— Ладно, я подожду, пока ты выйдешь из ванной, — предложил он.

Он выпустил ее руки, но Анна не успела вздохнуть от облегчения, что он уже не касается ее, как Мигель обнял ее за плечи и вывел из конюшни.

— Надеюсь, что у Хло в холодильнике остались хоть какие-то продукты, — сказал он, — а то я уехал до того, как повар приготовил ужин.

— И часто ты совершаешь набеги на холодильник моих родителей? — сухо осведомилась она.

— Как только они уезжают, я сразу же ворую их драгоценности, чтобы купить себе выпивку, — ответил он, запирая дверь на замок.

Обернувшись, он заметил усмешку на ее лице и подумал, что она вообще вряд ли умеет улыбаться по-доброму.

Когда они вошли в дом, Анна тут же ушла в ванную. Мигель вымыл руки на кухне и проверил содержимое холодильника. Как он и предполагал, там оказалось целое блюдо бифштексов. Он засунул их в микроволновку и занялся приготовлением салата.

Когда Анна появилась на кухне, ужин был готов, на плите дымился крепкий кофе. Она замерла от удивления.

— Так ты не шутил насчет холодильника? — вырвалось у нее.

— Конечно, нет. Твои родители всегда уговаривали меня не стесняться. Когда я тут оказываюсь, то непременно пользуюсь случаем, — ответил он с усмешкой.

Анну покоробило. Человек, не проработавший здесь и года, уже чувствует себя как дома, хотя она сама, выросшая на этом ранчо, за период странствий как бы отвыкла и ощущает себя почти чужой. Увы, здесь многое изменилось. Или она изменилась?

Мигель жестом пригласил ее к столу.

— Садись, я посмотрю твои руки перед едой, — сказал он.

Анна хотела было ответить, что это не его забота, но прикусила язык. В конце концов, он хотел ей помочь, а быть неблагодарной она не могла. Она уселась и положила руки на стол ладонями кверху. Мигель достал аптечку из холодильника. Увидев волдыри на ее руках, он едва сдержался, чтобы не выругаться вслух. Подумать только, как долго ему придется терпеть ее выходки!

— Ты всегда была такой упрямой? — спросил он, обрабатывая рану.

— Нет, упрямцем в семье всегда считался мой брат Адам. Если уж что-то вобьет себе в голову, то никакими силами его не уговорить.

— Хм. Если бы вы не были так похожи внешне, я бы никогда не подумал, что вы близнецы. Уж очень вы разные.

— В каком смысле?

Он поднял голову и внимательно посмотрел на нее. И вновь Анна ощутила себя раздетой под этим пристальным взором. Она с трудом заставила себя дышать ровно, как будто для нее ничего не значат ни его взгляды, ни прикосновения его рук.

— Твой брат не производит впечатления трудного подростка.

— Если ты так думаешь, то совершенно не знаешь Адама. У него свои демоны в голове.

— У всех есть свои демоны. Но он по крайней мере обладает хорошим чувством юмора. Умеет смеяться и часто это делает.

— Но ты сам, похоже, не обладаешь этим замечательным качеством, — холодно парировала она.

— Мало найдется людей, которые не потеряют чувства юмора перед разгневанной тигрицей, — ответил он, продолжая обрабатывать ее раны.

Боль и ярость заставили Анну сжать зубы.

— Ты просто невыносим. Теперь мне понятно, почему ты живешь здесь совершенно один.

Он лениво скользнул взглядом по ее лицу.

Анна почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце. Она никогда не встречала человека, который действовал бы на нее так.

— Я живу один, потому что меня это устраивает. А не потому, что я вынужден.

Он занялся перевязкой, и Анне оставалось только изучать волнистые пряди темных волос у него на затылке, следить за ловкими движениями больших рук. От него исходил запах пота, пыли, лошадей.

— Мама говорила, что ты был женат, — услышала она себя, прежде чем успела остановиться.

Он даже не взглянул на нее.

— Да, это правда. Я был женат. Один раз.

— Думаю, тебе не хочется рассказывать, что произошло?

Он поднял на нее хмурые глаза.

— Как это — что произошло? — переспросил он.

— Ну, почему вы расстались.

— Скажем, она хотела больше, чем я мог ей дать.

В его голосе чувствовалась горечь. Анне стало интересно, сколько времени прошло с их развода. Со слов матери она поняла, что много. Значит, он либо все еще любит свою бывшую жену, либо ненавидит. Ей хотелось бы это знать… почему, интересно?

