Люсинда обхватила пальцами чашку. Будь, проклят Денби — если это он.

— Вы уверены, что он уехал? — спросила она у Альберта.

— Уверен, миссис Грэм. А что, у вас нелады с законом? — помолчав, спросил он.

Люсинда судорожно сглотнула.

— Я не сделала ничего дурного. Как я сказала Энни, когда приехала сюда, мой муж задолжал. Каким-то очень плохим людям. — Она ничего не могла поделать — голос ее звучал совсем тихо. При одной мысли о том, что кто-то посланный Денби вторгнется в ее новую жизнь, ее начала бить дрожь. — Я отдала им все, что принадлежало ему. То, что я взяла, было мое. — Хотя бы это было правдой.

— Вам нужно обратиться к властям, — сказала Энни.

— А как я смогу доказать, что мое, а что — его? Это невозможно.

— Она права, дочка. — Альберт допил свою чашку. — Сдается мне, я сказал все как надо. Я буду следить, не появится ли этот сыщик снова. Только вряд ли он вернется.

Если Денби вычеркнет Блендон из списка мест, где ее нужно искать, Блендон будет теперь самым безопасным местом для нее. Ей остается только надеяться, что Альберт прав. Ведь если она не может чувствовать себя в безопасности, забравшись в самую глушь, невозможно себе представить, где еще она могла бы спрятаться.


Глава 5


Дневной свет сочился сквозь окно кабинета и падал на гроссбух, исписанный какими-то иероглифическими письменами. Цифры смешивались со списками товаров, написанных неуверенным почерком. Хьюго поднял глаза на залитое слезами лицо кухарки, и от ужаса сердце у него упало. Это ощущение чем-то походило на то, что он испытал, когда столкнулся с французским батальоном. По правде, говоря, в данный момент он предпочел бы французов.

Хьюго указал на статью, которая особенно испугала его.

— Что это такое? Три горшка яда?

Миссис Хобб склонилась над страницей. На лице ее отразилось напряжение.

— Думаю, сэр, это ягоды. Джем из ягод, вот это что. Его сиятельство, ваш отец, любил джем.

— Ну, это еще ничего. Она слабо улыбнулась.

— Тут все в беспорядке, милорд. Уж вы меня извините. Я делала что могла. Этим всегда занималась миссус. — Имелась в виду мать Хьюго. — Потом — миссис Хакстейбл. А у меня ничего не получалось. Когда она ушла, старый граф не очень этим интересовался, вот я и… — Она беспомощно махнула рукой на гроссбух. — Скажи я молодому мистеру Брауну, что у меня ничего не получается, он выгнал бы меня.

Пропади он пропадом, этот молодой мистер Браун с его упорядоченным умом, подумал Хьюго и мысленно вздохнул. Нет. Это несправедливо. Мистер Браун сделал что мог. Как и миссис Хобб, которая старалась делать все, что в ее силах. Его отец виноват в том, что не нанял более опытную экономку.

Он похлопал ее по плечу.

— Ничего страшного, миссис Хобб.

— Вы, конечно, захотите найти кого-нибудь на мое место, — сказала старая женщина.

Именно это он и собирался сделать. Но он посмотрел на ее встревоженное лицо, которое после многих лет работы у горячего очага приобрело красный оттенок, и сказал:

— Вовсе нет. Я разберусь, а потом, мы начнем все с нуля.

Слезы ее мгновенно высохли.

— Вы хороший человек, ваше сиятельство. Как и ваша покойная матушка.

И что хорошего получила его мать? — подумал Хьюго. Преждевременную могилу.

Проклятие. Если он не возьмет в свои руки счета по хозяйству, сквозь его пальцы утечет еще больше денег. Им уже привезли угля больше, чем потребуется, а ведь это им не по карману. Уголь свалили за конюшнями, пока освободится место в угольном погребе.

— Ступайте, миссис Хобб, я сам об этом позабочусь.

Старуха вышла, прихрамывая, прижав руку к морщинистому лбу. Ей действительно пора на покой, а это означает, что Хьюго должен обеспечить ее. Но сейчас у него нет средств рассчитаться с ней, нанять и кухарку, и экономку.

Хьюго положил гроссбух перед собой, перевернул его вверх ногами и обнаружил, что некоторые записи тоже сделаны вверх ногами.

Черт побери. В имении миллион дел, требующих его внимания. Необходимо решить, что и когда сажать, нужно найти деньги, чтобы купить семена и скот. Если молодой мистер Браун поймает его на том, что он занимается счетами миссис Хобб, ему, Хьюго, это дорого обойдется.

