Райли указал ей следовать за ним, когда он пересек Эмбаркадеро и устремился дальше. Холмы Сан-Франциско манили его как маяк в ночи. Но голос Пейдж удержал его. Он остановил велосипед и оглянулся.

— А теперь в чем проблема?

— Мы ведь не поедем на тот холм, правда? — спросила она с недоверием.

— Именно туда мы и поедем.

Она покачала головой.

— Он слишком крутой. Я не смогу.

Этот холм был не так крут, как следующий, но он не собирался ей говорить.

— Я думал, ты хочешь убедиться, что сможешь.

— Въехать на велосипеде на холм? — недоверчиво спросила Пейдж.

— Это испытание твоей силы, мужества, выносливости, упорства. Проверка характера. Ты можешь это сделать.

— Я так не думаю.

Он видел неуверенность в ее красивых карих глазах и понял, что ей нужно это сделать, непременно.

— Ты сильнее, чем думаешь, Пейдж.

— Это ничего не доказывает.

— Попробуй и убедишься.

— Я не хочу проиграть, — призналась она.

Райли улыбнулся.

— Так не проигрывай. — Он посмотрел на нее ободряюще. — Это не экзамен, если он слишком простой.

— Кто сказал, что я хочу устроить себе экзамен?

— Хорошо. Я еду на этот холм с тобой или без тебя. Выбирай.

— Это не слишком-то по-джентльменски, — упрекнула его Пейдж.

Он рассмеялся.

— Я думал, ты уже поняла, что я не джентльмен.

— Ты выбрал не очень хороший вариант для свидания. Полагаю, для удовольствия можно было подобрать что-то другое.

— Но ты даже не попробовала, — возразил Райли. — И это не свидание.

Он свернул к холму. Сделал глубокий вдох и сосчитал до десяти. Потом сел на велосипед и начал крутить педали с силой, желая набрать скорость, чтобы ехать вверх. Он слышал, как Пейдж бормотала что-то, и увидел краем глаза, что она следует за ним.

Пока все хорошо. Он надеялся, что она действительно сможет въехать на холм. Может быть, она слишком избалована, слишком испорчена, слишком слаба для такой задачи. И может, он дурак, если принимает ее за такого человека, каким она не является.

* * *

Пейдж понимала, что поддалась безумию, когда мышцы ног начали гореть и ей не хватало дыхания. Она только на полпути к вершине холма, и не понимала, как ей добраться до нее. Ее физическая форма не годилась для подобного испытания. Перед таким броском нужно тренироваться не один день. Но разве не тем же самым она занималась в последние тринадцать лет в бизнесе? Училась, готовилась, но ничего не совершала? По крайней мере, здесь она может вести себя агрессивно, принять неожиданный вызов.

Но как больно.

Проклятый Райли! Он уже на вершине, и с велосипеда наблюдает за ней, ждет ее. Кричит ободряющие слова.

Если он верит в нее, может и ей стоит в себя поверить? Итак, приказала себе Пейдж, сосредоточься, крути педали, и не даже не думай сойти с дистанции.

— Давай, Пейдж. Еще несколько метров! — кричал Райли.

Последний отрезок пути оказался самым крутым. Она действительно не думала, что справится. Глаза щипал пот, заливающий их. Пот был вызван страхом или усталостью, она этого не знала. Дорога извивалась, велосипед качался под ней, она так вцепилась в руль, что руки сводила судорога.

— Ты почти у цели, Пейдж. Давай!

Ее сердце бешено колотилось в груди, но она заставляла ноги работать. Наконец, выкатилась на плоскую поверхность.

— Езжай, Пейдж, не останавливайся, сделай кружок, — настаивал Райли.

Она хотела слезть с велосипеда, но послушалась, иначе сердце не успокоится, не перестанет бешено колотиться. Пейдж знала это по занятиям в тренажерном зале. Она сделала широкий круг, и наконец дыхание выровнялось, сердце билось в обычном ритме.

Восхищенная улыбка Райли явилась ей наградой. Она не могла не улыбаться в ответ. Он бросил велосипед на землю, протянул к ней руки, Пейдж мигом соскользнула со своего велосипеда и шагнула к нему.

Она обвила руками его шею.

— Я смогла, — сказала она, переполненная радостью, какую прежде не испытывала.

