— Вы мне ещё памятник поставьте, как Ли Сун Сину на главной площади? Угомонитесь! — шикнул и принял от аджумы тарелку с такрокки, а Тэ схватил пипимбап.

— Две? Да! Холодный, аджума! — я проговорил это четко губами, а она тут же из-за пазухи достала две бутылки соджу, поставив на наш стол.

— Тэ… — я взял палочки в руки и не успел даже вопрос задать, как передо мной легла черная пластиковая карта, и две визитки.

— Они будут с утра на работе даже раньше тебя! Просто предупреди охрану и совет, что это твои люди. И пусть начинают работу. Это хорошие специалисты. Лучшие, которых смог найти мой агент, — Тж начал есть, а потом прожевав чуть не запрыгал на стуле со словами, — Су***… Я не ел такое вечность. Ахренительно вкусно.

Мы с братьями застыли и смотрели на этого айдола с позволения сказать, как на дурачка.

— Вы реально не едите нормальную пищу? — скривился Ки Бом.

— А ты думаешь постоянные тренировки, режим и стресс позволяют есть вот такое божественное вкуснотище? Я бы не пресс на сцене показывал, а груду жировых отложений! — скис Тэ и продолжил уплетать пипимбап за обе щеки.

— И ты ещё хочешь стать айдолом? — мои парни переглянулись и Ки Бом покачал головой.

— Да ну нахер!

Я же взял карту и визитки, и вложив их в бумажник, продолжил лазить в поисковике. Этим я и занимался весь день. А потом не выдержал и попросил Анастасова хотя бы позвонить мне, когда Лика будет у него. Сейчас, когда я был далеко от неё, я чувствовал дикое желание бросить все к херам. Именно то первое чувство из такси. Но вспомнил о третьем, и продолжил упорно искать место. Плевать в какой стране. Главное, чтобы нам было спокойно и хорошо. Я понял, что нуждался в этом дерьме не меньше, чем она. Меня затрахали вещи вокруг меня до такой степени, что эта палатка и её владелица, наверное были единственным, что я желал ещё видеть в своем мире. Здесь был я, и люди, которые были мне дороги. Но не хватало главного человека. Именно поэтому я продолжал поиски.

— Что ты там так долго поешь носом в сотовом? — спросил Джин Ки, и вырвал мой телефон, когда я чуть не выколол себе глаз палочками.

— Аляска? Зачем тебе это? — Ки Бом округлил глаза, но первым понял продолжающий кончать уже от такрокки Тэ.

— Там холодно, и необжитые территории совершенно дикие, Хан. Ты ведь ищешь особенное место? — Тэ вытер пот салфеткой, вырвал телефон уже из рук Ки Бома, и начал что- то на нем искать, пока разлил всем соджу.

— Вот! — он принял от меня стакан, и отдал сотовый.

А я застыл… Это было очень красивое место. Очень теплое, даже не смотря на то, что там периодически гуляли ураганы. Я мог выбрать землю, подальше от побережья, или найти что-то ближе к лесам.

— Идеальный вариант. Самая защищённая страна, с огромными необжитыми территориями, хотя и перенаселенная. Короче, хочешь развитую глушь, вперёд. Я бывал там на скачках прошлым летом. Так что есть чем заняться. Начинай изучать этот вопрос, — спокойно пояснил Тэ, а я присмотрелся к фото.


И как сам не додумался? Это далеко! И самое главное, там можно открыть хоть что-то, чтобы зарабатывать.

— Это реально хорошая идея, Хан. Но тогда, — Джин Ки посмотрел на меня и я ответил тут же:

— Компания останется матери. Она будет руководить ею. Чтобы выгораживать эту тварь, у неё сил и связей хватило, значит хватит и на то, чтобы руководить "Шинорацу".

— Она отпустит тебя? — Ки Бом нахмурился, а я ответил так же резко и быстро:

— Я её мнения спрашивать не собираюсь.

— Хан… Это мать! Ты понимаешь, что это значит? — Тэ Хван кивнул мне на рюмку, я поднял её и протянул в его сторону.

— Прекрасно! — выпил налитое, — Не я виноват в своем поведении, и я не оскорбил её ни словом. Всего лишь хотел стать для неё сыном, а не копией отца. И вы знаете в чем ирония? Как только я нацепил сегодня этот шмот и с серьезной миной сел в тачку бизнес-класса она заметила, что я существую. И от этого мне больнее всего. Потому что в джинсах и обычной футболке я ей был не нужен. Она хотела картинку самодостаточного чобаля, который трахал бы всё подряд, как мой отчим.

