Он нахмурился.

— Я не хочу, чтобы ты видела свой дом в таком беспорядке, бабушка.

— Я все уже видела, дорогой. Это был шок для меня, признаю. Но что есть, то и есть. Даже если я не стану смотреть, ничего не изменится.

— Я вернусь и все уберу.

— Не волнуйся. Это подождет. Может быть, после прогулки по Юнион-стрит мы с Милли поедем к Неду. Хочу спросить его, не звонил ли он домой. — Нэн умолкла. Потом повернулась к Пейдж: — Спасибо, Пейдж, за поддержку и компанию. Буду молиться за вашего отца.

— Я вам буду благодарна, — ответила Пейдж, вставая.

— Позаботьтесь о себе, не позволяйте Райли проявлять свою власть.

— Не волнуйтесь. Я привыкла иметь дело с властными людьми, — сказала Пейдж, улыбнувшись.

Она вышла на улицу следом за Райли. Взлом дома миссис Делани очень расстроил ее. Бабушка Райли такая приятная дама. Она не заслуживает неприятностей, которые свалились на нее.

Райли открыл перед Пейдж дверцу машины, потом закрыл ее, обошел машину и сел за руль.

— Спасибо, что составила компанию моей бабушке.

— Это нетрудно. В ее доме совсем плохо?

— Все разворочено. Даже фарфор разбит вдребезги.

— Совершенно бессмысленно. — Она пожала плечами.

— Многое в жизни можно определить этим словом — бессмысленно. Просто сумасшедшие люди совершают сумасшедшие поступки.

Пейдж подумала, что он имеет в виду кого-то конкретно.

— Неужели твоя мать участвует в этом?

Он бросил на нее острый взгляд.

— Что рассказала бабушка?

— Немного о твоем прошлом. Разве тебя не волнует, жива твоя мать или нет?

Его глаза стали холодного темно-синего цвета.

— Не волнует. Эту страницу своей жизни я давно перевернул. И не собираюсь листать ее обратно.

— Но чувства остались — разочарование, горечь, ненависть, может быть, даже любовь, — они все еще при тебе, разве нет?

— Оставь этот невнятный лепет при себе, принцесса. Мне не нужны умствования богатой девушки, которая понятия не имеет, как я жил.

— И ты понятия не имеешь, как я жила, — возразила Пейдж.

— Я получил кое-какое представление. Видел семейный особняк. Должно быть, трудно жить, имея собственную спальню, собственную служанку. У тебя, черт возьми, вероятно, был собственный дворецкий?

— Перестань дразнить меня, Райли. Я не соревнуюсь с тобой в том, кому было труднее.

— Ты и не можешь соревноваться. И начинать нечего. Ты выросла в розовом саду.

— Я выросла в холодном, одиноком доме. — Она посмотрела в окно и вздохнула. — Мои родители почти не разговаривали, мой дед злился, раздражался, холод наполнял все комнаты.

— У него было от чего раздражаться, деньги — тяжелая ноша.

Пейдж повернула голову и посмотрела на него. Он внимательно следил за дорогой, его профиль казался напряженным, лицо непроницаемо. Она приказала себе молчать, но слова помимо воли срывались с губ.

— Дед потерял жену и дочь в автокатастрофе, когда моему отцу исполнилось девять лет, — говорила она спокойно. — Он так и не оправился после их смерти. Он нанял домработниц и нянь для моего отца, потому что не мог справиться сам. Он негодовал на весь мир, ненавидел Вселенную за то, что с ним случилось. Когда мой отец женился, дед ободрился, у него появилась надежда, что в доме снова зазвучит смех и поселится счастье. Когда я была маленькая, он стал чаще улыбаться и даже смеялся. Когда Элизабет заболела и умерла, все кончилось. Последнее тепло жизни ушло из нашего дома. В комнатах стало настолько тихо, что я могла услышать биение собственного сердца и свое дыхание. И так продолжается до сих пор.

Она удержалась от продолжения и пожалела, что сказала ему так много. Она открылась перед ним, и он теперь мог причинить ей боль. Пейдж не знала, почему его мнение имело для нее значение, но это так. Может быть, потому, что она имела дело с людьми, которые симпатизировали ей, доверяли ей, а отношение Райли трудно понять. Может быть, она действительно испорченная богатая особа, не осознающая, насколько у нее все хорошо. Райли не собирается жалеть ее, он вырос с матерью-наркоманкой, которая к тому же оставила его.

— Скажи что-нибудь, — пробормотала она, желая покончить с этой темой. — Скажи мне, что тебе меня не жаль.