Тем временем Мигель кончил бинтовать ее ладони, внимательно осмотрел результаты своей работы, сложил бинты в аптечку и убрал ее назад в холодильник.

Туго перевязанные руки болели гораздо меньше.

— Спасибо большое, Мигель, — поблагодарила она его.

Он не ожидал от нее никакой благодарности. Поступки этой женщины совершенно непредсказуемы…

— Да пожалуйста, — пробормотал он. Внезапно он смутился и, чтобы скрыть это, повернулся к холодильнику.

Они занялись едой, потом Анна сказала:

— Мне кажется, что ты не говорил мне, почему решил вернуться на ранчо. Ведь тебе было гораздо проще оставаться с ковбоями. Утром снова придется пускаться в далекий путь.

Он взглянул на нее и тут же пожалел об этом. Вид Анны с мокрыми кудряшками и едва застегнутой одеждой мог сбить с толку любого мужчину. И дело было даже не в сексуальности. Сердце сжималось, когда он глядел на это хрупкое, нежное создание, попавшее в неожиданный переплет. Огромный синяк на лбу, перебинтованные руки, которыми и есть-то было трудно. Выглядела она молоденькой и невинной, хотя он знал, что ей пришлось многое пережить.

— Мне захотелось узнать, нет ли новостей от Адама. Ну и потом… надо было посмотреть, все ли в порядке на ранчо.

— Но я же на ранчо. Так что нечего особенно беспокоиться. Да я и не помню, чтобы здесь что-то случалось с тех пор… — Она замолчала на полуслове.

— …с тех пор, как Белинда Уоллер пыталась сжечь ранчо двадцать с лишним лет назад, — докончил он за нее.

Она удивленно подняла брови.

— Ты знаешь эту историю?

Он помолчал, потом кивнул.

— Я не говорил об этом, думая, что ты не знаешь.

Она спокойно встретила его взгляд, как бы давая понять, что не стыдится обстоятельств, при которых они с братом появились на свет.

— Адам и я много лет знаем, что Белинда Уоллер была нашей физической матерью, а Томас Мердок — отцом. Хло и Виатт никогда не делали из этого секрета. Они поддерживали в нас гордость за наше родство. И мы им гордимся. Хотя, конечно, мне трудно примириться с мыслью, что мать оставила нас с братом на ступеньках этого самого дома, как корзину с бельем.

Мигель тяжело вздохнул. Ему вовсе не хотелось иметь что-то с этой женщиной. Она была намного богаче, чем многие женщины. Тем не менее глубоко в ее светло-зеленых глазах затаилась боль. Мигель отлично понимал, что значит предательство близкого человека.

— Насколько я знаю, она была больна, некоторое время даже употребляла наркотики. Наверное, считала, что о вас лучше позаботится ваш отец.

— Да, она не знала, что он к тому времени уже умер от сердечного приступа. На самом деле я все прекрасно понимаю. Просто заложенный во мне материнский инстинкт отторгает саму мысль о том, чтобы бросить свою плоть и кровь. Подумать только, она пыталась сжечь ранчо и чуть не убила мою тетю Роуз и дядю Гарлена!.. Врагу своему такого не пожелаю. Удивительно, что ты все это откуда-то знаешь.

— Думаю, что история Белинды и Томаса будет долго еще обсуждаться в нашем графстве. К тому же вы ведь с братом продолжаете быть его гражданами.

Анна почувствовала, что больше не сможет проглотить ни кусочка.

— Белинда вела дневник. Папа сохранил его. Когда мы с Адамом были подростками, он дал нам прочитать его, чтобы мы могли лучше понять свою мать. Тем не менее мне кажется, что я никогда не сумею понять, как она совершила такое. Хотя может быть, это была любовь.

Мигель не ожидал от нее такого откровенного разговора о своей семье. До сих пор Анна уклонялась от малейшего намека на подобные разговоры. То, что Анна так открылась перед ним, обрадовало и одновременно взволновало Мигеля. Он не хотел быть привязанным к этой женщине никоим образом. Но его тянуло к ней, и он не в силах был противостоять этому.

— Я ничего не могу сказать про нее, но что касается твоих родителей, то я уверен, что они очень любят вас с братом.

— О лучших родителях, чем Хло и Виатт, нечего и мечтать, — согласилась она и вопросительно посмотрела на него. — А у тебя, Мигель, есть семья?

Он покачал головой.

— Мой отец умер от сердечного приступа несколько лет назад. После его смерти мать уехала в Мехико к своей сестре.

— Твои родители из Мехико?

