Мэри Бэлоу - Подари мне все рассветы

Англия, 1799 год

В Хэддингтон-Холле (Суссекс), в загородной резиденции маркиза Кейни, происходил танцевальный вечер. Из открытых окон большой гостиной доносились звуки музыки и веселые голоса. Гостей было немного: в то время в доме маркиза гостили двое, а остальные были представителями местного дворянства.

Не веселился со всеми только юноша, сидевший в саду на скамье возле большого мраморного фонтана, расположенного ниже террасы. Ему очень хотелось находиться на празднике и участвовать в общем веселье, танцевать с ней, с темноволосой, темноглазой юной дочерью гостя его отца. Или хотя бы иметь возможность глядеть на нее, а может быть, даже поговорить с ней. Или принести для нее стаканчик лимонада. Ему хотелось бы… Но мечты его были напрасны! Не зря мать часто называла его мечтателем.

Его присутствию на празднике мешали два обстоятельства: во-первых, ему было всего семнадцать лет, а во-вторых, он был внебрачным сыном маркиза. Последний факт приобрел для него особое значение лишь полтора года назад, после скоропостижной кончины его матери. До того ему казалось вполне нормальным, что отец часто навещает их с матерью, но не живет с ними постоянно, что у отца есть жена, хотя других детей, кроме него, нет.

Но после смерти матери он полностью осознал свое положение, после того как отец взял жить его в свой дом. Перебравшись туда, он почувствовал всю неловкость своего пребывания в нем. Он не был членом семьи — жена отца, маркиза, ненавидела его и демонстративно игнорировала его присутствие. Разумеется, к числу слуг он тоже не принадлежал.

За последние полтора года отец не раз заводил разговор о его будущем, но мальчик понимал, что факт его незаконнорожденности сильно затрудняет решение его судьбы. Маркиз решил купить ему офицерский патент, чтобы он мог, когда ему исполнится восемнадцать лет, служить в армии. Правда, кавалерия, а тем более гвардия для него были закрыты — туда набирали сыновей аристократов и титулованного дворянства, то есть законных сыновей. Ему же предписано было проходить службу только в строевых войсках.

— Почему вы не на балу? — раздался вдруг тихий нежный голосок, и он увидел ту, из-за которой ему хотелось находиться в гостиной, — Жанну Моризетту, дочь графа де Левисса, роялиста, бежавшего из Франции от якобинского террора и с тех пор проживавшего в Англии.

У него екнуло сердце. Он еще никогда не находился так близко от девушки, о которой только что мечтал, и никогда с ней не разговаривал.

— Мне не хочется, — сказал он, пожав плечами. — Тем более что это и не бал вовсе.

Она уселась рядом с ним — стройная, изящная, в светлом воздушном платьице. В темноте он не мог определить, какого оно цвета. Масса кудряшек обрамляла ее личико, а глаза у нее были огромные и блестели в лунном свете.

— А мне все равно хотелось быть там, — призналась она. — Я надеялась, что мне разрешат присутствовать среди них, но папа не позволил даже показываться на загородной вечеринке. Он сказал, что в пятнадцать лет слишком рано танцевать с джентльменами. Скучно быть молодым, ведь правда?

Значит, она все-таки там не была. Зря он мучился ревностью. Он снова пожал плечами.

— Я не так уж молод, — сказал он. — Мне семнадцать лет.

Она мечтательно вздохнула.

— Когда мне исполнится семнадцать лет, я буду танцевать каждую ночь и ездить в театры и на пикники. Когда я стану взрослой, я стану делать все, что пожелаю.

Ее личико светилось радостью предстоящих удовольствий, и она была красивее всех девочек, которых ему приходилось видеть. За последнюю неделю он использовал малейшую возможность, чтобы только взглянуть на нее. Она была похожа на сверкающую драгоценность, которой он мог лишь издали любоваться и мечтать.

— Папа собирается увезти меня назад во Францию, как только будет безопасно туда ехать, — со вздохом сказала она. — Благодаря Наполеону Бонапарту положение в стране, кажется, стабилизируется. Если так будет и дальше, то мы, возможно, туда возвратимся. Так говорит папа. И еще он говорит, что пора перестать мечтать о восстановлении королевской власти.

— Значит, ты, возможно, будешь танцевать в Париже, — сказал он.

— Да, — сказала она, и глаза ее мечтательно затуманились. — Но я предпочла бы остаться в Лондоне. Англию я знаю лучше, чем Францию. Я даже говорю по-английски лучше, чем по-французски. Я бы с удовольствием осталась здесь навсегда.

