Ирина Степановская - Под крылом доктора Фрейда

Альфия отошла от Бурыкина на шаг.

— Говори. Я хочу понять, в чем ты меня обвиняешь.

— Из-за тебя Преображенов потребовал, чтоб я отдал ему уже построенные теплицы.

— Так ты же и так строил их для больницы?

— Да ни фига подобного! — заорал он ей в лицо. — Я строил их для себя! Ведь там к моему забору все равно примыкает пустырь! Одна крапива. Много ли земли я присоединил? Какую-то несчастную сотку! Все лето возился с этими дураками, ходил за ними, как нянька, чтобы они чего там не натворили, израсходовал кучу денег на стройматериалы — и все из-за тебя пришлось отдать! Теперь понимаешь, что ты сделала?

Альфия отошла еще на шаг.

— Какой, однако, хозяйственник в тебе пропадает! Я-то думала, Преображенов тебя привлек, потому что ты все знаешь, все умеешь… А ты, оказывается, для себя. — Она интуитивно опять взяла ту ироническую манеру, в которой всегда разговаривала с Володей. — Не пробовал баллотироваться куда-нибудь в губернаторы? В начальники районного масштаба? У тебя, думаю, дело бы пошло… А еще лучше — плантацию бы завел, с рабами… Чем наши больные хуже?

— Может, и завел бы. Трудотерапия дуракам полезна. Меньше мысли разные мучают. И если бы ты не проболталась…

— Это ты дурак, — Альфия была уже совершенно спокойна. — Все равно бы узнали про твои теплицы.

— А ни фига! Я уже ведь и сетку купил. Забор бы передвинул. Кто в крапиву полезет территорию обмерять? — Бурыкин демонстративно выплюнул перед Альфией жвачку. — Вот только я не пойму, какой тебе резон был меня закладывать? Туда в жизни никто не заходил, и никогда бы никто не узнал, что я что-то строю.

Альфия посмотрела на него презрительно.

— Так ты думаешь, я из ревности, что ли?

Владимир пожевал немного губами:

— Видел я, какими глазами ты на Аньку смотрела. И на домработницу.

— Какой же ты, оказывается, идиот! Мне ведь даже в голову не пришло, что ты просто решил расширить свои владения.

— Это и неудивительно. Особенно если учесть, что головой ты, возможно, пошла в свою сумасшедшую мамашу.

— Ты просто… просто… — Альфия поднесла ладони к лицу, как бы защищаясь.

— Вон, посмотри, у тебя и пальцы дрожат! Полечиться тебе надо, Левашова.

Бурыкин повернулся и побежал к автобусу. Альфия закрыла глаза и крепко сжала зубы.

«Не вздумай еще что-нибудь сказать. Не унижайся перед этим дерьмом».

Когда же она вновь осторожно подняла веки, никого перед ней уже не было. «Красная Шапочка», подъехав к воротам, выпустила из глушителя сизый дым, и только росшие перед самой площадью сосны шумели над головой зелеными макушками.

Сова, помахивая пустым мешком, возвращалась из прачечной. За ней осторожно ступала по сосновым иглам Марьяна. Альфия дождалась, пока они подойдут. Только бы не заплакать!

— Нинель, зайди-ка ко мне.

— Срочно? Я хотела чистое белье больным выдать.

— На минутку.

В полном молчании они проводили Марьяну до отделения и вернулись в холл.

Альфия подманила Нинель Егоровну пальцем, чтоб та подошла поближе, и тихо спросила:

— Ты в курсе, что Володя… — она запнулась и поправилась, — …что Владимир Михайлович женился?

Нинель слегка покраснела.

— Болтали тут всякое санитары.

— Когда он женился?

— Вроде на прошлой неделе.

— А почему мне ничего не сказала?

Нинка замялась:

— Волновать вас не хотела. Чего я буду сплетни разносить.

Альфия закусила губу.

— Волновать ты меня не хотела, а полной дурой выставить — ничего!

Сова молчала, опустив голову. Перебирала в руках ключи.

— Отвечай, на ком он женился?

Нинель храбро засопела.

— Говорила я вам, нечего было с ним себя-то позорить!

— Ты скажешь или нет?

— На интернше этой рыжей! Она ведь впилась в него прямо. Целыми днями висла на нем, пока вы тут с этим питерским вечера просиживали. Она ведь сразу смекнула, у кого карман-то потолще!

Альфия молча повернулась и направилась к своему кабинету.

— Да будет вам горевать! Ни один из этих троих козлов вам, по совести, не подходит!

