– Уиллис, продолжай наблюдение. – Салли съехала по бакштагу как шальная мартышка и взбежала на шканцы, чтобы доложить обстановку. – Сэр, на флагмане получили наше сообщение. Уиллис насчитал тридцать три линейных и пять фрегатов. Все фрегаты – французские.

Капитан Маколден кивнул удовлетворенно.

– Капитан Блэквуд передаст сообщение адмиралу. Возвращайтесь наверх, мистер Кент, и продолжайте наблюдать. Постарайтесь идентифицировать каждый корабль и определить принадлежность.

– Слушаюсь, сэр.

Салли быстро вскарабкалась обратно и передала требование капитана наблюдателям:

– Названия и принадлежность, ребята.

Вскоре имена кораблей как горох посыпались вниз. В авангарде находились «Грозный» и «Райо», в центре – «Сантиссима Тринидад», «Бюсантор» и «Санта-Анна». Уиллис сообщил и принадлежность – семьдесят четыре французских и сто двенадцать испанских.

Голова Салли была занята подсчетами пушек на своих и неприятельских кораблях и сравнением боевой мощи флота адмирала Нельсона с мощью испанского и французского флотов. Напряженнейшая работа… А ее голос становился все более хриплым от беспрерывного выкрикивания в сторону шканцев новой информации.

Внизу матросы, собравшиеся у борта, тоже наблюдали за маневрами вражеских кораблей, давая оценку сноровке и способностям их экипажей.

– Отойдем подальше, – распорядился капитан.

Коллиар тотчас отдал приказ переставить паруса, чтобы отвести «Дерзкий» от берега, предоставив тем самым неприятелю возможность выйти из гавани и развернуться в северо-западном направлении. Наряду с этим они продолжали передавать информацию капитану Блэквуду, командующему эскадрой фрегатов.

– Поворот фордевинд!

– Отпустить штурвал! – скомандовал штурман.

– Где те фрегаты, мистер Кент? Я… – дальнейшие слова капитана были заглушены выкриками приказов, хлопаньем парусов, топотом многочисленных ног.

– Сэр, они разворачиваются, – сообщил ей бдительный Уиллис.

– Палуба! – окликнула Салли.

Меж тем капитан скинул свой синий мундир, отдал его мистеру Чарлтону, вскочил на цепи по правому борту и стал взбираться по вантам, чтобы самостоятельно рассмотреть диспозицию неприятельского флота. Он, конечно, не выказывал той же ловкости и проворства, что и гораздо более молодые марсовые, в том числе и по причине серьезного ранения, полученного несколько лет назад, но, черт возьми, назвать его увальнем язык тоже не поворачивался.

– Уиллис, встречай гостя.

Тот едва не открыл рот от удивления.

– Боже мой! Теперь можно сказать, что я видел в жизни все.

Когда капитан добрался до нее, Салли передала ему свою подзорную трубу.

– Фрегаты держатся в задних рядах, сэр. Не выказывая намерения подойти к нам.

– Верно, – согласился Маколден. – Ибо они полагают, и совершенно напрасно, что мы зададим стрекача при их приближении. – Он сложил трубу, и Салли с удивлением увидела, как широкая, хищная улыбка раздвинула его обычно плотно сжатые губы, а глаза заблестели, как снег на солнце.

Это было одновременно и пугающе, и возбуждающе. Вражеский флот вышел в море, и скорее рано, чем поздно, начнется грандиозная и беспощадная битва.

Капитан Маколден словно читал ее мысли.

– Сейчас бой не состоится, мистер Кент, но мы будем следовать за ними, пока они сами не начнут конфронтацию или же пока не подтянется флот адмирала Нельсона. Ну а тем временем, мистер Кент, я буду вам признателен, если вы поможете своему товарищу мистеру Джеллико разобраться с сигнальными флагами, ибо сегодня они нам понадобятся неоднократно. – После этих слов капитан Маколден съехал вниз по бакштагу, как какой-нибудь гардемарин, и уже на палубе распорядился: – Поворачивайте, мистер Чарлтон.

Уиллис отправил своих ребят к парусам еще до того, как Коллиар выкрикнул соответствующий приказ об их перестановке. И Салли порадовалась, что часы довольно скучных парусных тренировок не прошли даром, поскольку «Дерзкий» довольно быстро и плавно развернулся и лег по ветру, что наверняка доставило удовлетворение первому лейтенанту.