Он обнял ее так крепко, как если бы не собирался никогда отпускать. Они оба были разгоряченными и потными, шлемы соприкоснулись с глухим звуком, когда Райли нагнулся поцеловать ее. Он сделал это так страстно, так возбуждающе. В этом поцелуе соединилось столько всего — победа, успех, свобода, изумление — все то, что казалось недосягаемым для нее. И он заставил ее это почувствовать.

Райли потянулся к ней, расстегнул шлем, снял с ее головы.

— Ты удивительная, — проговорил он.

— Я растрепанная. — Пейдж провела рукой по спутавшимся волосам и рассмеялась. — Но меня это не волнует.

— Меня тоже. — Он снял свой шлем и бросил оба на землю.

— Теперь давай сделаем это как следует.

Они потянулись друг к другу, их губы встретились на полпути. Пейдж обняла его за талию, прижалась грудью к его груди, ее язык проник к нему в рот и вел себя требовательно, настойчиво. Она и не подозревала, что ее язык такой умелый. Сегодня настоящий день открытий.

Гудок автомобиля вспугнул их, машина объехала парочку и устремилась на следующий холм.

Пейдж знала, что должна чувствовать себя неловко — как она ведет себя в общественном месте? Но ей было весело, смех поднимался откуда-то из глубины. Она хохотала и не могла остановиться, тем самым заразила Райли. Он тоже смеялся как ненормальный.

— Стоп, — сказала Пейдж, почувствовав боль в боку. Она отвернулась от него. — Если я буду смотреть на тебя, то уже не остановлюсь.

— Это даже хорошо.

Она обернулась.

— Хорошо? Потому что ты хорош для меня.

Он перестал смеяться. Выражение лица изменилось, словно облако закрыло солнце.

— Пейдж…

— Ничего не говори. — Она подняла руку. — Это важный момент. Давай просто оставим все как есть.

— Я знал, что ты могла въехать на этот холм.

— Ты верил в меня больше, чем я сама. Ты раньше поднимался сюда на велосипеде?

— Несколько раз.

— Каждый день?

— Три или четыре раза в неделю, — признался Райли. — Но не только на этот холм. В этом городе есть холмы повыше.

Интересно, о каких холмах он говорит. Она сомневалась, что он скажет ей, даже если спросить. Вместо этого она посмотрела вниз, туда, откуда они приехали.

— Я смогла, — повторила она уже сказанную фразу.

— Да, у тебя получилось. Готова взять следующую высоту?

— Ни в коем случае.

— Ты уже говорила это раньше, — напомнил Райли.

— Может быть, в другой раз.

Он задумчиво посмотрел на нее, потом кивнул.

— Может быть, в другой раз. Ты готова к самой приятной части пути?

— Спускаемся?

— Точно. Ты заслужила удовольствие. Тебе понравится.

Пейдж снова надела шлем и села на велосипед. На мгновение стало страшно из-за крутизны спуска, но она прогнала его. Сегодня особенный день — ни шагу назад. Только вперед.

Она катилась вниз по склону, ветер дул в лицо, слезы выступали на глазах. Пейдж не собиралась лгать себе — не ветер заставляет ее плакать, а чувства, которые наконец прорвались наружу. И странное дело — она даже не понимала, какими усилиями держала их в себе до сих пор.

— Как дела? — спросил Райли, остановившись рядом с ней внизу.

— Здорово, но это не самая лучшая часть, — призналась она. — Самая лучшая — последние несколько футов к вершине холма.

Его глаза ярко вспыхнули. Их взгляды скрестились — они хорошо понимали друг друга.

— А ты чувствовал то же самое? — спросила Пейдж.

— Как обычно, — признался он. — Но сегодня самая лучшая часть — когда я целовал тебя, а ты отвечала мне.

Она улыбнулась ему.

— Мне неприятно прерывать тебя, Райли, но ты мог бы получить этот поцелуй час назад, когда мы стояли в гараже.

Он рассмеялся.

— Теперь говори.

— Вернемся обратно в твою квартиру.

— Чувствуешь себя дерзкой?

— Абсолютно. И мне это нравится!

Пейдж оседлала велосипед и поехала обратно, туда, откуда они начали путь. Неважно, опередит она Райли или нет. Она уже выиграла самую большую битву, происходившую внутри нее.

18

Днем в субботу Алиса взбежала по лестнице к квартире матери и постучала в дверь. Ожидая, когда ей отворят, поймала себя на том, что стоит и глупо улыбается. И не в первый раз после того, как вышла из квартиры Бена накануне вечером. Она хорошо провела с ним время, лучше, чем ожидала. Алиса убедилась, что этот парень не растерял того, что ей нравилось в нем и раньше: интеллект, чувство юмора, способность читать ее мысли, умение заставить ее воспринимать жизнь чуть менее серьезно.

