нэ агашши! — горячий шепот коснулся моих волос, но ответила не я.

— Хорошо, аппа! — Анна схватилась за вторую пару поводья, а я нахмурилась:

— Так! А мне за что держаться?

— Аппа будет держать омма, пока я буду держать Звёздочку, — было мне ответом, и Анна потянула за вожжи.

— Эге! Анна, чушим! *(Анна, потише) — мягко шикнул Хан, когда лошадь подалась слишком резко вперёд.

— Йее, аппа! Чосомнида! — Анна потянула мягче, и лошадь спокойно поскакала в сторону выезда.

— Умница, — я обхватила её рукой, и мы спокойно выехали на тропинку к холмам.

— Эй, хозяева! Вас когда ждать? — Бэрта выбежала из конюшни, и Хан громко ответил, мягко выравнивая лошадь и подгоняя:

— До вечера нас не будет! Мы в коттедже на озёрах.

— Окей!

Я улыбнулась, и прижала Анну сильнее к себе, пока перед нами простиралась земля окрашенная в красный оттенок заката. Но для меня он не был уже пугающим. Теперь закат ассоциировался с Ханом и его фигурой в мягких золотистых лучах.


Конец