– Ты что, ни разу в жизни не видела рыболовецкие баркасы? – Дэвид по-прежнему старался говорить как можно тише, поскольку над водой звуки распространяются непредсказуемо, а им вовсе ни к чему лишние опасности. На сегодня риска было предостаточно.

– Видела, – отозвалась Салли. – Но это, похоже, контрабандист, потому что рыбой от него не пахнет.

– Ну тогда завтра, уже на «Дерзком», попробуем его изловить.

Салли улыбнулась, оценив его юмор.

– А может, не будем ждать и возьмем их прямо сейчас?

Он тоже улыбнулся.

– Думаю, сегодня мы и так немало сделали. Поэтому направимся-ка лучше на северо-запад, чтобы на рассвете встретиться с «Дерзким» или с каким-нибудь другим британским кораблем.

Меж тем они миновали узкий пролив и стали уходить в сторону от группы покинувших гавань судов. Салли встала рядом с ним – как сотканный из лунного света призрачный лейтенант, терпеливо ожидающий его приказаний. Однако теперь, когда они вышли наконец в открытое море, Дэвид ощутил безмерную усталость. Кроме того, усилилась боль в руке, там, где пуля француза прочертила кровавую борозду, и вскоре всю левую сторону тела словно охватило огнем.

Салли, будто чувствуя его состояние, снова заговорила о ране:

– Нужно осмотреть твою руку. А также скинуть всю эту мокрую одежду.

– Рука потерпит до возвращения на «Дерзкий». А вот обсохнуть не помешало бы.

– Твою одежду я положила внизу. – Салли указала на вход в небольшую каюту в носовой части яхты. – Я подержу штурвал, пока ты будешь переодеваться. Мне, кстати, тоже пора избавиться от этих юбок. Мне пришлось немало помучиться с ними, взбираясь на мачту кеча. Даже удивительно, как я не свалилась вниз.

Это хорошо, что он не знал об этом тогда, думая, что Салли находится в безопасности, сидя в лодке. Вряд ли он смог бы эффективно противостоять тому французу, осознавая, что ей что-то угрожает.

– Вот потому-то я и велел тебе оставаться в лодке.

Салли глянула на него с некоторым вызовом, будто собираясь вступить в спор, но вместо этого, слегка склонив голову и тщательно подбирая слова, проговорила:

– Ну тогда, думаю, ты поймешь, отчего мне не терпится снова превратиться в мальчишку. – Ее интонация была намеренно легкой – как видно, ей не хотелось возбуждать противоречия и возвращаться к прежнему спору. – Быть девчонкой тоже достаточно интересно, но для тебя, думаю, предпочтительнее, чтобы я опять надела мундир и штаны, снова став сноровистым, исполнительным и полезным гардемарином.

Достаточно интересно?.. Эти слова несколько задели Дэвида, хотя вряд ли она имела такое намерение.

– Что ж, Кент, признаю, что был не прав. Даже в юбках вы были достаточно полезным. Особенно когда сидели на мне верхом, выставив свои прелести на обозрение французским солдатам.

Салли явно смутилась. Ее лицо вспыхнуло, и она отвернулась, досадливо, почти в мужской манере проведя рукой по волосам. И, глядя, как длинные пряди струятся меж ее пальцев, Коллиар осознал, что ему не хочется больше ее дразнить. Он сожалел, что позволил своему страху взять над ним верх, ибо сейчас ему больше всего хотелось привлечь Салли к себе, обнять и просто быть с ней, пока у них еще есть время.

Но она уже отошла, став недосягаемой.

– В тот момент это было лучшее, что пришло мне в голову. – Ее голос был тихим и напряженным. – И это сработало, ведь так? К тому же они находились далеко и не могли толком что-то рассмотреть. – И, точно мстя за обиду, она шлепнула ладонью по его поврежденной руке. – Нужно наложить на твою рану сухую повязку.

– Аккуратнее, Кент, – поморщился Коллиар и добавил: – Ну, если это доставит тебе радость, можешь извлечь из этих чертовых юбок пользу, разодрав их на бинты.

– Именно так я и сделаю. – Салли запустила руки под подол, и в следующее мгновение нижние юбки упали к ее стопам. Движением ноги она подбросила их в воздух, ловко поймала, после чего уселась на палубу рядом с ним и принялась распускать на длинные полосы. – Тебе придется снять свою фуфайку. – Салли стрельнула в него взглядом и добавила: – Только не воображай, будто я получала удовольствие, когда сидела на тебе верхом.