В ее речи слышался легкий французский акцепт, что делало ее еще более привлекательной. Ему нравилось слушать, как она говорит.

— Ты ведь сын маркиза, не так ли? — спросила она. — Почему у тебя другая фамилия?

— Я ношу фамилию матери, — сказал он. — Она умерла позапрошлой зимой.

— Вот как? — сказала она. — Как печально! Моя мама тоже умерла, но я ее не помню. Насколько я помню себя, я всегда жила с папой. А как тебя зовут?

— Роберт, — ответил он.

— Роберт, — произнесла она по-французски и, рассмеявшись, повторила имя по-английски. — Потанцуй со мной, Роберт. Ты танцуешь?

— Мама учила меня, — сказал он. — Но где мы будем танцевать? Прямо здесь?

— Почему бы нет? — сказала она, легко поднявшись со скамьи и протягивая ему изящную ручку. — Музыка хорошо слышна отсюда.

— Но ты поранишь себе ноги о камни, — сказал он, взглянув на ее тонкие шелковые туфельки.

Она рассмеялась.

— Мне кажется, Роберт, ты ищешь предлога, чтобы не танцевать, — сказала она. — Думаю, что твоя мама вообще не учила тебя танцевать, а если учила, то ты не смог научиться, потому что у тебя, наверное, обе ноги левые. — Она снова рассмеялась.

— Ошибаешься, — возмутился он. — Если хочешь, то давай танцевать.

— Как неохотно ты выполняешь мою просьбу, — заявила она. — Ты должен испытывать радостное волнение, предвкушая танец со мной. Ты должен показать, что танцевать со мной — мечта всей твоей жизни. Ну ладно. Давай танцевать.

Он еще почти ничего не знал о женском кокетстве. Правда, Молли Ламсден, одна из горничных в доме его отца, не раз умышленно оказывалась у него на пути и принимала соблазнительные позы, заправляя по утрам его кровать. Однажды, когда он попытался поцеловать ее, она выскользнула из его рук и заявила, что ее благосклонность бесплатно не получишь. Но разве можно сравнить полногрудую деревенскую девчонку Молли с Жанной Моризеттой?

Они танцевали менуэт на вымощенной булыжником террасе, залитой лунным светом. Оба молчали, сосредоточив внимание на доносившихся звуках музыки и танцевальных па. Хотя его внимание, по правде говоря, сосредоточивалось больше на стройной фигурке девушки, с которой он танцевал. В его руке лежала ее рука — теплая, маленькая, нежная. Он подумал, что сейчас самый чудесный момент в его жизни.

— Ты такой высокий, — сказала она, когда музыка закончилась.

Он был ростом почти шесть футов. К сожалению, рос пока только в высоту. Назвать его худеньким было мало. Он был длинным и тощим и терпеть не мог смотреться в зеркало. Ему хотелось быть красивым, мускулистым мужчиной, и он очень боялся остаться долговязым и нескладным.

— И у тебя чудесные белокурые волосы, — продолжала она. — Я любовалась ими всю неделю. Мне хотелось бы иметь такие же волнистые волосы, как у тебя. Я рада, что ты не стрижешь их коротко. Было бы жаль терять такую красоту.

Ошеломленный этими словами, Роберт все еще держал в своей руке ее нежную маленькую ручку.

— Предполагается, что я сейчас нахожусь в своей комнате, — сказала она. — Если бы папа узнал, что я выходила из дома, его хватил бы удар.

— Ты здесь в полной безопасности, — успокоил он. — Я позабочусь, чтобы с тобой ничего не случилось.

Жанна бросила на него озорной взгляд.

— Если хочешь, можешь поцеловать меня.

От удивления у Роберта округлились глаза. Как? Жанна Моризетта предлагает ему то, в чем отказала Молли? Но как ее поцеловать? Он не умел целоваться.

— Конечно, если ты не хочешь, я вернусь в дом, — подзадорила она. — Может быть, ты боишься?

Он боялся. До смерти боялся.

— Разумеется, я не боюсь, — пренебрежительно ответил он, положил руки на ее талию и, наклонив голову, поцеловал девушку. Поцеловал так, как всегда целовал свою мать — едва прикоснувшись и громко чмокнув. Только Жанну он поцеловал не в щеку, а в губы.

Она была такая мягкая, и от нее приятно пахло. Она положила руки ему на плечи и обняла его за шею. Ее темные глаза вопросительно глядели в его глаза. Он судорожно глотнул, понимая, что она заметит его нервозное состояние.

