Деревья кончились, и открылся пейзаж, который она, когда была моложе, назвала бы волшебным. Перед ними простиралась луговина, поросшая изумрудной травой. С одной стороны эта луговина была ограничена говорливой речушкой, от дороги ее отгораживали деревья. Деревянный мостик со сплетенными рогожкой поручнями вел через поток к построенному в романском стиле летнему домику.

— Ода, — произнесла Люсинда. — Здесь великолепно. У деревьев, можно будет расставить палатки. Вон там устроить игры, — ну, знаете, бег парами, «яйцо и ложка» и все прочее для детей.

Услышав, что он резко втянул в себя воздух и чертыхнулся, Люсинда посмотрела на него и была поражена гримасой боли, исказившей его лицо.

— Прошу прощения. Я болтаю, а ваша нога причиняет вам страдания. Позвольте, я понесу что-нибудь из вещей.

— Из вещей? — На мгновение он пришел в замешательство, а потом опустил тючок и корзину на землю. — Простите. Что вы сказали?

Должно быть, он снова повредил ногу. Поскольку не хотел говорить на эту тему.

— Я просто восхищалась красотой этого места, прикидывая, где мы разместим палатки и устроим игры.

— Их можно разместить вон там, — сказал Уонстед; лицо его снова стало непроницаемым. — Много тени и достаточно далеко от реки, чтобы никто не свалился в воду.

— Нам понадобится навес на случай дождя. Нехорошо, если в эль попадет вода.

Напряженные складки вокруг его рта исчезли.

— А если будет жарко, кто-то из молодых, возможно, захочет искупаться. — Он округлил глаза и покачал головой. — Нет, это плохая идея.

Уонстед имеет в виду их одежду. Люсинда с трудом сдержала смех.

— Согласна. Но что нам понадобится, так это веревка, натянутая от одного берега до другого. Что скажете насчет состязаний — Грейндж против Холла?

— Пожалуй, — произнес он с сомнением. — Вряд ли Джевене или старый Альберт годятся для этого, а Дрейбет, насколько мне известно, работает теперь на конюшне.

— Человек вашего телосложения мог бы один составить целую команду.

— Эй, попрошу не насмехаться над теми, у кого не хватило ума, вовремя перестать расти.

— Но вы правы, — продолжала Люсинда. — Из мистера Брауна и Трента получилась бы хорошая команда.

Люсинда прошла по периметру, отмечая удобства то одного, то другого места. Лорд Уонстед следовал за ней. Он наклонился, сорвал травинку, натянул ее между пальцами и дунул. Раздался громкий и довольно грубый звук.

— Не очень-то музыкально, — сказала Люсинда.

Он проделал все во второй раз, звук стал более громким и долгим, и, наконец, ему удалось добиться того, что бы звук походил на побудку, при этом забавно раздувал щеки.

Люсинда рассмеялась и не могла остановиться. Она зажала руками уши.

— Прекратите сию же минуту, иначе я… Он посмотрел на нее с надеждой.

— Съедите весь ленч?

Тут в животе у Люсинды заурчало.

— Ленч так ленч.

— Слава Богу, — пылко проговорил Уонстед. — Я бы не посмел посмотреть в глаза миссис Хобб, если бы привез всю еду обратно.

Люсинда посерьезнела. Неужели все в деревне узнают об этом пикнике?

— Мы будем, есть под дубом. Там трава посуше, — сказал лорд Уонстед. Он оглянулся. — Но может быть, вы предпочитаете другое место?

— Лучшего места не найти.

Уонстед разложил подстилку и одеяло, поставил корзину в одном углу и взмахнул рукой.

— Прошу вас, садитесь.

Люсинда опустилась на колени на краешек одеяла. В столь маленькой деревне пикник в лесу с холостым мужчиной может вызвать настоящий скандал. И хотя она вдова, ее репутация может пострадать так же, как и у незамужней барышни. Ах, если бы она действительно была вдовой.

Уонстед сел рядом с ней и поднял крышку корзины.

— Интересно, что у нас здесь? Вино. Хлеб, сыр, холодный ростбиф. Два пирожных. Пикули. Яблоки и изюм.

Корзина казалась бездонной. Миссис Хобб плохо считает, но готовит великолепно.

— Она, видимо, решила, что в пикнике будут участвовать несколько человек.

— Вода, — сказал он, вынимая флягу и ставя рядом с Люсиндой. Потом поднял бутылку. — Вина?

— Мне, пожалуйста, воды.