Боль в бедре скользнула вверх, добралась до зубов. Он помассировал ногу, пытаясь не думать о графине с бренди, который стоял рядом. Хьюго устремил взгляд на клочок синего неба, видневшегося в маленьком кусочке окна, не затянутом плющом. Нужно выйти из четырех стен, они давят на него. Чтобы иметь ясную голову, он должен двигаться, ощущать ветер на лице. Он поедет верхом посмотреть, каков травостой на верхних лугах, выяснит, можно ли уже косить, а потом снова примется за эти дурацкие счета.

Когда Хьюго галопом возвращался домой через лес Брекли, теплые лесные запахи напомнили ему о лучших днях — днях, которые он провел в Испании.

Деревья внезапно кончились, и открылась луговина. Ему показалось, что его привело сюда некое шестое чувство. Вздор. Но он придержал Грифа и поехал шагом.

На дальнем конце луговины, уютно расположившись среди орешин, лицом к аллее, стоял вдовий дом, недавно переименованный в Брайарз. Живописное великолепное разноцветье наполняло цветочные клумбы за низкой изгородью из бирючины. Увидев статную женщину в соломенной шляпе и сером платье с высоким вырезом, идущую по дорожке к задним воротам, он втянул в себя воздух. Миссис Грэм.

Она остановилась и посмотрела на него из-за изгороди. Взгляд у нее был холодный и оценивающий.

Почему бы ей и не смотреть на него? Верхом на Грифе он был заметен не меньше, чем движущийся монумент. Он прикоснулся хлыстом к шляпе и направил жеребца ближе к изгороди.

— Добрый день, миссис Грэм.

Маленькое личико выглянуло из-за ее юбок — ее дочка, которую он напугал до полусмерти в день их первой встречи. Хьюго нахмурился, и личико исчезло.

— Добрый день, милорд. — Миссис Грэм слегка присела в реверансе. И снова его поразила царственная грация ее движений.

— Прекрасный день, — проговорил он. Косноязычный болван. Не мог сказать ничего пооригинальнее.

— Замечательный, — отозвалась она с беглой улыбкой, которую Хьюго и не заметил бы, не вглядывайся он в ее лицо. — В это время года лучше всего находиться на воздухе.

На сем тема погоды была исчерпана. Что дальше?

Они смотрели друг на друга, стоя над пропастью, через которую перекинут мост из щебета птиц и шелеста ветерка в соседнем лесу. Кожа миссис Грэм была до того прозрачна, что к ней хотелось прикоснуться. Он видел ее шею, мягкую линию покатых плеч, спускающуюся к пышным грудям; кровь его бурлила. Простая шляпа с черными лентами и платье вдовьего цвета не могли скрыть ее роскошного тела, и это тело словно было создано для того, чтобы всех держать на расстоянии. Хьюго это казалось очаровательным, возбуждающим, почти что… непорочным. Он ощутил возбуждение в причинном месте. Проклятие.

Гриф заржал.

Что это с ним? У Хьюго уже давно не было женщины, много месяцев, но он не юнец и должен сдерживать свои порывы. С тех пор как умерла его бедная, застигнутая тьмой жена, Хьюго считал, что на свете нет женщины, которая способна его увлечь. Две смерти на его совести — больше чем достаточно.

Девочка выскочила вперед и протянула руки, сказав:

— Оп!

Гриф выкатил глаза.

— Тихо, — сказал Хьюго лошади.

Миссис Грэм схватила ребенка и прижала к себе.

— Прошу прощения, милорд. Нет, София, нельзя.

— Оп! — повторила девочка, помахав ручками.

— Чего она хочет? — спросил Хьюго, натягивая удила. Миссис Грэм широко улыбнулась:

— Альберт Фарроу сажает ее на Старину Боба всякий раз, когда она приходит на конюшню. — Улыбка сбежала с лица миссис Грэм. — Нет-нет, она не часто туда ходит.

Хьюго сжал кулаки. Жеребец отскочил в сторону. Хьюго спешился, прежде чем лошадь успела набедокурить.

— Вы куда-то идете? — Очередной дурацкий вопрос.

— К викарию пить чай. Уже опаздываю. — Она взяла ребенка на руки.

— Позвольте мне проводить вас. Даже днем женщине опасно идти одной через лес.

— Мистер Браун уверял меня, что этот короткий путь к деревне совершенно безопасен.

Чего еще ждать от Брауна.

— Никогда не знаешь, что может случиться. — Хьюго пошел рядом с ней.

— Возможно, вы правы. Неожиданно появится всадник, который скачет сломя голову.

Он улыбнулся, заметив, что миссис Грэм слегка покраснела.

