И все равно дурак он будет, если вмешается. Она, в конце концов, преступница. Но когда сапожник резко дернул за веревку, которой связал руки девушки и сильно ударил ее по лицу, Трев схватился за эфес сабли и ринулся через толпу.

— Отдай ее мне, — приказал он тоном, который доводил до слез не одного подчиненного на плацу. — Она украла у меня деньги, и я сам накажу ее.

Приглушенное проклятие, прозвучавшее рядом, подсказало ему, что несмотря ни на что майор пошел следом и сейчас стоял подле него. Поддержка друга вселила в Трева уверенность.

Сапожник напрягся. Это был крупный мужчина, явно привыкший добиваться своего. Но Трев выше и тренированнее, да и майор не слабак. Когда Стэнли взялся за свою саблю, бахвальства у сапожника несколько поубавилось. Трев видел, как тот прикинул свои шансы в драке и решил, что они невелики. Но все равно нельзя было рассчитывать на разумное поведение башмачника. Некоторые задиры просто любят драться, и если сапожник привлечет на свою сторону толпу, беды не миновать. Чтобы разрядить обстановку, лучше использовать дипломатию, а не силу.

Нарочито неторопливо и демонстративно Трев убрал свою длинную изогнутую саблю в ножны и спросил у сапожника:

— Какое вознаграждение ты хочешь получить за нее?

Тот прорычал:

— Фунтов десять, поди. А если она уже сидела в кутузке, то и больше.

— Ты заслуживаешь хорошей награды зато, что поймал ее. — Трев сунул руку в портупею и вытащил несколько бумажек. — Вот тебе двадцать. Отдай ее мне и возьми это за труды. Я сам позабочусь о ее наказании.

Сапожник недоверчиво посмотрел на Трева:

— Но откуда мне знать, что правосудие свершится?

— Ты ставишь под сомнение честь офицера королевских драгун?

Угроза, прозвучавшая в его тоне, вынудила сапожника отступить, а когда майор Стэнли шагнул к нему, держа руку на сабле, мужчина, стоящий рядом с башмачником, вмешался:

— Пойдем, Том. Кое-что лучше, чем ничего. Девчонка может оказаться чистой, и ты не получишь от мирового судьи ни гроша. Говорю тебе, бери деньги и черт с ней.

Сапожник ненадолго задумался. Потом взял протянутые деньги, спрятал их в карман, схватив девушку за веревку, которой связал ей руки, и подтащил ее к Треву.

— Она ваша, капитан. Сплавил эту потаскушку, и слава Богу. Боюсь, вы обнаружите, что слишком много за нее отвалили.

Какой-то дородный детина в форме привратника выкрикнул:

— А как насчет того шиллинга, что она выудила у меня, а?

— Ничего я у тебя не выуживала, — огрызнулась девушка. — Если бы я и воровала, то не у таких, как ты, а у богатеев. Они крадут у бедных куда больше. Но ты когда-нибудь видал, чтобы их за это вздергивали на виселице?

— Что верно, то верно, — проворчал привратник. — Богачи сосут из нас кровушку будь здоров. А кто платит за их роскошества, как не рабочий люд?

Настроение толпы снова изменилось, и несколько человек прокричали лозунг радикалов: «Свободу всем!»

— Нужно уходить отсюда, — отрывисто бросил Трев девушке, — пока они не накинулись на нас обоих.

Он схватил ее за связанные руки и потащил прочь из толпы. Девушка сначала заупрямилась, уперлась каблуками в землю, однако, когда гул вокруг стал громче, образумилась и уступила. Но пока он вел ее, шла, задрав голову и расправив плечи.

Когда они выбрались из толпы, она посмотрела на мостовую, и Трев проследил за ее взглядом. Увидев, что привлекло ее внимание, он сделал знак майору Стэнли подержать девушку, а сам нырнул назад в толпу зевак, чтобы подобрать с тротуара поношенную шляпу из черной соломки, которая валялась под ногами.

— Твоя? — спросил он, отдавая ей шляпу.

Она настороженно кивнула, словно не желая показывать чувства, которые можно было бы расценить как признательность. Но все равно он видел, что этот поступок удивил ее. Прежде чем вернуть шляпу, Трев внимательно оглядел ее и вытер рукавом, смахнув пыль. Потом попытался распрямить помятое перо, осторожно водрузил шляпу на голову девушки, отступил назад и полюбовался делом рук своих.