Если бы только он не был китайцем или, по крайней мере, если бы он не жил в Китайском квартале и не был так тесно связан с этим сообществом, может быть, тогда она отнеслась бы к нему как мужчине, с которым можно встречаться. Но… Алиса оглянулась через плечо, понимая, насколько близко отсюда живет Бен — всего в трех коротких кварталах. Недостаточно далеко.

Ее мать наконец открыла дверь.

— С тобой все в порядке? — спросила Жасмин, оглядывая ее с головы до ног, словно проверяла — нет ли у дочери ушибов или переломов.

— Я в порядке. А почему ты спрашиваешь?

— Я названиваю тебе со вчерашнего дня. Почему ты не перезвонила мне?

— У меня не было возможности, — солгала Алиса. Она могла позвонить сто раз, но не сделала этого, вовлеченная в события — пропажа дракона, проблемы матери, внезапное обретение отца и сестры. — Что случилось? — спросила она, заметив глубокие морщины, прорезавшие лоб матери. — Ты расстроена? Почему?

— Ты напрасно говорила с дедом о драконе.

— Ну, я столкнулась с ним на площади. Я собиралась расспросить бабушку, но не нашла ее. В магазине ее не застала.

— Она приходила ко мне.

— Ан-Мей приходила сюда? — недоверчиво переспросила Алиса. — Что она сказала? Что она хочет?

Вместо ответа Жасмин немного отступила и уставилась на еще не просохшую картину. Она стояла и молчала. Алиса не понимала, в чем дело. Она, конечно, заметила, что мать снова нарисовала дракона, этот получился более четким, все детали были прорисованы ясно, а прежде были размытыми.

— Ты не можешь остановиться и не рисовать его, да? — спросила она.

— Я стараюсь, но что бы я ни рисовала, всегда получается он.

— Что хотела бабушка?

— Она сказала мне, что я видела дракона в музее на Тайване. Будто бы я пыталась прикоснуться к нему, раздался сигнал тревоги и испугал меня. Вот почему я вижу такие страшные сны о нем.

Алиса размышляла над объяснением. Как все оказывается просто.

— Почему она не рассказывала тебе об этом раньше? Дедушка уверял меня, что ты никогда не видела в реальности дракона из своих снов.

Ее мать казалась смущенной.

— Не знаю, Алиса.

— Они скрывают от нас правду.

— Мы не должны говорить плохо о старших. Неправильно, неуважительно с нашей стороны. Мы должны их уважать.

Алиса слышала эти слова тысячу раз, но все труднее было соглашаться с ними, потому что поведение бабушки и дедушки нельзя назвать честным по отношению к ним.

— Мама напомнила мне, что в истории с драконами рассказывается о проклятии, которое падает на всех первых дочерей, — продолжала Жасмин. — Я прикоснулась к дракону в тот день, и поэтому могу навлечь проклятие на тебя, Алиса. Я очень беспокоюсь.

От слов матери она едва устояла на своих высоких каблуках. Алиса никогда не думала о проклятии по отношению к себе. Она верит в проклятия? Разве это не просто глупое суеверие?

— Я не боюсь, — самоуверенно бросила она, стараясь не обращать внимания на беспокойство, охватившее ее.

— Не надо дразнить судьбу, — покачала головой Жасмин.

— Бен рассказал мне о проклятии. Но мы ведь не знаем точно, является ли этот дракон частью набора, о котором говорится в той легенде.

— Ты виделась с Беном? — удивленно спросила мать. — Зачем ты это сделала? Для чего тебе волноваться о драконе?

— Я беспокоюсь о тебе. Дракон пропал, а ты, может быть, последняя видела его перед тем, как мистера Хатуэя ударили по голове в нескольких кварталах отсюда. — Алиса не могла заставить себя называть его отцом. По-прежнему он для нее оставался нереальной фигурой.

— Я не ударяла Дэвида.

— Конечно, нет. Но он богатый человек, у его семьи огромные связи. Если им нужно кого-то обвинить в случившемся, то тебя — проще всего.

— Не беспокойся обо мне, Алиса.

— Боюсь, это невозможно. Я люблю тебя. Ты моя мать.

Слезы навернулись на глаза Жасмин.