Он открыл флягу. Люсинда вынула два толстых оловянных бокала и подала ему. Он наполнил один и вернул ей.

Пальцы их соприкоснулись. Люсинда, как всегда, отреагировала на прикосновение. Она ничего не могла с собой поделать. Ее влекло к этому мужчине.

— Позвольте, я передам вам булочку и кусок ростбифа, — предложила Люсинда.

— Благодарю вас.

Люсинда положила себе пирог с мясной и картофельной начинкой, приправленной пряностями, сочный и необыкновенно вкусный.

— Мм…

— Нравится, да?

Он подумает, что она отвратительно прожорлива. Люсинда положила пирог на тарелку и подняла глаза на лорда Уонстеда.

— Великолепно.

Судя по его виду, нельзя было сказать, что она вызывает у него отвращение. Скорее наоборот.

— Я попросил миссис Хобб приготовить пирог особым образом. Можно мне попробовать?

Она протянула ему кусочек.

— О да. Таким он мне и запомнился. Самый вкусный пирог в Англии.

Она собралась, было рассказать о тех пирожках, которые пекла кухарка ее матери, но вовремя спохватилась.

— Скажите, миссис Грэм, у вас было счастливое детство с пикниками и тому подобным?

На Люсинду нахлынули воспоминания. Разумеется, было, подумала она. Вспомнила мать, братьев, сестер.

Люсинда была самой старшей. Остальные мал мала меньше. Вместе с ней всего девять. Пикники, разумеется, устраивали. Люсинда очень скучала по родителям, братьям и сестрам. Она совершила огромную ошибку, покинув ту усадьбу, где каждый уголок был любим, несмотря на размеры дома. Только теперь она это осознала.

— Блаженно счастливое, — ответила Люсинда. Уонстед округлил глаза:

— Блаженно?

Она посмотрела на лужайку, чтобы избежать его пронзительного взгляда. Не наговорила ли она лишнего? Но отречься от своей семьи было бы предательством.

— Да. Блаженно счастливое. — Она собрала остатки булочек и положила в корзину.

— В таком случае я вам завидую белой завистью. — Вы?

— Это кажется вам смешным, да? — Он вздохнул.

— Вы не были счастливы в детстве?

— По крайней мере, несчастен я не был. — Уонстед нахмурился. — Мы с отцом очень походили друг на друга.

— Вот как. Это очень похоже на… — Она чуть было не сказала на Джонатана, — моего брата. — Но мама поддерживала в доме мир.

— А вы похожи на вашу матушку?

— То есть, умею ли я поддерживать мир? Нет. — Люсинде не хотелось говорить о прошлом, и она сменила тему. — Почему вы пошли служить в армию?

Он едва заметно поморщился.

— Это длинная история. А что ваш муж? Нравилась ли ему армейская жизнь? Как он перенес разлуку с вами?

— Солдат идет туда, куда ему прикажут, милорд.

— Он знал о ребенке до того, как уехал?

— Нет. Появление дочери явилось настоящим сюрпризом. — Люсинда улыбнулась. — Этот сюрприз принес много радости.

— Остается лишь удивляться вашей храбрости. Растить ребенка одной!

— Делаю что могу. — Голос ее дрогнул, и она совсем расстроилась.

— Странно, что вы не вернулись в лоно вашей счастливой семьи.

Во рту у нее пересохло. Она судорожно сглотнула.

— Все изменилось.

— Роды были легкими? — спросил Уонстед. Люсинде стало не по себе.

Господи, о чем еще он может спросить? И что отвечать?

— Не очень подходящая тема для разговора, слишком интимная, но роды были легкие.

— Вам воистину повезло. — Он прислонился к дереву, закрыл глаза, расслабился и уже не казался таким суровым. Морщины на лбу и в уголках губ разгладились.

Ей захотелось поцеловать эти неулыбчивые губы. Но он не для нее. Другая женщина испытает радость, сделав его счастливым.

Обратил бы он на нее внимание, появись она в свете? Предпочел бы ее стройным, элегантным лондонским леди? Разумеется, нет. Если только не вознамерился жениться на деньгах.

Во рту у Люсинды пересохло. Сердце учащенно забилось. По телу побежали мурашки. В ней вспыхнуло желание.

Его взгляд упал на ее губы. Он придвинулся ближе.

«Отодвинься, Люсинда».

Он коснулся губами ее губ. Губы у него были горячие, мягкие, вызывающие желание.

Люсинда обвила руками его шею, пальцы скользнули в его шелковистые волосы.

Это было ни с чем не сравнимое блаженство.