Она поджала губы, словно собиралась отплатить за его заботу плевком в лицо, но в последний момент передумала. Трев взял ее за связанные руки и повел из толпы, увлекая в сторону главной улицы. Когда они дошли до пустого тротуара, майор спросил:

— Что ты будешь с ней делать?

— Разрази меня гром, если я знаю. Но ты лучше иди к мамаше Бриствик без меня.

Он взглянул на девушку. Лицо ее было непроницаемым. Много бы он отдал, чтобы узнать, о чем она думала в эту минуту.

— Что ж, ты нашел, чем согреть свои телесные молекулы, — усмехнулся майор. — Ей-богу, она красотка, Трев. Не могу сказать, что не завидую тебе. Хотя теперь, когда она знает, где ты держишь деньги, тебе лучше присматривать за своим бумажником.

Глава 2

Ублюдок. Проклятый вонючий ублюдок, этот драгун. Безумием было пытаться ограбить его. Но она не смогла остановиться, когда увидела, как он стоит там, весь такой гордый, с ухмылкой разглядывая ее и толпу, даже не пытаясь скрыть презрения. Отвращение, которое она увидела у него на лице, когда он слушал балладу старого Барроу, стало для нее последней каплей. Как он смеет выражать такое пренебрежение к ней и этим людям!

Ей захотелось не только украсть его монеты. Захотелось стереть эту презрительную мину с его физиономии, разорвать эту синюю форму и измазать коротко стриженные волосы грязью, чтобы он стал таким же ободранным и чумазым, как те люди, которых он так презирает.

Кто он такой, чтобы так заноситься? Он же драгун — орудие алчных богатеев, безжалостный убийца, как те, что разгоняли протестующих в Питерлоо, топтали и давили женщин и детей, без сомнения, с такими же оскорбительными ухмылками.

Драгун. Как тот, который убил Рэндалла.

Знакомая боль пронзила ей сердце. Так бывало всегда, когда она вспоминала свою погибшую любовь. Но не стоило давать волю гневу. Рэндалл предупреждал, что в сердце карманника, когда он занимается своим ремеслом, не должно быть места страсти. Он был прав, Рэндалл, научивший ее всему, что она знает о воровстве.

Но она пренебрегла его советом и поддалась минутному порыву. Ей еще повезло, иначе она была бы уже на пути к плавучей тюрьме. Этот проклятый офицер, может, и спас ее от страшной участи и не дал сгнить в одном из тюремных трюмов, но благодарности он от нее не дождется. Точно такой же драгун убил Рэндалла — убил и сбросил его тело в Темзу.

Но этот не причинит ей вреда, если она поведет себя с умом. Пускай все в нем буквально излучает надменность, даже накидка, развевающаяся на ветру, она не позволит себе раздражаться из-за этого. Пусть он думает, что нашел себе развлечение на вечер. Скоро она преподаст ему урок, этому надменному ублюдку. Если он думает, что получил на нее все права, то очень скоро поймет свою ошибку.

Ей не впервой оказаться в зависимости от мужчины, который думает, что если он сильнее, это дает ему преимущество над ней. Да только они не догадываются о силе ее ума и сообразительности. И из этой передряги она тоже выберется. Ей нужно просто забыть о Рэндалле, приглушить свой гнев и прояснить мысли. Она должна изучить этого мужчину, который железной хваткой держит ее запястья, обворожить его и найти его слабости. У всех мужчин они есть — обычно либо алчность, либо похоть. А этот, при всей его заносчивости, ничем не отличается от остальных. Когда она поймет, что ему нужно, то тут же воспользуется этим, чтобы отвоевать себе свободу.

Она опустила плечи и ссутулилась. Пусть думает, что она сдалась, так он быстрее ослабит бдительность, станет упиваться своей властью и, если повезет, размякнет, но ей следует быть очень осторожной. Ей не понравилось, что он пообещал сапожнику сам наказать ее.

Пока капитан широко шагая вел ее к темной аллее, время от времени бросал не нее внимательный, изучающий взгляд. У него были глубоко посаженные глаза, умные и чересчур наблюдательные, и прямые брови, словно рассекающие лоб. Да, он не дурак, хоть и офицер, жаль. С глупыми мужчинами куда легче справиться. И пока она семенила, стараясь поспевать за его широким шагом, ей стало ясно, что этот мужчина не щеголь, налепивший мундир, только чтобы порисоваться.

Под плотно облегающими кожаными бриджами были хорошо видны крепкие мышцы. Очевидно, он занимается не только тем, что резвится в бальных залах. А этот шрам над верхней губой, который немного портит его красивое лицо. Где он его получил?