— Ты преувеличиваешь, — отрезал Тэ, и продолжил, — Но это твой выбор и твоя жизнь. В любом случае, я рад что ты счастлив. Если бы меня так любила хоть одна моя баба, я бы и асфальт зубами грыз, чтобы остаться с ней. А я видел Хан… — Тэ вдруг затих, а по мне пробежала дрожь от воспоминаний.

— Я видел её в тот вечер в театре на Каро Сукиль. Пришел, чтобы самому удостовериться, что они поймают эту тварь. Но вместо этого… — он поднял на меня взгляд, и я прирос к стулу, — …Вместо этого передо мной была женщина, которая изменилась в лице за секунду, когда поняла чей сотовый в её руках. Я такого не видел никогда прежде. А за все двадцать шесть лет баб у меня было много, Хан. Поэтому делай то, что задумал и не останавливайся. Я бы не остановился, но небеса мне такого подарка не сделали.

Этот вечер я пытался запомнить до мельчайших деталей, потому что этих людей не смогу увидеть ещё долго. Ей нельзя встречать других мужчин, в наш дом не войдут мои друзья, и я не знал, может ли это когда-то измениться. Да, моя любовь оказалась жестока ко мне. Она, как дрянь, вывернула мне все жилы, но лишь ради тех моментов, которые я помнил, терпел всё, сцепив зубы. Терпел потому что не мог забыть и выкинуть из памяти картины того, как Лика меня целовала, как обнимала, и как льнула ко мне, когда нас окутывало её тепло.

Широкий зал для заседаний, панорамные окна справа, и огромный стол на двадцать с лишним персон. Это было именно тот совет директоров, который я сдвинул на три недели, как только принялся за дела, в которых нихера не смыслил. Но Тэ не обманул, и прислал действительно терпеливых и толковых мужиков, которые стойко выдерживали мои вспышки негодования. А были моменты, когда я все реально слал к херам, и просто уезжал домой. Заходил в свою комнату и налив стакан любого пойла, звонил Анастасову. Но этот хрыч даже трубку брать не хотел, потому что знал, что я затребую поговорить с Ликой. Поэтому я довольствовался короткими сообщениями, но в прошлый вечер, перед последним событием, которое держало меня здесь, я получил хотя бы что-то.

Сидел привалившись спиной к дивану и лыбился как дурак, смотря на то, как она собирает листья в саду в какой-то бесформенной куртке и пыхтит. Прямо как тигрица с какими-то вилами в руках. Я застыл взглядом на её лице, пока Лика что-то отвечала женщине. И почувствовал, как в груди разлилось щемящее чувство. Она улыбалась, именно так, как я это любил. Пыхтела, но улыбалась. Красивые пряди волос небрежно падали на лицо, которое стало намного здоровее, и даже отливало румянцем.

— Наэ хетсаль… — прошептал и провел рукой по экрану, — Дождись меня.

Именно эта картинка в голове помогла мне пережить всё дерьмо, которое мне сегодня предстояло.

Зал медленно наполнялся людьми, досье которых меня буквально вынудили выучить наизусть адвокаты. В моих руках было всё на этих господ. И половина из них, сегодня покинет этот зал непросто так.

Последней вошла моя мама. Она прошлась по мне взглядом, и спрятала глаза. Мы не говорили с ней уже две недели, и я старался даже не попадаться ей на глаза.

— Добрый день! — я встал и низко поклонился, — Меня зовут Ким Хан Бин, я старший наследник семьи Ким и сын Ким Чан Ука, которого знал каждый присутствующий здесь, — мной била дрожь, а голос вообще не слушался, но я сглотнул и расстегнув пиджак, кивнул охране.

Мужики встали перед входом, а за столом начались шепотки. Наконец не выдержал тот человек, который был главным свидетелем, и именно после его показаний дело Йон Со передадут в суд.

— Что происходит, господин Ким? Почему вы…

— Господин Ван Сик Рём, руководитель четырех предприятий на территории провинции Сяо Лянь. Главный директор комбината в провинции Канвондо, и держатель акций компании "Шинорацу" на сумму в пол миллиарда вон. Я всё правильно сказал? — мужчина кивнул, а я продолжил, — Вы регулярно проводили теневые махинации и отмывали капиталы из черного рынка через ваш отдел и нашу компанию! Поэтому я не могу закрыть на это глаза.

— Что? — мужик побледнел, а за моей спиной открылась другая дверь, которая вела из моего кабинета.

— Господин Ван, вы обвиняетесь в хищении в особо крупных размерах, и уклонениях от уплаты налогов, — пробасил Ли Ю Чон-ши и показал свой значок, — Так же привлекаетесь, как свидетель и главный подозреваемый по делу о пособничестве Чхвэ Йон Со. Прошу вас соблюдать спокойствие, и проехать с нами в комитет налоговой прокуратуры.