Губы шевелились на ее губах, его язык дразнил, поощрял. Люсинда раскрыла губы. Ощутив во рту его язык, Люсинда, забыв обо всем на свете, выгнулась. Их сердца гулко стучали в унисон.

Горячее прикосновение его руки, описывающей круги на ее спине, повторяло осторожные толчки его языка, лишая ее воли.

Неожиданно Хьюго отодвинулся, его взгляд стая жестким.

Охваченная желанием, Люсинда забыла о своей; неполноценности. Она судорожно сглотнула и опустила глаза на одеяло, на остатки их пиршества. Она быстро сложила тарелки и уложила их в корзину. Все, что угодно, лишь бы не смотреть на него, не видеть презрения в его глазах, не ощущать глубину своего унижения.

Хьюго сел и положил свой бокал в корзину. Он собирался завоевать ее доверие, но утратил самообладание. Как это могло случиться после всего, что он знал о себе? Он швырнул ветчину в корзину.

Она выглядела такой красивой, раскрасневшейся, взгляд у нее был таинственный, пышная грудь была совсем рядом с ним. Мысль о том, что под пышной серой юбкой прячется соблазнительная плоть, мягкое тело, довела его до крайности. А сейчас казалось, что она вот-вот заплачет. Черт бы побрал все на свете. С каких это пор он утратил способность сдерживать свои инстинкты? Во время кампаний он месяцами не видел женщин и не испытывал ни малейшего желания совокупиться с первой попавшейся ему на дороге, а сейчас он повел себя как животное во время гона. Хотя понимал, что до добра это не доведет.

— Я должен извиниться перед вами, — сказал он. — Мне не следовало…

Она жестом остановила его.

— Это была ошибка. Давайте забудем о ней.

Он почувствовал себя набедокурившим мальчишкой. Возможно, он немного увлекся, но ведь она отвечала на его поцелуи.

На этот раз он пощадит ее стыдливость. Но в другой, будет действовать более осторожно. В другой раз? Хотя его тело отозвалось на эту перспективу, он понимал, что другого раза быть не должно.

Он ударил кулаком по дереву, с трудом поднялся, помог встать ей.

— И что же вы решили?

Она еще раз оглядела луговину и кивнула:

— Да, милорд, это место вполне подходит.


Глава 8


Укрытая от палящего солнца тенистым деревом, Люсинда сидела вместе с остальными дамами из организационного комитета и смотрела, как лорд Уонстед шагает по лужайке перед домом викария. Сегодня в его походке не было никаких признаков нерешительности. Люсинда старалась не замечать, как синий сюртук облегает его сильные плечи, как натягиваются панталоны на мускулистых ногах. До его прихода она то ужасалась, то мечтала о том, как они встретятся. На душе у нее было тревожно.

Преподобный Постлтуэй, широко улыбаясь, поднялся.

— Добро пожаловать, лорд Уонстед. Вы все же нашли время прийти.

— Добрый день, викарий. — Лорд Уонстед хлопнул по протянутой руке викария.

— Разрешите представить вас нашему комитету, — сказал Постлтуэй.

Лорд Уонстед кивнул:

— Весьма рад. Прошу вас, леди, не вставайте.

— Миссис Грэм вы, конечно, знаете.

Лорд Уонстед взял ее за руку и по-военному поклонился.

— Конечно. Как поживаете, миссис Грэм? — Он окинул ее пронзительным взглядом.

— Прекрасно, благодарю вас, милорд. Викарий пошел по кругу.

— Это миссис Педдл.

Сухопарая жена хозяина постоялого двора склонила голову.

— И мисс Кротчет.

Пухленькая швея вспыхнула, как школьница; ее яркое цветастое платье резко контрастировало с морщинами на напудренном лице.

— Я хорошо знаком с миссис Трип, — сказал лорд Уонстед, слегка поклонившись супруге мельника.

Как любезно приветствует он этих простых людей. С каким уважением. Совершенно новое ощущение наполнило грудь Люсинды, теплое и радостное. Гордость?

— Замечательно. — Викарий потер руки. — Сейчас подъедут дамы Доусон, и комитет будет в сборе. Прошу, милорд, садитесь.

Люсинда не удивилась, когда лорд Уонстед сел на свободное место рядом с ней. А потом то и дело на нее поглядывал, видимо, моля о помощи.

— Мы только что разбирались, в каком состоянии находятся наши дела, — сказал викарий. — Миссис Педдл сообщила, что пивовар доставит бочки с пивом за два дня до праздника.