Возможно, на дуэли, в парке из-за какого-нибудь пустякового оскорбления. Лондонские драгуны куча бездельников, которые только и знают, что резаться в карты да драться друг с другом. Только вряд ли это тот случай. Такой шрам вполне мог быть получен в сражении. Было что-то в этом человеке, что отличало его от тех, которых она видела раньше.

Когда он наконец остановился, она спросила:

— Где ты воевал, солдат? — Мужчины любят поговорить о себе и похвастаться своей доблестью. Пора начинать обрабатывать его, если она хочет благополучно выбраться из этой передряги.

Он вскинул брови, словно удивился, узнав, что она умеет говорить.

— В Пуне, — ответил он.

— Эта та самая Пуна, в Индии, где произошло сражение, о котором пел старик Барроу?

Он кивнул.

— Давно ты вернулся?

— Неделю назад.

Она почувствовала невероятное облегчение. По крайней мере он не был в Питерлоо. И не служил в отряде, который охотился за Рэндаллом после провала заговора на Кейто-стрит.

— Много повидал сражений?

— Более чем достаточно. — Он сказал это тоном, который пресекал дальнейший разговор. Ей не удастся заставить этого мужчину расслабиться, восхваляя его, поэтому она сменила тему.

— Индия! Удивительная страна, говорят. Как бы мне хотелось увидеть ее. Пещеры, полные сокровищ, острые ароматные специи и прекрасные женщины, запертые в гаремах… прямо как в «Тысяче и одной ночи».

— Ты читала «Тысячу и одну ночь»? — В его голосе послышалось удивление.

Он что же, думал, что все бедные — тупые невежды?

— Я читала эту книгу, как и многие другие. — Пусть-ка переварит услышанное.

— Ты не кокни, не так ли? — спросил он. — У тебя мидлендский[1] акцент. Давно ты в Лондоне?

— Давненько. — Прошло три года с тех пор, как она сбежала из дому с Рэндаллом, сразу после своего пятнадцатилетия. Но это не его дело.

— Идем сюда, — сказал он, жестом указав на узкий переулок. — Не исключено, что в толпе есть еще те, кто захочет навредить тебе. Здесь будет безопаснее.

Она ни на минуту не поверила, что он привел ее сюда, чтобы защитить, но поскольку руки у нее были связаны, ей ничего не оставалось делать, как идти за ним. Когда они углубились в темноту переулка, он остановился и повернулся к ней.

— Зачем ты украла у меня деньги? — спросил он. — Я знаю, что украла, поэтому не ври. Просто скажи правду. — Решительная линия его подбородка с глубокой ямочкой подсказывала, что лгать бесполезно.

Она лихорадочно пыталась подыскать нужные слова, потом наконец сказала:

— От меня зависят люди. Я не могу их подвести.

— Им надо, чтобы ты раздобыла для них денег?

— Да. Два фунта к завтрашнему утру. Ту ночлежку, в которой мы спали, сносят, чтобы выстроить какой-то новый особняк для богачей.

— А если ты не найдешь эти два фунта? Что тогда?

— Клэри придется зарабатывать проституцией. А ей всего четырнадцать.

— И тебе тоже? — В его голосе прозвучал неподдельный интерес.

— Мне восемнадцать.

— Я спросил не об этом.

— Я никогда не продаюсь.

Он ничего не ответил, оценивая правдивость ее слов. Взгляд его глубоко посаженных глаз остановился на ее груди, а потом скользнул ниже. В паху под бриджами у него все напряглось. Вот и ключ к обращению с этим мужчиной. Похоть. Не алчность и не слава.

— Никогда не продаешься? — переспросил он.

Она сделала глубокий вдох.

— Никогда. — Она помолчала. Потом, поставив все на карту, добавила: — До сих пор не продавалась.

Он улыбнулся. От этого шрам в уголке губы стал более глубоким, но, странно, это не сделало его ни отталкивающим, ни уродливым. Совсем наоборот. Ей помимо своей воли понравилось вызывать у этого мужчины улыбку.

— Значит, ты будешь моей Шехерезадой?

— Шехерезада рассказывает сказки. Ты этого хочешь? — Своим тоном она дала понять, что сомневается в искренности его слов.

— Сказки она рассказывает в английском переводе. Но я читал книгу в оригинале, на арабском. Там все гораздо пикантнее, словно приправлено специями.

— Восток славится своими специями, — парировала она, — но я ничего о них не знаю. Я всего лишь простая английская девушка.