— Мне не жаль тебя, Пейдж, — проговорил он, но когда повернулся к ней, она заметила мягкость в его глазах, прикрывшую жало слов. — Но, возможно, я понимаю тебя немного лучше. Я тебе не судья. Я просто в плохом настроении. Мне не нравится, когда люди, которые мне дороги, в опасности. — Он остановил машину перед ее домом и выключил двигатель. — Как насчет перемирия? Мы должны работать вместе.

— Ты просто хочешь следить за мной.

— И это тоже, — не стал скрывать он. — Послушай, Пейдж, это не только по отношению к тебе. Я никому не доверяю.

— Кроме бабушки.

Райли кивнул.

— Кроме нее. Она особенная.

— Когда-нибудь тебе придется так относиться к другой женщине.

— Я не ищу жену. Не знаю, что тебе рассказала бабушка. Я доволен своей жизнью.

— Я тоже счастлива и ничего не собираюсь менять, — многозначительно сказала она.

— Ты можешь не собираться, но твоя жизнь меняется. Теперь у тебя есть сводная сестра.

Пейдж вздохнула.

— Я пытаюсь забыть об этом.

— Тебе придется иметь с ней дело рано или поздно.

— Лучше поздно. Я хочу переодеться и вернуться больницу.

— Я подожду и отвезу тебя.

— Незачем меня везти. Я могу доехать сама.

— Мы не спускаем глаз друг с друга, забыла?

— Ты думаешь, я собираюсь совершить темные сделки с каким-нибудь байером, пока принимаю душ?

— Если ты считаешь, что мне стоит пойти с тобой в душ, так и скажи, — улыбнулся Райли.

Она увидела игривый блеск в его глазах и ошеломленно покачала головой:

— Не могу понять тебя. То ты приятный, милый, то саркастический и холодный, а теперь флиртуешь. Какой ты настоящий, Райли?

Он усмехнулся.

— Я тебе нравлюсь, правда?

— Я сказала, что ты сложный, но не говорила, что ты мне нравишься.

— Это то же самое.

— Вовсе нет. — Но как только Пейдж вышла из машины и захлопнула дверь под его насмешливой улыбкой, она с испугом подумала, что он, скорее всего, прав.

* * *

Алиса не могла сосредоточиться на заявке по кредиту, которую рассматривала. Она любила свою работу кредитного инспектора в Первом национальном банке Сан-Франциско, но сегодня думала о том, что рассказала мать: ее отец — Дэвид Хатуэй. Она никак не могла в это поверить.

Много лет подряд она приставала к матери, хотела узнать имя своего отца, но теперь, когда это произошло, что делать с новым знанием? Как себя ощущать? Ее раздирали совершенно противоположные чувства. Она сердилась, ей было больно, она ревновала, ее томило любопытство — что за человек ее отец. Она видела фотографии Дэвида Хатуэя в газете. Она знала, что «Торговый Дом Хатуэй» покупал картины матери. Алиса заходила в магазин — он такой красивый, такой богатый. Ее отец — владелец этого магазина.

Ее отец. Она так долго жила без него.

Но его и сейчас нет у нее. Дэвид Хатуэй лежит в больнице, он борется за свою жизнь. Даже если бы он не был в больнице, а вдруг узнал, что она его дочь? Если бы его другая дочь, Пейдж, не открыла тайну, он хранил бы ее вечно? И ее мать делала бы то же самое? Алиса подозревала, что именно так и случилось бы, но это неважно. Больше нет секрета, нет тайны. Как ей поступить? Ждать, когда придут к ней, или самой пойти к ним?

Она встала и подошла к столу, где ее менеджер, Дженни Конрой, заканчивала разговор по телефону.

— Я плохо себя чувствую, — сказала Алиса. — Мне нужно пойти домой.

— Да, конечно. — Дженни слегка удивилась. За год работы в банке Алиса не пропустила ни одного рабочего дня и ни разу не опоздала. Она сосредоточенно и упорно шла к цели, она хотела вырваться вперед, не позволяя личной жизни мешать карьере. До сегодняшнего дня.

— Я закончила пару кредитных заявок, — добавила Алиса, — и оставлю информацию Марку, если кто-то позвонит в мое отсутствие.

— Ты что-то раскраснелась, — заметила Дженни. — Надеюсь, ты не подхватила грипп.

— Я тоже надеюсь. — Алиса вернулась к столу, взяла сумочку и торопливо покинула банк. Выйдя на свежий воздух, шумно вдохнула. Может быть, ветерок, пронырнувший между высокими зданиями, прочистит ей мозги. Она думала не только об отце, но и о матери.

