Ирина Степановская - Под крылом доктора Фрейда

— И все узнают, что я «того»? — Таня повертела у виска двумя пальцами. — Нельзя ли как-нибудь обойтись без этой процедуры? — Она запнулась. — Видите ли, у меня с собой ничего нет, но муж обязательно уладит с вами этот вопрос… — От смущения Таня говорила быстро и комкала некоторые слова.

— Таков порядок.

Альфия старалась вести себя как можно мягче. Еще не хватало ей спать с мужем и брать деньги за улаживание формальностей с женой! Она секунду подумала и предложила:

— Знаете, ваш муж может попробовать поговорить об этом с главным врачом. Ведь вы поступили сюда по его распоряжению. Я подготовлю все документы, а уж куда их отправлять, пусть решает он. Они все равно должны пройти через канцелярию. Если главврач захочет, он заберет их и отдаст вам. Пусть они хранятся у вас дома.

Татьяна встала.

— Я понимаю, что должна быть вам очень благодарна. Вы много сделали для меня. Вы меня спасли. — В волнении она опять стала комкать кромку халата. — Может быть, то, что я сейчас скажу, послужит мне во вред, но… Не знаю почему, я вам не верю. Вернее, верю не до конца. Мне кажется, вы чего-то недоговариваете. То я больна, то здорова…

Альфия разглядывала серые камешки на дне пустого аквариума. «Сколько же это мучение будет продолжаться? — думала она. — Сурин сбежал. Рыбки сдохли, Володя оказался мерзавцем. Давыдов любит только жену. А теперь я должна выслушивать от больных, что они мне не доверяют…»

— Вы говорите о своей болезни?

— О болезни тоже. Но у меня такое странное ощущение, что вокруг меня происходит какой-то странный обман. И я никак не могу уяснить суть этого обмана…

— Я вас не обманываю. Я расскажу вам, что происходило с вами на самом деле. Очень редкий случай. Только мне надо еще кое-что уточнить и кое с кем посоветоваться. Тем не менее ваша выписка — дело решенное. Идите в палату. — Альфия твердо посмотрела Татьяне в глаза. — И запомните, я вам не враг. Мужу скажите, пусть организует ваш отъезд на следующей неделе.

— Я узнал, где живет этот доктор. — Ираклий положил перед Ларисой листок с адресом.

— Где? — Лариса повернулась от плиты. Она варила кашу для Коли.

— Метро «Сокол». Улица Алабяна. Сталинская постройка. Квартира Суриных. Мама, папа в отъезде, сынок на месте.

— Как ты узнал?

Он прошел в коридор, снял ботинки и с раздражением кинул их в угол.

— Приятель у меня работает там. — Ираклий многозначительно ткнул пальцем куда-то вверх. — Если ты думаешь, что это приятно — бегать сломя голову, разыскивая ее по всему городу, то ты сильно ошибаешься. И недешево, кстати, обошлось. — Он помолчал. — Нет, если бы ты только видела, как на меня этот приятель посмотрел, когда я обратился к нему с этой, скажем прямо, неординарной просьбой! У него-то дочь нормальная.

— Ну, извини, извини! Я понимаю, что доставляю тебе неудобства. — У Ларисы был ужасно измученный вид. — Но ведь как-то надо было ее найти!

— Коля где?

— С няней гуляет. Они скоро придут, а у меня обед не готов.

Ираклий открыл холодильник и вытащил пакет кефира. Налил в стакан, отпил.

— Не пей из холодильника. Холодный.

— Да ладно…

Со стаканом в руке он прошел в комнату, прямо в куртке сел на диван. И через минуту снова вернулся в кухню.

— Слушай, Лар… А может, нам этот доктор только на руку?

— В каком это смысле?

— Может, она действительно у него поживет? Приятель справки навел, парень положительный. Бывший хирург. Может, он правда в нашу дочь втюрился?

Лариса обернулась:

— Знаешь анекдот? «Папа, когда мой парень придет к тебе просить моей руки, не вались ему в ноги, не кричи: „Слава богу! Избавитель ты наш!“»

Ираклий ухмыльнулся.

— Бросай свой обед. Поедем. Посмотрим на избавителя.

Главный врач позвонил по внутреннему телефону:

— Слушай, милая, все забываю тебя спросить, как там дела у жены моего родственника? Что-то он не заходит в последнее время.

— Могу рассказать. Только вы не поверите!

