Мероприятие продлилось недолго, скучные и абсолютно непонятные разговоры стариков выслушивались присутствовавшими здесь «шишками» с напряженным вниманием, тосты были на первый взгляд простыми и банальными, но в них проскальзывал какой-то не понятый мною, особый смысл. В такие минуты Антон крепко сжимал мой локоть (кстати, почему у мужчин в минуты волнения потеют ладони?). И только после слов какого-то старика, что, мол, «неплохой у тебя зять, Ильич», Антон облегченно вздохнул.

Постепенно наша жизнь входила в обыденное русло, Антон старался быть заботливым мужем, корректным и покладистым. Его мысли были заняты предстоящей поездкой за рубеж, а также будущей и, как он надеялся, блестящей карьерой. Я уволилась из издательства и пребывала в состоянии созерцательного бездействия. От создания будущего ребенка мы решили единодушно воздержаться, чтобы не осложнять наше буржуазное пребывание в Европе.

Наконец, мамина мечта свершилась – мы уехали в Европу.

Нам довелось объехать чуть ли не полконтинента.

Мне совсем не понравилась «социалистическая» Швеция. Их планомерная борьба с пьянством и за права женщин превратила шведских мужчин в нашкодивших школьников. На выходные они уезжают в страны Балтии или в Питер и напиваются там до скотского состояния, а к понедельнику возвращаются домой и долго вымаливают прощения у своих высокопоставленных жен (половина всех начальников любого ранга в Швеции – женщины!). Как рассказал Антон, один его шведский знакомый возненавидел свой парламент (у них он называется как-то по другому, забыла) за то, что они изобрели способ искоренения проституции в стране. В Швеции нарушителями закона считают не только жриц любви, но и потребителей их услуг. Таким образом, путаны остались без клиентуры!

Этот опыт не помешало бы перенять и нашему парламенту. Однако у нас депутаты все сплошь мужчины и их волнует совсем другое. Один из них додумался решать демографические проблемы через введение в стране института многоженства. И объясняет он это заботой о наших женщинах. Старый кобель!

Хотя и шведские мужчины тоже хороши, не хуже наших.

Смущали какие-то сомнительные переговоры Антона с внешне респектабельными, но таинственными личностями. Когда я невинно спросила его об этом, он возмутился:

– Это одни из самых влиятельных людей в своей сфере! Знакомство с ними безусловная удача!

Однако на мои уточняющие вопросы Антон не отвечал, не считал нужным.

– Не забивай голову ерундой, дорогая!

Не выношу, когда меня называют «дорогая», «крошка» и «детка», и меня просто трясет, когда я слышу, как мужчин называют «зайка» и «лапочка». Фальшиво и избито. Неужели нельзя подобрать другие слова?

Однажды я настояла на своем, потребовав объяснить, что это за люди, на что Антон, изрядно переволновавшись – он так боится семейных сцен! – ответил:

– Послушай, Римочка, твой отец – пенсионер, но пользуется огромным уважением у нас в стране, и не только. Это я к тому, что не всегда важно занимать тот или иной пост.

Мужчинам надо отдать должное. Они умеют долго и скрупулезно что-то объяснять, после чего чувствуешь себя, в конце концов, полной идиоткой, так ничего и не поняв.

Я оставила в покое попытки разобраться в сложных мужских отношениях и занялась приведением в порядок гардероба. Не могу назвать Антона жадным, он добросовестно выделял мне на личные расходы тысячу долларов в месяц. Вы скажете, что этого достаточно, и, возможно, я согласилась бы. Но если вы пройдетесь хотя бы раз по бутикам, торгующим женскими тряпками в Париже, то поймете, как ничтожно мала эта сумма! Однажды я сказала Антону, сколько я бы смогла потратить в Париже за один день – он чуть в обморок не упал. Мужчины, говоря о деньгах, шуток не понимают. Со следующего дня он несколько увеличил мой лимит (ненавижу это слово!) и попросил быть благоразумной (заговорил, как папочка).

Однажды нас пригласили на прием, его устраивал какой-то германский ювелирный магнат. Мы очень волновались, нам сказали, что на приеме будут представители знатных европейских семейств. Мы подкатили к замку магната на арендуемом авто, другие гости прибывали в роскошных лимузинах. На женщинах я впервые в жизни увидела настоящие, фамильные, как их принято называть, драгоценности, такие изредка показывают в кино. Но никакой экран не способен отобразить торжество ослепительного сияния их бриллиантов и изумрудов! Мы чувствовали себя бедными родственниками, гости вели себя чопорно и даже надменно. Заметив нашу скованность, хозяин дома, человек, как вы поймете чуть позже, с оригинальным чувством юмора, просил не обращать на это внимания:

– Когда-то они были представителями всемогущих аристократических семейств, а сейчас у них, кроме спеси, не осталось ничего. Я пригласил их, потому что будет забавно, вот увидите.