О господи… О себе Коллиар мог сказать как раз обратное. Ему было почти стыдно за низменную похоть, охватившую его при виде залезшей на него Салли. Почти… И он сердился на себя за то, что до этого сердился на нее. Он и понятия не имел, каких усилий стоило ей то представление.

– Я понимаю, Салли. И сожалею, что вверг нас в ситуацию, вынудившую тебя пойти на это.

Его извинение, похоже, смягчило ее, и она стала расправлять заготовленные полосы, меж тем как Дэвид, скрипя зубами, принялся осторожно стягивать через голову фуфайку.

При виде раны Салли болезненно втянула воздух и начала обматывать его руку свежей – вернее, условно свежей, учитывая их сегодняшние похождения, – полосой хлопковой ткани. – Вот незадача, – покачала она головой. – И как ты теперь сможешь выполнить свое обещание?

– Какое обещание?

– Такое… Ты пообещал, что если я помогу тебе сжечь Брест, ты займешься со мной любовью. – Салли перешла почти на шепот, но он расслышал каждое слово. – Зарево над городом видно даже отсюда.

Коллиар почувствовал, как в нем нарастает желание. И он стиснул челюсти, чтобы не зарычать, подобно одержимому инстинктами зверю.

Салли, сидевшая на палубе рядом с ним и озаренная лунным светом, выглядела неестественно чопорной, подстрекая его к использованию нерастраченного вожделения. И, конечно же, подстегивая себя саму. А вожделения в нем имелось в избытке… В отличие от нежности.

– Значит, игры с огнем не закончились? – Взяв лежащую под рукой веревку, Коллиар зафиксировал штурвал и повернулся к Салли. – Я уже наполовину готов, а тебе еще нужно скинуть свое облачение, прежде чем мы найдем самое мягкое место на палубе.

Он видел, как Салли охватывает возбуждение. Ее рот приоткрылся, дыхание участилось, грудь, вздымаясь и опадая, норовила выскочить из корсажа.

Она не колебалась ни единой лишней секунды. Но, вопреки его ожиданиям, потянула не за верхние тесемки, а за те, что на талии, и, шагнув назад, позволила юбкам соскользнуть вниз.

Салли стояла перед ним обнаженная снизу до пояса. Он так и полагал еще тогда, когда она оседлала его в лодке, что под подолом у нее ничего нет. И мысль об этом не покидала его и после, когда они плыли по реке и пересекали бухту.

Но теперь ему не нужно было фантазировать. Он мог созерцать ее длинные обнаженные ноги и огненный треугольник между бедер. Салли меж тем, словно бросая ему вызов, дернула за тесемки корсажа и, скинув его, швырнула на скомканные юбки. А затем, поддев кучку своего женского облачения ногой, отправила все это за борт.

К тому моменту, когда ее одежда коснулась поверхности воды, Коллиар уже успел стянуть штаны, после чего подхватил Салли и опустил ее на палубу.

Она смело пошла на контакт, не проявляя ни малейшей робости, и обвила его ногами словно сильная и гибкая виноградная лоза. Когда он уложил ее на спину, она была уже открыта для него, и все, что ему оставалось сделать, это погрузить свое затвердевшее естество в ее жаркое лоно.

Ему даже пришлось прикрыть глаза, чтобы притупить это мучительное наслаждение от ощущения ее под собой и себя внутри нее.

От легкого товарищеского духа их первой близости не осталось и следа. На смену пришло нечто более горячее, яростное, страстное. Гораздо более чувственное. То, что заставляло Салли сцепиться лодыжками за спиной Дэвида и буквально вталкивать его в себя с такой силой, что им обоим едва хватало дыхания.

Все это проистекало от еще неизжитых страхов и переживаний сегодняшней ночи. От физического напряжения и эмоционального изнурения. Дэвид жадно целовал Салли, глубоко запуская язык ей в рот, и ему не надо было ни о чем думать – он уже не испытывал тех страхов и тревог, которые скручивали его внутренности в тугой узел. Ему не нужно было задумываться о том, какое значение приобрела для него Салли Кент, насколько дорога и необходима она ему стала.

Поэтому он отдавал себя во власть вожделения, накрывающего его подобно приближающейся буре, и приветствовал ту страсть, что кипела в Салли, заставляя ее кусать ему губы и царапать плечи.

Дэвид целовал ее с такой же животной страстью, вталкивая язык в ее открытый рот, где он сплетался с ее языком.

Ни удивления, ни изумления уже не было. Осталось лишь неистовое трение их тел, откровенное и неутолимое желание. Его кожа буквально пылала и как будто все туже обтягивала кости, а губы, казалось, вот-вот лопнут от обжигающих поцелуев Салли. И тем не менее он желал большего.