В течение всего этого дня они наблюдали за противником, передавая сообщения британским фрегатам, дрейфующим в линейном строю к юго-западу от них. Капитан Маколден с присущим ему хладнокровием направлял «Дерзкий» на предельное сближение то с одним, то с другим кораблем для уточнения их боевой мощи, после чего они снова удалялись по направлению к западу, чтобы с помощью сигнальных флажков переслать информацию на флагман и далее, по эстафете, адмиралу Нельсону.

Салли еще никогда не работала столь напряженно, как сегодня, почти непрерывным потоком отправляя вместе с Уиллом Джеллико рапорты капитана Маколдена. Даже при хорошем знании сигнальной азбуки ей приходилось то и дело заглядывать в книгу кодов и записывать значения на грифельной доске, после чего они находили необходимые флаги, раскладывали их в нужном порядке, привязывали к линю и поднимали вверх. А затем все в обратном порядке – спускали, отвязывали, сворачивали и укладывали в соответствующие ячейки, чтобы их легко было снова отыскать. Работа оказалась утомительной, главным образом для ума, и продолжалась до тех пор, пока день окончательно не угас и сгустившаяся тьма не позволила всем сделать передышку.

С наступлением ночи ни французы, ни испанцы не предприняли никаких мер для маскировки, тогда как на «Дерзком» по распоряжению капитана Маколдена огней не зажигали, что давало возможность держаться поблизости от неприятеля и не терять его из вида.

Ввиду ожидаемой битвы, которую они считали неминуемой, а испанцы и французы, судя по всему, надеялись избежать, капитан попросил Коллиара организовать дежурства таким образом, чтобы как можно бо́льшая часть экипажа имела возможность как следует выспаться и отдохнуть перед предстоящим сражением.

В результате чего Салли и Коллиар оказались в кают-компании наедине. Однако тот взгляд, что он бросил в ее сторону, довольно суровый и какой-то унылый, отнюдь не располагал к общению. Поэтому Салли сразу же прошла в свою каюту, чтобы заняться более важными делами. Она должна наконец-то написать отцу и братьям, изложив все как есть и объяснив свои мотивы.

За исключением принятия решения занять место Ричарда, Салли не очень-то представляла, о чем писать, тем более что изначальные аргументы по прошествии времени уже не казались столь убедительными. Но самое главное, пусть они знают, что она любит их и, похоже, ничем не опозорила семью, и потому они будут к ней снисходительны.

Начать было трудно, но после откровенного признания слова достаточно бойко выскакивали из-под пера. Прежде всего Салли хотелось, чтобы отец и братья знали о том, что она счастлива на борту «Дерзкого», более счастлива, чем когда бы то ни было. Но она, конечно же, не могла сообщить главную причину такого состояния, указать виновника своего счастья.

Она не могла рассказать что-либо о Коллиаре, кроме того, что тот был настоящим офицером. Ну и еще, что он проявил к ней товарищеское участие.

На самом деле он стал для нее более важным и близким человеком, чем просто товарищ. И этот факт невозможно было игнорировать.

– Дэвид… – тихо окликнула Салли.

– Да, Кент? – отозвался он из-за парусиновой стены. – Чем вы там занимаетесь?

– Пишу. Я наконец-то написал своему отцу.

– Наконец-то? – с сарказмом переспросил Коллиар. – Только сейчас удосужились?

– Понимаю, надо было раньше. – Салли вздохнула. – Я рассказал ему обо всем…

– Обо всем? – Теперь уже в его голосе зазвучала тревога.

– Обо всем, что побудило меня подняться на борт «Дерзкого». Выразив надежду, что мое поведение найдет понимание. – Салли снова вздохнула. – Вы позаботитесь, чтобы это письмо было доставлено?

– Я? А почему не капитан или же Ангус Пинкертон?

– Потому что я доверяю вам. Кажется, это вполне естественно, что я прошу именно вас.

– Кент, я не могу обещать того, в чем не уверен. Вовсе не факт, что я выживу, а вы нет.

– Выживете, – возразила Салли. – Определенно выживете. Я просто не представляю иного исхода. Вы… слишком значимы для нашего корабля. И для этого мира.

– Ваша убежденность в моей неуязвимости даже немного пугает. Но могу заверить, я столь же смертен, как и другие.

– Я тоже, – не уступала Салли. – И вы должны мне кое-что пообещать. Если меня серьезно ранят, не позволяйте уносить меня вниз.

– Вы боитесь?

– Я не боюсь исполнять свой долг. Я ничего не боюсь. – Но на самом деле страх был. Салли боялась, что Дэвид исчезнет из ее жизни. Был страх одиночества в результате их неизбежного окончательного расставания. Оставалось только молиться, чтобы погибла именно она, а не он. – В общем, если меня ранят, вы должны позволить мне умереть.