Ужин не произвел на меня какого-то особенного впечатления, мужчины, так же, как и у нас, не могли справиться с вилкой и помогали себе руками. Только одна графиня, не запомнила ее имени, восхитила изысканностью манер. Вы знаете, они не употребляют алкогольных напитков за ужином, и я посчитала, что мероприятие будет проводиться в духе не забытых еще нами времен сухого закона. После ужина гости перешли в другой зал, и тогда я поняла, что ошибалась! Столы были буквально завалены бутылками! Вино самых разных годов и производителей, виски, джин, ром и даже водка. Гости буквально набросились на это море алкоголя! Что тут началось, я рассказывать не буду, мне даже неловко об этом вспоминать! Скажу лишь, что та самая графиня, чьи манеры восхитили меня, напилась до того, что свалилась в искусственный пруд во дворе хозяина поместья. Достойно, на мой взгляд, вели себя (естественно, кроме нас с Антоном) только хозяин дома и прислуга, которая абсолютно невозмутимо вытаскивала гостей из самых разных уголков дома и сада и терпеливо укладывала в их роскошные лимузины. На следующий день мы отправили открытку радушному магнату с благодарностью за вчерашний ужин – такие правила этикета, – в ответ он прислал письмо с дружественными пожеланиями и при этом сообщил, что все другие гости также искренне поблагодарили за оказанный прием. Аристократы!

Мы побывали в Риме, Лиссабоне, Франкфурте, Лондоне и других городах – всех уже и не упомню; я сильно тосковала по дому, моему любимому городу и своим болтливым подружкам. Мысли об Олеге я, как и обещала, старательно и добросовестно изгоняла из головы.

Наше заграничное турне приближалось к концу.

Антон получил кучу сертификатов и свидетельств от различных уважаемых международных финансовых учреждений и, конечно, гордился этим. Я же хорошо попрактиковалась в иностранных языках.

Всю нашу поездку мне не давала покоя одна мысль: кто организовывал Антону встречи, где он брал деньги на нашу безбедную жизнь за границей? Мужа мой вопрос нисколько не смутил, хотя он не посчитал нужным отвечать всерьез.

– Все благодаря тебе, дорогая. И будь добра, ни о чем не беспокойся.

Шутник. Я поняла, что ответа от него не дождусь, но к совету прислушалась. Действительно, почему я должна об этом беспокоиться?

Наконец наступил день возвращения домой. Наш полет несколько омрачил тот факт, что Антон выбрал в салоне самолета места для курящих. Он пристрастился к новому сорту сигар, которые, как он пояснил, курят настоящие ценители табака. Вероятно, они очень дорогие, потому что продаются только в специализированных табачных магазинах. Вы знаете, что такое «места для курящих» в самолете? Самые последние ряды кресел, возле туалетных кабинок. Этот факт очень огорчил Антона, мысленно причислившего себя к мировой элите, о которой он так любит порассуждать. Почему-то ему не пришло в голову, что мы летим не первым и не бизнес-классом и что до элиты нам еще очень далеко. Огорченный донельзя, Антон курил и разглагольствовал.

– Общепризнанный факт, что курение – болезненная привычка, – говорил он. – И потому, по логике вещей, курящих можно отнести к категории тяжелобольных или, скажем, инвалидов. Инвалидам в цивилизованном обществе обязаны уступать дорогу, предоставлять лучшие места, обеспечивать особое обслуживание. Общество воспринимает это как данность. Но к курящим отношение прямо противоположное! Главный аргумент противников курения – то, что табачный дым наносит непоправимый урон некурящим. Курящих изгоняют из общественных заведений. В США, стране, которая считается форпостом демократии, курящих подвергают самой настоящей дискриминации; их выгоняют курить на улицу независимо от погоды, не принимают на работу и даже в судах при бракоразводных процессах считают курение отягчающим обстоятельством. Дошло до того, что курящего человека можно элементарно оскорбить, выпроводить из помещения, если он нечаянно, возможно от долгого мучительного ожидания, закурил. В той же стране законодательство устроено таким образом, что женщины и дети, гомосексуалисты и верующие, инвалиды и больные СПИДом, темнокожие и ветераны войны имеют множество всяческих прав и льгот. Но если тебя угораздило быть нормальным, физически здоровым человеком, с обычной сексуальной ориентацией и при этом еще курить, то ты непременно становишься изгоем.