Нинка остановилась в самом проеме двери и чуть не схлопотала по носу. Альфия, не оборачиваясь, открыла дверь и с силой захлопнула.

— Ух, ты черт! — Нинель все-таки успела отпрянуть.

Из кабинета вдруг снова высунулась голова Альфии.

— А домработница что?

Нинка опешила.

— Ну, Володина домработница. Что?

— Что домработница? Ничего. Молодая жена ее сразу выгнала. Без всяких разговоров. На пищеблоке теперь у нас работает. Я ее вчера видела.

Дверь в кабинет снова закрылась. Уже осторожно, почти без стука.

Нинка перекрестилась.

— Кажется, пронесло ураган-то! А то ведь глазами сверкала — испепелит.

И Нинель, еще долго про себя о чем-то рассуждая, отправилась в отделение.

Альфия слышала из-за двери, как Нинка с Марьяной выдавали чистое белье больным. Прошлась по кабинету, огляделась. Пустой аквариум давно уже отправился под стол. Аккуратная папка с Таниной историей болезни лежала возле двери в специальной коробке — в ней хранились истории болезни на выписку. Левашова включила электрический чайник, кинула взгляд в пустое кресло около журнального столика. Летом в нем сидел Дима. Она посмотрела на стул возле стола. Еще недавно на этом месте почти каждый вечер пребывал Давыдов. Какие умные разговоры они с ним вели! Про Володю ей думать не хотелось. Бог судья этим людям! Она налила себе чаю и вернулась к столу. Взяла из коробки Танину историю болезни. Еще раз просмотрела. Уж если Старый Лев, обычно безоговорочно ей доверявший, высказал сомнения, значит, на конференции ожидается большая свара. И так ли уж надо с этим случаем выступать? Никто не неволит.

Она хлебнула чай и обожглась. Нет! Все-таки надо. Для самоутверждения, для уважения самой себя, наконец. Однако до конференции она не сможет выписать Таню. Еще она должна уговорить Давыдову побеседовать с докторами. Не все пациенты на это соглашаются. «Если Таня откажется, настаивать не имею права, — задумалась Альфия. — Но случай такой интересный и редкий, что надо попробовать ее уговорить».

— К вам пришли! — донесся из-за двери Нинкин голос.

Она никого не ждала. В комнату вплыла охапка роз, под ней виднелись ноги Давыдова.

«Легок на помине. Прощаться пришел», — подумала Альфия, сделала вид, что идет к окну, и украдкой взглянула в зеркало. Вид у нее был не очень, но она не захотела ничего исправлять.

«Розы-то точно такие, как он тогда жене приносил».

— Можно войти, Альфия Ахадовна?

— А где ваша жена?

Он бухнул букет ей на стол.

— Я один пришел, Альфия Ахадовна. Один.

Она смотрела на него из своего простенка и не узнавала. Неужели с этим мужчиной она провела одну очень приятную ночь и не менее интересный завтрак?

— Я пришел вас поблагодарить. Как мне кажется, вы сделали то, что, кроме вас, никто бы не сделал. Кроме вас бы никто не догадался… — Он качнулся к ней, будто хотел обнять.

Она будто очнулась от воспоминаний. Обошла его и села за свой стол.

— Да, — повторила она с самым серьезным видом. — Я сделала то, что никто бы не сделал. Я вернула вам вашу жену. — И про себя добавила: «А могла бы всю жизнь держать ее в больнице, выйти за тебя замуж и нарожать больных детей».

— Я вас никогда не забуду! — сказал Виталий, немного постоял и вышел из комнаты.

— Такой уж, видно, сегодня дурацкий день! — на всю комнату произнесла Альфия и стала пить уже порядком остывший чай.

Следом за Давыдовым Нинель привела в ее кабинет Таню. Альфия ее не сразу узнала. Какая красавица! И как ей шли и простая белая рубашка с мужским воротником, выглядывавшая из-под лацканов элегантного костюма, и новая прическа — светлые волосы зачесаны резко вверх и красиво закручены, — и блестящая помада, подчеркивающая рисунок губ, и тушь, и легкая сиреневая тень на верхних веках… И изящный витой крестик, слабо сияющий в вырезе рубашки… Альфия почувствовала зависть. И даже укор совести: в последние недели она вообще перестала следить за собой.

— Я к вам. Ненадолго. Можно?

