Напрочь забыв о звуках музыки и веселья, доносившихся из гостиной, он понял, что не просто очарован красотой изящной темноволосой девушки, а глубоко и бесповоротно влюблен в Жанну Моризетту.


С момента своего прибытия в Хэддингтон-Холл Жанна несколько раз мельком видела его, хотя их, конечно, официально не представляли друг другу. Отец объяснил ей, что мальчик является внебрачным сыном маркиза и что даже сам факт его проживания здесь не вполне приличен. Отец добавил также, что маркизу его присутствие, очевидно, сильно расстраивает, потому что бедняжка, судя по всему, бесплодна и не может родить законных наследников или даже дочерей.

Жанне было абсолютно безразлично, имеет ли он или не имеет законное право находиться в доме маркиза. Она была рада, что он там живет, и сожалела лишь о том, что нельзя открыто завязать с ним дружбу. Ей очень редко приходилось знакомиться с мальчиками или молодыми людьми, так как в отцовском доме она вела весьма уединенную жизнь, а в школе, где она училась, учениц строго оберегали от любых нежелательных контактов с мужчинами за ее стенами.

Мучаясь от скуки и одиночества в Хэддингтон-Холле, она исподтишка наблюдала за мальчиком из окна своей спальни. И в конце концов даже влюбилась в высокого долговязого парнишку с несколько длинноватыми белокурыми волосами.

В тот вечер, когда состоялся бал, хотя ее отец и маркиза пытались убедить ее, что это вовсе не бал, она в отвратительном настроении стояла у окна своей комнаты и увидела его. Сначала он был на террасе, а потом исчез из поля зрения где-то у фонтана, должно быть, уселся на скамью. Горничную она уже отослала спать. Ее охватило возбуждение: ей захотелось незаметно спуститься вниз, выйти из дома и поговорить с ним.

Она поддалась искушению и была очарована. Она даже и не подозревала, какой он на самом деле высокий и какое красивое у него лицо с орлиным носом, четкой линией рта и губ и открытым взглядом ясных глаз. Ему было семнадцать лет. Он был уже юношей, а не мальчиком, как ей показалось поначалу.

Он был первым мужчиной, с которым она танцевала, не считая учителя танцев в школе, и первым мужчиной, который ее поцеловал — не в первый раз, когда его поцелуй был похож на отцовский, а во второй, когда его губы задержались на ее губах и она с упоением почувствовала себя скверной девчонкой. Еще не поднявшись вверх по лестнице в свою комнату, она уже знала, что влюбилась в него, а войдя в комнату и закрыв за собой дверь, зажмурилась и попыталась вспомнить, каковы на вкус его губы. Потом она открыла глаза, подбежала к окну и, спрятавшись за тяжелой бархатной шторой, стала наблюдать, как он ходит взад-вперед по террасе. Она напрасно беспокоилась — он даже не взглянул наверх.

Она влюбилась в него — влюбилась в высокого, стройного белокурого бога, которому было целых семнадцать лет и привлекательность которого еще больше усиливалась благодаря тому, что он был «запретным плодом».

Они провели вместе четыре дня, вернее, четыре вечера, когда она, как были уверены ее отец и маркиз с маркизой, должна была послушно отдыхать в своей комнате. В первый день они отправились к развалинам замка и поднялись по винтовой каменной лестнице на башню. Он шел впереди и то и дело оборачивался к ней, чтобы указать на полуразрушенную ступеньку и предупредить, чтобы она осторожнее на нее ступала. Ей было страшно, но не хотелось признаваться в своей слабости. Однако когда они поднялись на самый верх и обнаружили, что парапет, которым была обнесена смотровая площадка, разрушился до основания, она чуть не завизжала от ужаса, но взяла себя в руки и лишь тряхнула головой, храбро оглядевшись вокруг.

— Какое великолепие! — воскликнула она, широко распахнув руки. — Как, должно быть, чудесно, Роберт, быть хозяйкой такого замка и наблюдать с зубчатой стены, как возвращается домой ее рыцарь верхом на коне.

— Несомненно, после семи или более лет отсутствия, — сказал он.

Она рассмеялась.

— Фу, как неромантично! Впрочем, я не отпустила бы его одного. Я поехала бы с ним вместе, участвовала во всех походах, деля все неудобства и опасности его походной жизни.

— Ты не смогла бы, ведь ты женщина.

— Почему? Потому что это не дозволено? Или потому, что я не смогла бы вынести невзгоды? Ошибаешься, я смогла бы спать на земле и все такое прочее. А что касается того, что женщинам не дозволено, то я обрезала бы волосы и отправилась в поход в качестве оруженосца своего рыцаря. Никто бы и не узнал, что я женщина. Я не стала бы жаловаться.