— И, разумеется, я еще раз хочу тебя поцеловать, — сказал он и, наклонившись, снова прикоснулся губами к ее губам, задержавшись там на несколько мгновений. Он был потрясен незнакомыми ощущениями, которые вызвал поцелуй во всем его теле: у него перехватило дыхание, его словно обдало жаром, в паху почувствовалось напряжение. Он поднял голову.

— Ах, Роберт, — вздохнула она, — ты и понятия не имеешь, как скучно быть пятнадцатилетней. Или ты знаешь? Ты, наверное, помнишь? Конечно, для мальчика все бывает совсем по-другому. От меня до сих пор ждут, что я буду вести себя как ребенок. А я уже не ребенок. Все считают, что я должна быть послушной и благовоспитанной и довольствоваться компанией твоих отца и матери, — хотя маркиза ведь тебе не мать, не так ли? — и моего папы. Мне не положено находиться в компании молодых людей, которые сейчас танцуют и веселятся в гостиной. Как я смогу вынести такое в течение целой недели?

Ему хотелось бы бросить к ее ногам пригоршню звезд с неба. Ему хотелось бы, чтобы музыка не переставая играла целую неделю, чтобы он мог танцевать с ней, целовать ее и помочь ей развеять скуку, одолевшую ее в деревне.

— Но я тоже буду здесь, — напомнил он.

Она с надеждой взглянула на него снизу вверх — макушка ее головы едва доходила до его плеча.

— Да, — сказала она, — я буду тайком убегать и проводить время с тобой, Роберт. Вот будет весело! А от моей служанки сбежать проще простого. Она страшная лентяйка, но я не жаловалась папе, потому что ее лень помогает мне воспользоваться свободным временем с выгодой для себя. — Она рассмеялась своим заразительным смехом. — Ты очень красив. Покажешь мне завтра развалины замка? Мы ходили туда недавно, но маркиза не позволила мне побродить там, боялась, как бы я не ушиблась. Я могла лишь глядеть по сторонам да слушать, как твой отец рассказывает историю старого замка.

— Я отведу тебя туда, — сказал он, заметив, однако, что она собирается тайком убегать к нему.

Конечно, Жанна была права. Им было не положено даже встречаться. Не говоря уже о том, чтобы танцевать или целоваться. Если узнают, что он водил ее на развалины замка, будет страшный скандал. Надо бы объяснить все ей. Но Роберту было семнадцать лет и он пока еще думал, что с обстоятельствами можно бороться или игнорировать их.

— Правда? — радостно воскликнула она, прижимая ручки к намечающимся округлостям девичьей груди. — Сразу после завтрака? Я поднимусь в свою комнату, чтобы отдохнуть. Маркиза всегда настаивает на отдыхе. Где мы встретимся?

— За конюшнями. Но до развалин почти целая миля. Ты сможешь пройти пешком такое расстояние?

— Конечно, — пренебрежительно фыркнув, заявила она. — И еще я хочу взобраться на башню.

— Там опасно, — сказал он. — На некоторых ступенях лестницы раскрошился камень.

— Но ведь ты туда поднимался? Значит, и я поднимусь. Сверху, наверное, открывается хороший вид?

— Оттуда видна деревня и еще дальше, — сказал он. В гостиной музыканты заиграли кадриль.

— Так, значит, до встречи. После завтрака, — сказала она. — По крайней мере есть чего ждать. Доброй ночи, Роберт.

Она протянула ему тонкую ручку. Он взял ее и в смятении понял, что она хочет, чтобы он поцеловал руку. Он поднес ее руку к губам, чувствуя себя ужасно глупо. И все-таки ему было удивительно хорошо.

— Доброй ночи, мисс Моризетта, — сказал он. Она рассмеялась.

— А ты, оказывается, очень обходителен. Ты заставляешь меня почувствовать себя по меньшей мере восемнадцатилетней. Только зови меня Жанной.

— Спокойной ночи, Жанна, — сказал он, радуясь тому, что в темноте не видно, как он покраснел.

Она повернулась и, миновав мощеную террасу, скрылась за углом дома. Он понял, что она пришла сюда, воспользовавшись черным ходом, и возвратилась тем же путем. Интересно, вышла ли она просто для того, чтобы подышать свежим воздухом, или же потому, что увидела его из окна своей комнаты? Окно ее спальни как раз выходило на террасу и фонтан.

Ему хотелось верить, что она приходила именно к нему. Она назвала его высоким. Она не сказала, что он тощий или длинный. Ей понравился белокурый цвет его волос и то, что он не стрижет их коротко. Она назвала его красивым — очень красивым. И попросила поцеловать ее. Она попросила показать ей завтра развалины замка. Сказала, что теперь по крайней мере ей есть чего ждать.