– Черт возьми, Кент. Вы просите слишком многого.

– Подумайте, что будет с вами, если моя тайна раскроется. Подумайте о моей семье. Будет лучше, если я умру с достоинством и честью, не запятнав репутацию семьи.

– О семье следовало думать раньше, когда вы замышляли свой план.

– Все мои мысли как раз и были о семье, и ни о чем другом.

– Перестаньте, Кент. Мы оба знаем, что это ложь. Маловероятно, чтобы тот, кто совершает такие поступки, делал это исключительно ради других. Все это вы предприняли не столько ради спасения семейной чести, сколько ради собственного удовольствия.

– Ничего подобного. – Салли слышала нотки отчаяния в своем голосе и чувствовала, как в горле становится горячо. – Я поступил так не ради удовольствия, а потому что создан именно для флотской жизни. Лишь здесь я чувствую, что живу. И именно о такой жизни я мечтал, когда меня отправили в Фалмут – сидеть и томиться в ожидании. А я не очень-то умею ждать.

У Салли было такое ощущение, словно внутри нее разматывался какой-то клубок. А еще она испытывала головокружение, как будто только что вертелась волчком по палубе. И по ее щекам почему-то потекли слезы, хотя за все эти нелегкие месяцы она ни разу не позволяла себе такого.

Салли смахнула слезы рукавом.

Сейчас она высказала то, в чем не осмелилась признаться даже в письме к отцу. И почувствовала облегчение оттого, что поделилась самым сокровенным с Коллиаром.

– Но вы, вероятно, уже знаете об этом.

– О вашей неспособности томиться в ожидании?

– И об этом тоже.

– Да, Кент, знаю. А чего не знал, о том догадывался. Но я рад. Очень рад.

Именно такие слова она и надеялась услышать. Салли шагнула к двери. Слава богу, кают-компания пустовала, а дверь Коллиара была открыта.

Она вошла и встала перед ним, прежде чем он успел остановить ее.

– Я тоже рад. И у меня нет никаких сожалений, даже если придется погибнуть.

– Никаких сожалений, – повторил Коллиар. И протянул к ней руку.

Салли шагнула к нему без колебаний и, запустив пальцы ему в волосы, потянулась к его губам, меж тем как он взял в ладони ее лицо.

Губы Коллиара были твердыми, они встретили ее губы с каким-то тихим отчаянием, и Салли буквально погрузилась в него, в его силу и неистовую нежность. Через несколько секунд Коллиар прервал их поцелуй, создав внутри нее зияющую пустоту, но это длилось недолго – шагнув к двери, он прикрыл замочную скважину своей рубашкой, после чего загасил фонарь и снова вернулся к ней.

Темнота окутала их, толкая в объятия друг друга. Они ничего не видели и могли только чувствовать. Они не производили практически не единого звука, меж тем как их губы и руки исследовали зыбкие границы между их телами. Салли прижалась к теплой груди Коллиара, ощутив и мягкость его волос, и колкость пробивавшейся на щеках щетины. Она хотела чувствовать его, пробовать на вкус, узнать о нем все, изучить каждый аспект его существа, раскрыть каждую грань его натуры столь же досконально, как он сам раскрывал ее сущность.

– Кент… Салли… – Коллиар оторвался от нее, чтобы вдохнуть, и тотчас, словно не в силах вынести разъединения даже на столь малое расстояние, прижался лбом к ее лбу. – Я рад, что ты пришла. Я мог бы сожалеть единственно лишь о том, что мне придется погибнуть, так и не поцеловав тебя напоследок.

Салли не хотелось больше слышать о смерти. Не хотелось и думать об этом. Хотелось думать о жизни и любви. Хотелось чувствовать себя живой. В его объятиях.

И она закрыла ему рот поцелуем. Ей хотелось чувствовать вкус соли на его коже, скользить ладонями по выпуклостям и изгибам его мышц.

Дэвид запустил руки в ее волосы, вытянул их из косички, пропустил между пальцами.

– Ох, Кент… Ты даже не представляешь, как долго я этого ждал.

– Ну так скажи…

Сбоку его шея была чрезвычайно чувствительна. Салли ощущала, как бьется его сердце, слышала, как меняется дыхание, меж тем как она скользила губами вдоль жилки, тянущейся до самого плеча.

– Целую вечность, – выдохнул Дэвид ей в волосы и тоже стал целовать вдоль линии ключицы, вызывая неизведанные до сих пор ощущения. И сейчас все это казалось более реальным, чем происходящее на корабле. Более важным и неминуемым.