Он рассмеялся и стал еще красивее при дневном свете, чем показалось ей вчера при свете луны.

Когда они спустились, она снова предложила ему поцеловать ее. По правде говоря, спускаться оказалось гораздо труднее, чем карабкаться вверх, и она была рада прислониться спиной к прочной стене и положить руки на его нежные плечи. Он, судя по всему, был сильным, несмотря на худобу.

Его руки немедленно оказались на ее талии, губы — на ее губах, а ее руки обвились вокруг его шеи. Она попробовала выпятить свои губки и сразу же почувствовала, как напряглись его губы. Ее целует мужчина, сказала она себе, высокий и красивый молодой мужчина. В которого она влюблена. Как чудесно быть влюбленной!

— Придется возвращаться, — сказала она. — В мою комнату могут послать кого-нибудь, чтобы узнать, почему я так долго сплю.

— Да, — согласился он, не пытаясь ее задерживать. — Я провожу тебя до конюшен.

Три последних вечера они гуляли по полям, перелескам и берегу озера, расположенного в миле от дома, но в направлении, противоположном развалинам замка. Погода им благоприятствовала. Солнце светило с безоблачного синего неба, а если появлялись облачка, то они были легкими, пушистыми и лишь создавали на несколько мгновений приятную тень, закрывая собой солнце. Они ходили, держась за руки, и делились друг с другом своими мыслями и мечтами так доверительно, как никогда еще и ни с кем.

Он рассказал ей, что отец собирается купить ему офицерский патент, когда ему исполнится восемнадцать лет, хотя сам он мечтает совсем о другом будущем. Пока он жил с матерью, он привык к мысли, что будет и в дальнейшем жить в деревне. Ему нравился такой образ жизни. Но он понимал, что должен чем-то заняться. Нельзя же бесконечно жить в Хэддингтон-Холле, тем более что он не является наследником своего отца.

— Становиться офицером у меня нет желания, — сказал он. — Не думаю, что мне могло бы понравиться убивать кого-нибудь.

Она рассказала ему, что ее мать была англичанкой, а ее дедушка и бабушка, виконт и виконтесса Кингсли, до сих пор живут в Йоркшире. Но папа позволил ей навестить их всего два раза за все время, которое они прожили в Англии. Папа хочет, чтобы она была француженкой и жила во Франции. Тогда как она хочет быть англичанкой и жить в Англии, со вздохом сказала она Роберту. Ей не хотелось иметь две родных страны. Жизнь такая сложная.

Ей хотелось поскорее стать взрослой, чтобы посещать балы и театры, встречаться и общаться с другими молодыми людьми. Правда, за последние несколько дней ее мысли уже не казались ей такими важными. Ей было так хорошо, что она ни о чем не хотела больше думать.

На четвертый день они лежали обнявшись на берегу озера, целовались, улыбались друг другу, смотрели друг другу в глаза. Он легонько прикасался к ее маленьким грудям, а она чувствовала, что краснеет от смущения, однако глаза не отводила и не протестовала. Ей было приятно его прикосновение, и рука его, казалось, находилась там, где ей и должно было находиться. Потом он положил руку на ее талию. Сквозь ткань платья она чувствовала ее тепло. — Роберт, — прошептала она, — я люблю тебя. Ей нравилось, что у него сначала улыбаются глаза, потом губы.

— А ты меня любишь? — спросила она. — Скажи, что любишь.

— Я люблю тебя, — кивнул он.

— Я выйду за тебя замуж, — сказала она. — Конечно, папа будет против, но если он не даст согласия, я убегу с тобой.

Он снова улыбнулся.

— Ты фантазерка, Жанна. Твои желания неосуществимы. Не будем портить оставшиеся несколько дней мечтами о несбыточном. Лучше насладимся тем, что есть.

— Но все возможно, — сказала она, теснее прижимаясь к нему. — Не сейчас, конечно, потому что я слишком молода. Но когда мне исполнится семнадцать или восемнадцать лет и если я к тому времени не передумаю, папа увидит, что я не могу быть счастлива ни с кем, кроме тебя, и даст свое согласие. А если он не согласится, я стану солдатом и поеду на войну вместе с моим рыцарем.

— Ах, Жанна, Жанна, — сказал он, целуя ее в губы и глаза.

— Скажи, что женишься на мне, — потребовала она. — Скажи, что ты хочешь жениться на мне, Роберт!