Дэвиду хотелось исторгнуть из себя остатки страха, вернуться к прежнему самоощущению, и в то же время оставаться здесь, где его тело сплеталось с телом Салли. Хотелось созерцать ее и в полной мере использовать оставшиеся у них часы, растворяясь в этом вибрирующем блаженстве.

Коллиар перевернулся на спину и усадил Салли на себя, чтобы иметь возможность раскинуть ей волосы и пропустить их меж пальцами. Они были как темно-красная шелковая завеса, источавшая запах гари и дыма.

Потянув Салли за голову, он привлек ее губы к своим губам, не в силах насытиться их сладостью и надеясь поцелуями изгнать из себя остатки тревоги. Потому что иначе эта тревога просто съест его.

* * *

Салли оторвалась от губ Коллиара, буквально терзающих ее губы. Хватая ртом воздух, она пыталась уцепиться за остатки здравомыслия. Нестерпимый голод и потребность смешивали мысли, превращая ее в одно сплошное первобытное чувство, пока границы ее существа не стали размываться и сливаться с сущностью Дэвида, так что вскоре Салли уже не различала, где кончается она сама и начинается он.

То, что она сидела на Коллиаре верхом, не создавало ощущения ни физической, ни эмоциональной отдаленности. Наоборот, это вносило столь сильный прилив наслаждения, что казалось, оно разорвет ее на части. Вспышка блаженства была такой ослепительной, что Салли просто не могла удержаться от крика. И ухватившись за плечи Коллиара, чтобы сохранить равновесие, она продолжила двигать бедрами, пытаясь погасить жадное пламя, которое лишь еще больше распалялось с каждым толчком.

– Господи, если бы нас кто видел… – пробормотал Коллиар, и ей пришлось прикрыть глаза, спасаясь от ярких вспышек насыщенного наслаждения, искрящегося внутри нее.

– Пожалуйста… – взмолилась она, и в этом возгласе не содержалось ничего, кроме неутолимого желания. Хотя и понимая, чего хочет, Салли не знала, чего просит у Дэвида. Она лишь осознавала, что не способна контролировать напор страсти, захлестывающей ее словно мощная приливная волна. Она не знала, как приручить этот дикий инстинкт, что заставлял ее совершать яростные толчки и в то же время целовать Коллиара, прикасаться к нему, ощущая жар его сильного тела.

И Коллиар хотел того же, ибо он приподнялся и, потянув ее за колени, прижал к своей груди, так что они теперь оказались лицом к лицу. Салли обвила руками его шею и предалась изысканному наслаждению, которое давало ощущение того, как ее соски трутся о его широкую грудь, а щеку покалывает его щетина. Она также смаковала соленый вкус его кожи, и накал этого наслаждения возрастал с каждым толчком.

А потом осталось лишь ощущение его сильных рук на ее бедрах, которые помогали их движению – снова и снова, все выше и выше, пока не сверкнула наконец блаженная вспышка, и Салли полетела и поплыла в потоке любви как невесомая пушинка.

В себя Салли приходила неохотно, почти с негодованием, с какой-то отстраненностью взирая, как Коллиар аккуратно расцепляет их тела, укладывает ее на палубу, ложится рядом и заключает в свои объятия.

Они долго так лежали в удовлетворенном молчании, по-прежнему обнаженные, укрытые бархатистым одеялом ночного неба.

Но как бы ни хотелось ей так и оставаться будто подвешенной во времени и пространстве, Салли понимала, что вечно это продолжаться не может. То же самое осознавал и Коллиар.

– Салли, я должен тебя спросить… Если я пересяду в лодку, оставив тебя здесь, ты согласишься уйти?

– В Англию? – уточнила она, не уверенная в том, что он предоставляет ей какой-то выбор. – Нет, Дэвид, не заставляй меня уходить, пожалуйста. Я не хочу.

Коллиар вздохнул.

– Но ты же понимаешь, дальше так продолжаться не может. Если ты уйдешь, я скажу, что Ричард погиб или же взят в плен, поскольку он наверняка жив и находится где-то в Англии. Это решит все наши проблемы.

Как бы ни было неприятно отождествлять себя с какой-либо проблемой, Салли не могла не согласиться с разумностью предложенного плана. Она, конечно же, могла покинуть Коллиара в полной безопасности – сколько иронии в этих словах? – в лодке, по-прежнему привязанной к корме, и самостоятельно добраться на яхте до Англии. Она могла даже войти прямо в Фалмутскую бухту, бросить якорь напротив дома, проскользнуть туда незаметно для окружающих и снова стать прежней Салли Кент. Она ясно представляла последовательность всех этих действий.