Полицейский показал им с матерью браслет, найденный недалеко от места нападения на Дэвида Хатуэя, на котором выгравировано имя Жасмин. Алиса узнала браслет сразу. Она видела его в шкатулке матери, но никогда не подозревала, что он — подарок отца. Вот еще один секрет.

Ее мать отвечала, что ходит по этому переулку каждый день, и не знает, когда потеряла браслет. Полицейские продолжали задавать ей вопросы о том, где она была в ночь на среду, когда в последний раз видела Дэвида Хатуэя, с какой целью он пришел к ней. Ее мать мало что им сказала. Она настоящий профессионал по молчанию.

Как странно, что после всех этих лет дракон из снов матери появился как реальное произведение искусства. Кто-то создал его, кто-то владел им, кто-то украл его. Алиса чувствовала, что мать знает больше, чем говорит. Но какой-то дракон не ее забота. У нее наконец-то есть отец. Теперь ей надо сообразить, что с этим делать.

* * *

Пейдж вошла в палату и улыбнулась медсестре, сидевшей у отцовской постели.

— Почему бы вам не сделать перерыв? Я побуду здесь некоторое время.

Пейдж подошла к кровати, когда медсестра вышла из палаты. Она протянула руку и коснулась руки отца. Он не пошевелился. Его дыхание не изменилось. Веки не дрогнули.

Он никогда не отличался глубоким сном, но сейчас он пребывал в каком-то другом мире.

— Папа, — прошептала она. — Это я, Пейдж. — Что сказать такое, чтобы вернуть его в этот мир? — Очень скоро день рождения Элизабет. Мы должны пойти на кладбище. Это традиция, мы не можем ее нарушить. Ты сам знаешь. — Она не хотела напомнить ему, что он забывал о ее дне рождения много раз, не говоря уже о других важных событиях в ее жизни. Сейчас не время для обид и обвинений.

Его кожа такая холодная. Она подтянула одеяло повыше, подоткнула по бокам.

— Ты мне нужен, папа. И маме тоже, хотя она никогда не признается. — Она помолчала. — Твои секреты раскрыты. Жасмин Чен приходила к тебе вчера вечером. Она сказала, что любит тебя. Интересно, как ты относишься к ней? И как к своей дочери Алисе? Что ты вообще думаешь о том, что совершилось в твоей жизни?

— Мне тоже хотелось бы это знать, — раздался женский голос у нее за спиной.

Пейдж обернулась. Девушка в дверях казалась очень знакомой. Она немного похожа на Жасмин, и немного… на ее отца.

— Кто вы? — спросила она дрогнувшим голосом, хотя уже догадалась.

— Я Алиса Чен. — Она бросила на Пейдж жесткий, злой взгляд. — Должно быть, я ваша сестра.

11

Сестра? Нет.

Ее сестра — Элизабет, ее единственная сестра. Не эта миниатюрная азиатская девушка. Красивая, экзотичная, разгневанная. В ее карих глазах полыхала ярость, когда она смотрела на Дэвида. Пейдж инстинктивно подошла поближе к кровати, словно хотела защитить отца.

— Мы совсем не похожи, — сказала Алиса, стоя по другую сторону кровати и глядя на Дэвида Хатуэя. — Нет. Ну, может, немножко, нос.

И овал лица, и веснушки на носу такие, как у него. У Элизабет они были, у Пейдж нет. Ее встревожило появление Алисы.

— Не могу поверить, что он мой отец. — Алиса взглянула на Пейдж. — Ты давно знаешь обо мне?

— Со вчерашнего вечера. Я узнала, что мой отец платил за твою учебу в колледже. Когда я увидела твою мать, она не отрицала это и не подтвердила. Ничего не сказала.

— Моя мать умеет не говорить ни «да», ни «нет».

Пейдж уловила горечь в голосе Алисы и заметила еще кое-что в ее лице: страх.

— Когда ты узнала, что он твой отец? — спросила Пейдж.

— Сегодня утром. Мать всегда отказывалась говорить об отце. Но теперь она испугалась, что ты скажешь мне правду, и поспешила опередить тебя. — Алиса смотрела на мужчину, неподвижно лежавшего в постели. — Он ни разу не пришел ко мне, ни разу не написал. Никогда и ничего. Он давал матери немного денег, я знаю.

— Совсем немного.

— Да, не так уж много. Мы никогда не жили в достатке.

Пейдж чувствовала себя виноватой, будто она должна извиниться за то, что отец не поддерживал свою внебрачную дочь. Но это не ее вина. И, честно говоря, не вина Алисы. Мужчина, который лежал на кровати между ними, он один виноват.