— Мой отец был гражданином США. А мать оттуда. Наверное, поэтому туда и уехала в конце концов. Она чувствует себя там на родине.

— А братья или сестры у тебя есть?

— Младшая сестра. Она живет в Колорадо.

Все это очень удивило Анну. Он совершенно не был похож на человека, у которого есть родственники. Такой одинокий волк. Вот насколько может быть обманчивым первое впечатление. Наверное, еще много неожиданного она узнает о нем до своего отъезда.

Тем временем Мигель покончил с едой и занялся кофе. Но когда он собирался уже налить в ее чашку, она закрыла ее рукой.

— Нет, спасибо. Я не хочу больше ни есть, ни пить. Кроме того, боюсь, что если выпью еще кофе, то совсем не смогу уснуть.

— Ты настолько устала, что уснешь в любом случае, — заметил он.

Анна вспомнила, сколько бессонных ночей провела в последнее время. Не спасала и работа. Как только ее голова касалась подушки, тут же наваливались бесконечные вопросы, проблемы и сомнения.

И обязательно она мысленно все время возвращалась на ранчо, к своей семье. Никогда не думала, что можно так скучать по дому.

Она вскочила и понесла тарелку к раковине. Но внезапно почувствовала страшную слабость в ногах и тяжело облокотилась о стол. Ей ни за что не хотелось, чтобы Мигель заметил это.

— Анна?

Это он что-то сказал ей на ухо? Она попыталась повернуться и почувствовала его дыхание у своего лица, потом его рука обхватила ее за плечи.

— Ничего страшного, Мигель, — тихо прошептала она. — Но думаю, что мне надо лечь в постель.

Он с облегчением вздохнул.

— Хорошо. Где твоя кровать?

— А что?

— Я отнесу тебя, — прошептал он. — И не возражай, пожалуйста. У меня не то настроение, чтобы слушать твои возражения.

Анна не могла возражать. Она так нуждалась в его поддержке, любви. Она так хотела быть любимой!

Но Мигелю она не нужна! Он заботится о ней только из-за ее родителей.

О господи, думала Анна, когда он нес ее в спальню, что же мне теперь делать?

Мигель положил ее на огромную кровать, выпрямился и посмотрел на нее сверху.

— По-моему, мне нужно остаться здесь на ночь, Анна, — сказал он.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами и, к своему ужасу, только кивнула в ответ.

Глава ПЯТАЯ

Будильник звонил и звонил, как назойливая муха. Она протянула руку, попыталась нащупать кнопку и свалила будильник на пол. Но он, к счастью, перестал звонить, и Анна открыла глаза.

В комнате царила полная темнота. На какое же время она завела будильник? Облокотившись, она всмотрелась в светящийся циферблат и вслух застонала. Все тело у нее болело, пальцы не сгибались.

Бинты тут же напомнили о Мигеле, и по телу разлился сладкий жар. Слава богу, он не мог вчера прочитать ее мысли. Иначе она просто не могла бы смотреть ему в глаза.

Когда он пожелал спокойной ночи и сказал, что будет в спальне для гостей на случай, если ей вдруг понадобится его помощь, Анна почувствовала такое острое разочарование, что с трудом смогла его скрыть. А потом смутилась.

Как она могла подумать о том, что он захочет заниматься с ней любовью? Мужчина, которому она даже не нравится!

Закрыв глаза, Анна снова застонала. Хватит, нечего валяться и предаваться самоуничижению. Нужно вставать и заниматься делами. Лошадей надо кормить и выпускать из стойл.

Глядя на закрытую дверь своей спальни, Анна вдруг подумала, что спала так крепко, что даже не знает, ночевал ли Мигель на ранчо, как обещал. Он вполне мог подумать, что она обойдется без него, и уехать.

Она застелила кровать и поспешно оделась. Спустя пять минут уже оказалась на кухне. Там никого не было, чувствовался запах кофе, а на холодильнике была прикреплена маленькая записка: «Анна, я уехал на пастбище. Постараюсь как можно быстрее выслать к тебе двух парней на помощь. Мигель». Она перевернула бумажку, но так и не нашла никакого упоминания о том, когда приедет он сам.

«Мне вовсе и неинтересно это знать», — пыталась она убедить себя. Ей не надо, чтобы он учил ее ухаживать за лошадьми, это она умеет с детства.

Все всегда говорили, что она великолепно играет на фортепьяно. И что преступно зарывать такой талант в землю. Профессия пианиста гораздо престижнее ковбойской работы.