Альфия как раз обдумывала, как подтвердить Танин новый диагноз. У нее было хорошее настроение. Конечно, слово «выздоровление» — не то, что она может легко сказать. Его с гордостью могут произносить хирурги, педиатры, даже терапевты. Но в медицине есть еще онкологи, неврологи, реаниматологи — да много еще, для кого замена «выздоровлению» слово «ремиссия», в конечном счете означающее передышку. «Но что такое наша жизнь? — думала Альфия. — В наше время абсолютного здоровья не существует. Даже у младенцев. Жизнь — это путь от болезни к болезни, но его еще надо пройти, этот путь. И передышка в дороге — не самое плохое».

Старый Лев любил поболтать с Альфией. Конечно, он находил в ее психическом статусе кое-что, слегка настораживающее, но психиатры не отличаются в этом смысле от врачей других специальностей. Попробуйте посидеть, к примеру, перед отоларингологом, при этом постоянно переспрашивая или хлюпая носом. Может, врач и не спросит вас, отчего вы постоянно сморкаетесь, но будьте уверены: разговаривая с вами, он машинально оценит ваше состояние. Так и психиатры. Достаточно вам сказать странную фразу — они задумаются, может быть, улыбнутся про себя, определив вашу склонность к неадекватным выражениям, но это не означает, что они сразу записывают всех в больные. Грань между умственным здоровьем и болезнью не так уж и тонка, и, как в любой другой науке, в психиатрии все организовано. В Альфие чувствовалась оригинальность. Поэтому главный врач и любил с ней поболтать.

«Однако как много осталось в психиатрии непознанного! И это хорошо, — размышляла Альфия на пути к главному корпусу. — Иначе скучно было бы жить таким людям, как Таня. А кто в самом деле изучал, какие умственные процессы порождает скука?»

Таня — вот о ком последние дни Альфия думала непрерывно. Рылась в книгах, в Интернете, в энциклопедиях, однажды даже поехала в медицинскую библиотеку. Результаты поиска Альфию полностью удовлетворили.

— Случай, достойный описания в журнале! — Победно сияя глазами, она без стука вошла в кабинет Старого Льва и шлепнулась в кресло. — Чуть тетку в инвалиды не записали!

Альфия закинула ногу на ногу и, вытянув носок, полюбовалась новыми сапогами.

— А что, она оказалась здоровой? — удивился главный врач. — Симулянтка, что ли?

— А вот и не симулянтка!

— Что же тогда?

— Когда у нас по плану врачебная конференция? Поставьте меня. Я доложу. Такой случай — один на тысячу лет.

— Может, сначала мне расскажешь?

— Вот. — Она достала из аккуратненькой папочки отпечатанную историю болезни. — Ди-аг-ноз.

Старый Лев нацепил на нос очки и стал читать. И чем дольше читал, тем сильнее удивление на его лице сменялось недоумением. Наконец, он откинулся на спинку крутящегося кресла и строго взглянул на Альфию.

— Ты уверена?

Она почти пропела:

— На все сто. Была бы не уверена — к вам бы не пришла. Сказала бы, что надо еще понаблюдать и подумать.

Он снял очки и отбил пальцами по столу какой-то мотивчик.

— Ты хорошо подумала?

Она смотрела на него, не в силах сдержать улыбку:

— Да.

— И не боишься с этим выходить на конференцию?

— Не боюсь. У меня здесь материала на диссертацию хватит.

Он помолчал.

— Ну смотри. Могут и заклевать. Диссертации тоже не всякие успешно защищаются.

— Ну, я на диссертацию и не замахиваюсь. Мне она ни к чему. — Альфие очень хотелось встать и обнять главного врача за мощную морщинистую шею. Он оставался единственным человеком в больнице, к кому она испытывала нежные чувства. — Мне гораздо дороже ваша похвала. Обожаю слушать, как вы говорите: «Альфия — самая умненькая девочка в нашей больнице».

— Ой, смотри, сядем мы в калошу с эти диагнозом! — задумчиво покрутил головой Преображенов. — Сама понимаешь, мне и перед родственниками тогда будет неудобно.

Альфия подумала: «Вот он не стесняется, что у его родственников оказались такие проблемы. Правда, родственники все-таки дальние. А у меня — мама».

— Не бойтесь, не побьют! Если вы меня поддержите, мне не страшно. Кто будет выступать?

— Дыня. Он же за конференции отвечает.

— Ой, его-то я заткну.

Преображенов подумал, пожевал губами.

— Оставь мне эту папку.