— Я буду любить тебя всю жизнь и даже после смерти, — подтвердил он. — Ты навсегда останешься моей единственной любовью.

— Но я не то спросила!

— Тс-с! — Он снова поцеловал ее. — Пора возвращаться домой. Мы сегодня гуляем дольше, чем обычно. Не хочу, чтобы тебя хватились.

— Ладно. — Она улыбнулась, когда он поднялся с земли и протянул руку, чтобы помочь ей встать. — Завтра я заставлю тебя признаться, Роберт. Ведь я всегда получаю то, что хочу.

— Всегда? — переспросил он.

— Всегда. — Она стряхнула с платья травинки и взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. Волосы у него немного растрепались, отчего он показался ей еще милее.

— В таком случае я приеду к тебе на белом коне в твой восемнадцатый день рождения, — пообещал он, — и мы уедем в сторону заката. Нет, лучше в сторону "восхода и поженимся. И у нас будет дюжина детишек, и все мы будем жить-поживать и добра наживать. Теперь ты довольна?

Она поднялась на цыпочки, поцеловала его в щеку и одарила лучезарной улыбкой.

— Полностью. Я услышала то, что хотела услышать. Разве я не говорила тебе, что всегда получаю то, чего хочу. — Она весело рассмеялась, подумав, что еще никогда в жизни не была так счастлива, хотя и понимала, что ее счастье недолговечно. Она, как и он, знала, что они никогда не поженятся и, наверное, никогда больше не увидятся.

Девочка искренне верила в тот момент, что будет любить его вечно. Он был ее первой любовью, он же будет последней. Ни одного мужчину она не полюбит так, как любила Роберта.

Глава 2

Когда Жанна вернулась домой, отец ждал ее в комнате.

— Жанна? Где ты была? — спросил он по-французски. Когда они были одни, он всегда говорил по-французски.

— Гуляла, — тоже по-французски ответила она и улыбнулась ему. — Сегодня такая прекрасная погода.

— Одна? — спросил он. Она улыбнулась еще шире.

— Мадж не любит гулять, поэтому я не настаивала, чтобы она меня сопровождала.

— Конечно. Трое — уже целая толпа, — не улыбнувшись в ответ, сказал он.

Она настороженно взглянула на него.

— Он незаконнорожденный, Жанна, — строго произнес отец. — Ему не следует даже разрешать находиться под одной крышей с приличными людьми. Если бы я знал, что ты окажешься в такой унизительной компании, я не согласился бы принять предложение маркиза. Полагаю, что он держит здесь своего сына лишь для того, чтобы досадить своей супруге за ее бесплодие. Значит, ты встречалась с ним каждый день, когда тебе полагалось отдыхать?

— Да, — с вызовом ответила она. — Мне с ним весело, папа, а других молодых людей здесь нет. И ты не позволяешь мне участвовать в увеселениях, хотя мне уже пятнадцать лет.

— Он к тебе прикасался? — спросил граф холодным, напряженным тоном.

Жанна почувствовала, что бледнеет, когда вспомнила, как они несколько раз целовались с Робертом и как он сегодня прикасался к ее груди.

— Он к тебе прикасался? — резко повторил отец.

— Он поцеловал меня, — призналась она.

— Поцеловал? И все? Говори! — Граф не слишком нежно схватил дочь за руку.

— Да, — сказала она, чувствуя себя виноватой из-за того, что приходится лгать, — все. — Разве она могла сказать отцу, что Роберт прикасался к ней там, где никто не прикасался к ней с тех пор, как она начала превращаться в женщину?

Он грубо встряхнул ее.

— Дурочка! Видимо, Мадж надо уволить. Я найду кого-нибудь другого, кто будет следить за твоей нравственностью, если ты сама не можешь. Ты хоть понимаешь, как он, наверное, потешался над тобой, девочка? Как, должно быть, смеялся со слугами, хвастая победой над тобой?

Она покачала головой.

— Ты ошибаешься, папа. Он любит меня. Он не такой.

— Ты, наверное, тоже любишь его и сказала ему об этом?

— Да, — заявила она, гордо вздернув подбородок. — И я пообещала выйти за него замуж, когда мне исполнится восемнадцать лет.

Отец рассмеялся неприятным смехом.

— Только через мой труп, Жанна. Пока я жив, ты не выйдешь замуж ни за чьего ублюдка. И, будем надеяться, вообще ни за какого англичанина. Если хочешь знать правду, то я узнал обо всех твоих прогулках за последние несколько дней от младшего конюха, которому твой сукин сын хвастал победой над тобой и делился планами полного твоего совращения до нашего отъезда.