— Это уж точно. Поэтому счел своим долгом проводить вас.

Они пошли по тенистой дорожке, вьющейся между деревьями. Где-то под бледно-зеленым пологом тихо ворковал голубь. Пел дрозд. С жужжанием пролетела пчела. С некоторым удивлением Хьюго обнаружил, что пребывает в умиротворенном настроении. Или он, наконец, признал Грейндж своим домом, несмотря на юношеские заявления о том, что здесь ему все ненавистно? Или то было спокойствие, вызванное присутствием этой женщины? Ни одно из этих объяснений не казалось ему правдоподобным.

— А какова цель вашего визита к викарию? — поинтересовался Хьюго.

— Собрание в связи с устройством деревенского праздника.

Ее низкий глубокий голос проник ему глубоко в душу.

— Что ж, цель благородная, — сказал Хьюго.

На обращенной к нему щеке цвета словной кости расцвели розы. Миссис Грэм опустила голову, и поля ее шляпы скрыли от него ее профиль.

В воздухе пахло зеленью, новой жизнью, все это смешивалось с исходившим от нее; запахом лаванды и женщины — запах, который ни с чем не спутаешь. Он уже забыл, как пьянит и радует, когда ты заставляешь женщину покраснеть, какое волнение вызывает ухаживание за женщиной. Никогда ничего подобного не возникало среди тех коммерческих занятий, к которым он уже успел привыкнуть.

— Мне приятно думать, что я могу оказаться полезной, — говорила она. — К несчастью, миссис Доусон категорически против этой идеи. — Она с надеждой посмотрела на Хьюго.

Глаза у нее темно-синие, а не черные, с серой каемкой. Хьюго никогда не видел глаз такого оттенка, хотя боль, скрытая в их глубине, была хорошо ему знакома. Внутри у него все сжалось при мысли о том, сколько страданий, он бы причинил, и о собственной трусости.

Проклятие. Когда же он поймет, что нельзя верхом на строевой лошади улаживать человеческие проблемы? Можно только усложнить их.

София подняла ручки.

— Оп!

— Упорная малышка, да? — сказал Хьюго, стараясь отвлечься от своих безрадостных мыслей. — Ну, давайте, маленькая барышня. — Он взял у миссис Грэм ребенка и усадил на седло.

— Это не опасно? — Страх звучал в ее голосе, и она протянула руки к ребенку.

Неподдельный страх. Вполне обоснованный. Тот страх, который испытала бы любая женщина рядом с ним, знай она правду.

— Это не опасно, пока я держу Грифа за уздечку.

Он хотел ее успокоить, но вместо этого в голосе его прозвучали досада и воинственность. Но это, похоже, возымело действие, потому что она опустила руки.

— Ну, как? — обратился Хьюго к малышке.

Она отважно ударила ножками по бокам Грифа, словно кавалерист королевской конной гвардии.

— Вперед!

Хьюго не удержался и фыркнул. Звук царапнул ему горло, но это было приятно.

— Господи, ведь Альберт учит ее приемам верховой езды.

— Прощу прощения, милорд.

— Не стоит извиняться, миссис Грэм. Вы можете гордиться своей малышкой. Такая самостоятельная.

— Гриф действительно прекрасное животное. — Миссис Грэм провела рукой по морде коня.

К удивлению Хьюго, Гриф отнесся к ее прикосновению точно так же, как отнесся бы сам Хьюго к тому, что ее пальцы погладили бы его по лицу. Он согласился бы, чтобы она трогала его везде, где ей угодно. Руки у нее, должно быть, прохладные и ласковые, легкие, как бабочки. И они будут сильными и крепкими, когда…

Он разозлился. Неужели он так долго прожил без женщины, что способен устремить свои вожделеющие взоры на вдову, которая заслуживает только уважения?

Люсинда, видимо, решила, что его гнев направлен на нее, — едва они дошли до развилки, как она протянула руки к девочке.

— Нам, право же, не следует больше навязывать вам свое общество.

Здорово он отпугнул ее. Ничего не скажешь, достойное поведение.

— Здесь вам уже ничто не грозит, — проговорил он, спокойно радуясь, что справился с собой. Хьюго снял ребенка с лошади и отдал матери.

Та поставила девочку на землю.

— София, скажи «благодарю вас».

— Нет, — крикнула девчушка. — Лошадка.

И топнула ногой. Миссис Грэм покраснела.

— Как видите, ее легко избаловать. — Она наклонилась к девочке, и Хьюго увидел ее изящную шею, которую ласкали тонкие прядки светло-каштановых волос. На мгновение он снова потерял над собой контроль.