Альфия положила папку на стол. В кабинет кто-то заглянул.

— Ну, я пойду?

— Иди-иди. Не споткнись только в новых сапогах. И все-таки еще раз подумай, прежде чем вылезать на конференцию.

— Все-то вы замечаете, Александр Борисович. Даже сапоги!

— Сапоги красивые, тебе идут.

Альфия уже закрывала за собой дверь, но не удержалась, всунула голову обратно:

— Это ноги красивые! — и окончательно скрылась за дверью.

Преображенов задумчиво посмотрел ей вслед, почесал свою седую гриву и позвонил Дыне:

— Подготовили план будущей конференции? Зайдите ко мне. Нужно включить еще один разбор клинического случая. Докладывать будет Левашова. Какая тема? Свяжитесь с ней сами, она уточнит. Но, по-моему, звучит что-то вроде «Клинический случай хронического отравления парами йода». Что вы говорите? Чушь собачья? Имеют значение только острые отравления? Я так не думаю. Будем разбираться. Вставляйте в план.

Главврач положил трубку и крикнул секретарше, чтобы та принесла ему обед из столовой для персонала. Поднос под салфеткой уже стоял наготове. Александр Борисович вооружился ножом и вилкой, однако аппетит у него почему-то был неважный.

«Какая все-таки красивая дорожка между соснами бежит из главного корпуса в отделение! Хоть летом, хоть весной. А осенью особенно приятно идти по ней, вдыхая чудесный аромат палой хвои. И грязи на ней нет — из-за иголок. Вокруг стволов темнеют коричневые шишки, и кажется, что ты идешь не по территории больницы, а по песчаной, поросшей соснами отмели. Шагнешь по дорожке за поворот, а там — море. Балтийское серое или южное голубое — разве уж это имеет значение? Прекрасно знать, что впереди ожидает простор. Однако красивый вид продолжается только до поворота. — Альфия вздохнула. — А как повернешь — везде красные кирпичные корпуса, корпуса… Вот патологоанатомический, куда позавчера увезли тело Оли Хохлаковой, вот прачечная, сейчас туда Марьяна и Нинель несут пакеты с грязным бельем, дальше чуть в сторону — пищеблок. Дорожка кончается, а с ней заканчивается и мечта. Дальше — асфальт. Выход на площадь к магазину, автобусная остановка. Который час? На башне главного корпуса пробило четыре. Малиновая крыша въезжает в ворота. Уже вон и люди бегут к остановке. Торопятся домой».

Кто-то вышел из дверей ее отделения.

— Здравствуй, Володя! Куда бежишь? На автобус? А где твоя машина?

— Бензин подорожал.

— Понятно.

Какой-то у Володи странный вид. Смотрит вроде в глаза, а на самом деле мимо.

— Что не заходишь? Не виделись с тобой тысячу лет.

Он остановился.

— Знаешь, мне теперь некогда. У меня дома жена, все такое…

Альфия вдруг почувствовала, что ее как будто сбили с ног.

— Ты женился? Когда? И мне ничего не сказал…

— Ты мне не мать. Извини, автобус уйдет.

— Но… как же так? Ведь ты говорил…

Она все еще не могла поверить: домработницы, интернши, плевать, это проходящее, она была к этому снисходительной, но женитьба?

Володя нетерпеливо смотрел в сторону «Красной Шапочки».

— А что тут такого? Ты мне отказала. Я свободный мужчина.

Она пробормотала:

— Конечно-конечно… Но все-таки мы же с тобой были не чужие… На ком ты женился?

Он злобно искривился.

— Какая тебе разница? А что касается того, что не чужие… Свои так не подводят, как ты меня подвела!

Альфия опешила. Она никогда еще не видела Бурыкина таким противным.

— Но я же не нарочно! Если ты о теплицах, то откуда я знала, что должна была молчать? Ты же меня не предупреждал!

Его глаза сощурились до щелочек.

— Если бы ты знала, на какие бабки меня нагрела! Не думал я, что ты способна фискалить из ревности!

Она еще не вполне понимала.

— Ты что, растратил больничные деньги, отпущенные на строительство?

— Какие больничные деньги! Деньги-то были мои!

— Тогда объясни…

— Не буду я объяснять. Автобус уедет.

Она вцепилась в его рукав.

— Нет, стой! Поедешь на электричке. Я не отпущу тебя, пока ты не объяснишь мне, в чем дело.

— Еще чего! Не надо здесь истерик. Вон, пол-автобуса уже высунулось в окна.