Антон помолчал, попыхивая сигарой, и продолжил:

– Мнение о том, что некурящие физически страдают от пассивного курения, еще необходимо доказать. Людей пугают, демонстрируя легкие курильщиков, умерших якобы от табакокурения. Помнишь фотографию абсолютно черных легких? Так вот, оказывается, у некурящих людей, живущих в крупных городах, точно такие же легкие. Влияние табачного дыма в общей массе неблагоприятных экологических факторов, разрушающих наши легкие, просто ничтожно, какие-то доли процента, основной урон наносят вредные выбросы в атмосферу.

Антон не мог остановиться, его, что называется, понесло. Я слушала в полудреме, не имея никакого желания дискутировать. Сквозь сон я слышала:

– Почему никому не приходит в голову изгонять из общества женщин, распространяющих запах духов? А ведь для кого-то это может стать причиной аллергического приступа. Даже заболевшие гриппом, демонстративно заражающие окружающих, получают свою порцию похвалы от начальства за выход на работу.

Заметив, что я уже давно его не слушаю, Антон наконец умолк, закончив свою речь вопросом:

– Что ты на это скажешь, дорогая?

– Не дождешься, – пробормотала я, поудобнее устраиваясь у него на плече. – В нашем доме ты курить не будешь.

ОЛЕГ. Клетка

Для меня наступили новые времена.

Наш «бизнес» поворачивался все тяжелее и тяжелее. Город и, соответственно, все фирмы в нем были распределены на сферы влияния. Каждый предприниматель пытался встать под «крышу» получше. Если раньше наши «новые» бежали на поклон к Шефу, то теперь они предпочитали найти себе покровителя в милиции или даже в Комитете (том самом, что самый главный по безопасности), а также среди высокопоставленных чиновников. Не раз на «стрелки», не стесняясь, заявлялись майоры и полковники. И далеко не всегда Шефу удавалось отстоять свои интересы; сфера нашего влияния заметно сужалась.

Поясняю, «стрелки» (то есть встречи, переговоры) назначались между теми людьми, что опекают («крышуют») ту или иную фирму. А для кого, собственно говоря, я все это рассказываю? Эти термины активно употребляют практически все народные депутаты и министры, газетная статья без этих словечек становится в наше время просто нечитабельной. А известная фраза «Мы будем мочить их в сортирах!» стала достоянием мировой фразеологии. Так что оставьте меня в покое с этими «разъяснениями»!

С каждым днем Шеф становился все мрачнее. Работы у меня не прибавлялось. Зато был доволен Сироп. Его влияние в «компании» заметно возросло: мы стали скатываться к заурядному шантажу. Меня категорически возмутила одна операция, когда Сироп ворвался в офис руководителя строительной компании, требуя от него денег по старым долгам. Я заблаговременно информировал Шефа, что этот человек сейчас на мели, однако он вел судебную тяжбу и, в случае удачного исхода, мог получить значительные средства. Мне, так же как и Шефу, не нравилась манера ведения дел этого, назовем его так, Строителя. Как-то он пытался поучать меня:

– Знаешь, Олег, когда-то я занял в долг десять штук баксов. Я ночами не спал, переживая, что не сумею своевременно рассчитаться. Мне снились страшные кошмары, что придут «братки», выбросят семью на улицу, а меня убьют или покалечат. А сейчас, когда я должен миллионы, то кредиторы обязаны обо мне заботиться, не дай бог мне простыть или попасть под машину, тогда гуд-бай, денежки плакали.

При всем цинизме сказанного – это правда. Доходило до того, что мы заправляли его машину бензином, когда Строителю надо было ехать в суд.

Наше терпение было на исходе; но то, что предпринял Сироп, никуда не годилось – а ведь он не мог сделать это без указания Шефа. Так вот, Сироп достал ствол, приставил его ко лбу Строителя и объявил о том, что «счетчик включен» и если к указанному сроку денег не будет, то он отберет у него дом, машину, имущество, а самого Строителя «будет кончать». А это, я вам скажу, уже чистая уголовщина, настоящий криминал!