— Я ничего не делал! — начал вопить мужик, а мне стало ещё противней, — Я один из самых уважаемых людей в этой компании!

— Этой компании больше НЕТ!!! — я рыкнул так, что он затих тут же, как и все остальные.

— Я продаю акции "Шинорацу" после слияния "ЭнСити", и возвращаю компании моего отца её первоначальное положение на рынке. Компания "ЭнСити", которая принадлежала Чхвэ Йон Со, уходит из активов компании МОЕГО отца. Все акционеры получат свои деньги и выплаты по штрафам о расторжении контракта с нашей стороны, согласно его предписаниям! Мне ВЫ ВСЕ не нужны в этих стенах! Поэтому забирайте свои деньги, и вложите во что-то другое. Я закрываю и начинаю процесс продажи почти всех фабрик. Они итак не ликвидны, и после скандала мы не потянем с выплатой зарплат персоналу. Поэтому я прекращаю их существование. А всем работникам фабрик требую выплатить компенсацию и найти работу в других компаниях.

— Ким Хан Бин!!! — мать вскочила, но я отрезал ледяным тоном:

— Компания "Шинорацу" два часа назад получила нового владельца. Это госпожа Ким Джи На, моя мать! — я обвел всех взглядом, и добавил, — Так же ей переданы все права на мои активы, и с этого дня именно она является главой и генеральным директором "Шинорацу". Всего доброго!

Я не оборачивался. Не стал прощаться ни с кем. Не сказал даже прощай матери, которая теперь действительно осталась одна. Она не пыталась меня остановить, не пыталась задержать, потому что за этот месяц и с помощью знающих людей, я смог добиться того, чтобы меня больше никогда не запирали, как в тюряге из-за имиджа, статусов и денег. Наше общество жестоко к богачам, но моя семья оказалась жёсткой и внутри друг к другу.

Я садился в самолёт, но летел к ней. Ведь у меня оставалось ещё одно и очень важное дело. Оно, наверное, было одним из жизненноважных. Потому что я прям чувствовал, что мне нужно хорошенько отвести душу. И закрыть эти сраные двери все! Наглухо! И навсегда!

Так сопляк наверное превратился в мужика. Потому что, когда я вошёл через контроль пропускной пункт этого места, не чувствовал дискомфорта. Я просто знал, куда пришел и зачем.

— Это кто? — на меня посмотрел начальник тюрьмы, и что-то спросил у своего помощника, с которым и связались мои адвокаты.

— Это тот кореец, про которого я говорил! Нам ещё сверху звонили.

Я стоял посреди небольшой комнаты, чем-то напоминающей сарай. Старая мебель, образца которой я вообще никогда в глаза не видел, металлический сейф почти до потолка, а на нём портрет вероятно президента этой страны.

— Чего надобно? — мужик в зелёной военной форме обратился ко мне, и поднялся.

Я же положил на его стол черную кожаную сумку, и спокойно открыл её прямо перед носом этого человека.

— Твою мать! Это что? Ты рехнулся, пацан? — он поправил воротник и посмотрел на пачки денег, которые торчали в проёме замка.

— Переведи ему! — я повернулся у помощнику, и отчеканил, — Мне нужен Романенко Станислав! Это ваш заключённый!

Помощник тут же пересказал всё начальнику, а то нахмурил брови и поддал губы:

— Я буду платить вам ровно столько в вашей валюте, каждый год, чтобы вы выполняли мои условия содержания этого… — у меня даже язык не повернулся назвать это человеком.

— И какие же они? — переспросил мужик, после перевода помощника.

— Одиночный карцер четыре на четыре, с одной дырой в которую будут бросать только пишу для этой псины. Пожизненно! — спокойно ответил, а мужик покачал головой.

— Это подсудно дело! Если узнают, мы от пенитынцыарки не откараскаемся.

Я оперся руками о стол над сумкой и четко произнес:

— Эта тварь мертва для всех! Вернее даже не рождалась. Я заплатил такие деньги, чтобы стереть его имя, что ты себе не представляешь. Поэтому ты сделаешь, что я тебе сказал, и возьмёшь эти деньги. Иначе я заплачу, чтобы стёрли твое имя, белый! И поверь мне, я это сделаю, даже если останусь нищебродом!

Он меня понял. Нахмурился, и грозно обвел меня взглядом, выслушав перевод.

— Значит это он твою бабу, чуть не порешил?

Помощник даже закончить перевод не успел, как я поднялся и молча на него смотрел. Больше разговоров я вести не собирался. Я выплёскивал из себя всю боль, которую пережил за этот месяц прямо сейчас. С меня такое дерьмо на руду лезло, что я сам собой восхитился, как сдержался, и не прикончил этот кусок человечины голыми руками, когда через час передо мной открылись двери того самого карцера.