Чуть полноватые, но стройные Танины ноги были обуты в мягкие туфли на небольшом каблуке. Альфия задержалась и пропустила Татьяну вперед. «Неудивительно, что Давыдов выбрал Татьяну. Это тебе не Вовкина б… Я по сравнению с ней — всего лишь шавка перед благородной собакой редкой породы».

— Садитесь!

Альфия ощутила какую-то свою неприкаянность и даже будто неопрятность своего тела. Она вспомнила, как Давыдов рассказывал, что больше не воспринимает Таню как женщину. Какой ужасный мир, полный предательства! А теперь, сволочь, воспринимаешь? Или теперь ты не воспринимаешь меня?

Ей хотелось кричать. Все-таки как несправедлив мир! Вы не забыли, гады, что это я для вас сделала? И что я получила в благодарность? Одиночество и букет фальшивых роз?

«Почему фальшивых?» Вон они стоят на окне в вазе. Розы настоящие. У некоторых чуть поникли головки. Наверное, вез их из Москвы. Красота — вообще непрочная вещь.

— Садитесь! — повторила она. — Хотите чаю?

Таня вынула из сумки плотный пакет.

— Это вам. Не отказывайтесь, пожалуйста.

Таня положила сверток на стол.

— Что это? Можно развернуть?

Таня тихо сказала:

— Это деньги.

Альфия положила сверток в ящик стола.

— Спасибо, хотя это было и необязательно.

Таня неуверенно проговорила:

— Я, то есть мы… мы с мужем очень вам благодарны.

Альфия улыбнулась, вскинула на нее глаза.

— А кстати, у вас исчезло чувство недоверия к мужу?

Таня слегка покраснела:

— Нет.

— Может, это и правильно. Кто и когда, находясь в здравом уме, доверяет мужьям?

— Вы имеете в виду что-то конкретное?

— Нет, вовсе нет.

Таня вдруг смело на нее посмотрела:

— Я знаю, он в вас немного влюблен.

Альфия картинно вздохнула:

— Ох, милая моя Татьяна Петровна! Кто только в меня не был влюблен! Но, мне кажется, вам это ничем не угрожает. Даже если влюбленность была, она быстро пройдет, как только вы займете свое законное место. — Альфия тоже смотрела прямо на Таню. — Вашему мужу ведь, насколько я понимаю, нужна… — она замялась, — ну, если не нянька, то правильней сказать, что-то вроде постоянной попутчицы: чтобы находилась с ним рядом, поддерживала в трудные минуты, давала советы, как поступить. Виталий Вадимович — ведь человек не очень сильный, верно?

Таня сказала:

— Пожалуй, вы первая, кто сумел его так быстро раскусить.

Альфия горько улыбнулась:

— Да мне это, в общем-то, все равно.

Она с сомнением посмотрела на Таню. «Ну, надо пользоваться моментом. Спрашивай сейчас!»

— Знаете, у меня к вам большая просьба.

Таня ухмыльнулась:

— Отдать вам моего не очень сильного мужа?

— Нет, что вы! — Альфия со смехом подняла обе ладони вверх. — Нет, серьезно: не могли бы вы задержаться в больнице на один день, для того чтобы я могла представить вас на врачебной конференции?

Таня не поняла.

— Вы не хотите меня выписывать?

— Нет-нет, не волнуйтесь. Вы уедете. Только на день позже. Я хочу рассказать коллегам о вашем случае — ведь он оказался чрезвычайно редким. На конференциях полагается показывать больного. Некоторые доктора захотят задать вам вопросы…

Альфия говорила, а сама следила за Таниным лицом. «Не согласится! Сдалась ей наша конференция? Ей хочется домой».

Однако Таня вдруг легко согласилась:

— Почему бы и нет? Конечно, мне это не доставит удовольствия, но если это вы меня просите и вам это важно… Я сделаю это для вас. Ну и, в конечном счете, для науки. Врачи ведь тоже должны учиться, как я понимаю. Когда будет конференция?

— Послезавтра. В четыре часа.

Таня протянула руку для рукопожатия.

— Я предупрежу Виталия. Договорились!

И Альфия еще раз отметила, какие красивые руки у давыдовской жены.

Таня уже подошла к двери. Альфия спросила:

— А вы из больницы куда? Виталий Вадимович что-то говорил мне об Осколкове, я так поняла, что он там назначен большим начальником?

Таня улыбнулась.

— Да, он будет директором нового института в Осколкове. Но я поеду домой. Он будет приезжать, — она уверенно посмотрела Альфие в глаза. — Я хочу довести свои опыты до конца. Не откладывая. Боюсь даже представить, что там могло случиться с мышами в мое отсутствие.