Тара Сивек - Подвешенный чулок

— Ох, спасибо, Господи! Этот парень всего лишь актер! Господи, Ноэл, я чертовски перепугался, когда увидел другое кольцо на твоем пальце, — Логан говорит, смеясь.

Ноэл ничего не говорит в ответ, в то время как Бев, Реджи, тетя Бобби и Кейси продолжают кричать и засыпать ее вопросами о том, какого черта происходит и почему она не сказала им, что случилось, до того, как она вернулась домой.

Я вздыхаю и делаю шаг назад, пока я не остаюсь в нескольких футах от Николаса, в то время как Логан встает на колено перед Ноэл. Я прикрываю глаза и вижу, как тупица протягивает Ноэл кольцо с огромным бриллиантом.

— Я знаю, ты просто перепугалась, когда я сделал это пару дней назад, но все нормально. Я понял это. Мы разберемся с этим, Ноэл, — утверждает он.

— Было гораздо романтичнее, когда Сэм делал это, — выдыхает Бев, скрестив руки на груди. — Тебе нужно поработать над тем, как делать предложения, потому что это отстой.

Я делаю еще один шаг назад от всех, до тех пор, пока мои пятки не врезаются в лестницу позади меня, я ожидаю, что Ноэл рассмеется Логану в лицо, схватит кольцо и выкинет его или скажет ему, что он идиот и проделал весь путь просто так. Все, что угодно, но не молчание, которое исходит от нее.

— Пожалуйста, милая, просто возьми кольцо. Снаружи нас ждет машина, и мы будем на Сент-Томасе с моей семьей всего через пару часов. Солнце и песок приведут тебя в порядок и очистят твою голову, — Логан говорит ей.

Когда все снова начинают кричать, и я вижу, как Ноэл тянется к кольцу, которое он ей протягивает, я разворачиваюсь и тихо поднимаюсь по лестнице.

Нет смысла задерживаться дальше на этом дерьмовом шоу. Я хотел знать, что Ноэл чувствует ко мне и теперь у меня есть ответ. Она ничего не чувствует и все это было игрой. Кто же теперь придурок?

Я уверена, что плачу так долго и так сильно, что мое тело обезвожено. Я чувствую себя слизняком, свернувшимся на боку под рождественской елкой в гостиной, мои руки и ноги отказываются поднимать меня с места, где я лежу с тех пор, как Николас спустился и сказал мне, что Сэм ушел.

Просто ушел. Он собрал сумку и ушел, не сказав ни слова. Ушел.

Почему он не боролся за меня? Почему он не заехал в лицо Логану, когда тот оскорбил тетю Бобби и осматривал дом моих родителей так, будто это сарай в какой-то дыре, а не красиво украшенный двухэтажный колониальный домик в хорошем районе?

Черт, почему я не заехала ему в лицо? Это я должна была разбираться с ним, а не Сэм. Конечно, он ушел в тот момент, когда я стояла в коридоре, как дурра, и не сказала ни слова о том, как сильно люблю его и о том, что я не хочу ничего с идиотом, стоящем на коленях передо мной во второй раз. Я не сказала ему ни слова о своих чувствах, потому что я слишком боялась. Слишком труслива, чтобы сказать вслух о чувствах, которые так непривычны мне, что я не знаю, как с ними справиться. Я должна была сказать ему прошлой ночью, когда он так сладко занимался со мной любовью и так крепко держал меня. Я должна была сказать ему за ужином, когда он встал на колено, и я представила, что это было настоящее предложение, а не игра. Есть еще тысячи раз, когда я должна была сказать ему, все эти разы пробегают у меня голове так быстро, что у меня кружится голова и новый поток слез катится по моим щекам, в то время как я плотнее сворачиваюсь комочком под елкой.

— У меня есть кое-что, что взбодрит тебя, Леон. Я снял видео, как ты отдаешь его Логану, — говорит Николас, входя в комнату и присаживаясь позади меня на пол.

Я переворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, и он протягивает телефон мне, включая видео.

Я смотрю на себя, берущую огромное, безвкусное кольцо из рук Логана, не зная, что Сэм поднялся по лестнице и, вероятно, был наверху, собирая свою сумку.

Я вижу счастливое выражение победы на лице Логана, в то время как он смотрит на меня, держащую кольцо между большим и указательным пальцем, подальше от себя, как будто это змея, которая вот-вот меня укусит. И, несмотря на то, что я хочу продолжить плакать, как ребенок здесь на полу, я ничего не могу поделать и смеюсь, когда вижу себя на видео, бросающую кольцо за дверь позади Логана так далеко, что оно теряется в глубине леса.

Мы с Николасом смеемся, слушая, как наша семья хлопает и радуется на видео, в то время как я беру Логана за руки, поднимаю его с колен и кричу на него как сумасшедшая:

Ты с ума сошел с этой хренью? Ты ничего не понял в первый раз, когда ты спрашивал это, а я вылетела за дверь с криками? Я не хочу выходить за тебя, ты, придурок! Я бы не вышла за тебя, даже если бы ты был последним мужчиной на Земле! На тебе слишком много геля для волос, ты делаешь маникюр каждую среду, и я имитировала каждый оргазм с тобой, вялый член!

Николас хлопает меня по плечу, его рука трясется от смеха, он пытается держать телефон ровно.

О Боже, у него вялый член? У Сэма не вялый член, правда, Бобби?

Я смеюсь сильнее, слыша, как мама на видео спрашивает мою тетю.

Ох, нет. На индийском это называется «Висит как у коня».

Николас рычит, слушая, как тетя Бобби отвечает маме.

— Я знаю слишком много о членах твоих мужчин, Леон.

Сэм гораздо лучше и достойнее тебя, и я люблю его. Я влюблена в него, а у тебя крошечный член. Выметайся из дома моих родителей и возвращайся в Сиэтл, крошечный член!

Видео заканчивается тем, как мой отец хватает Логана за его воротник, открывая дверь, и практически выбрасывает его на снег. К счастью, я не увижу момент, где я поворачиваюсь и не могу найти Сэма. Вероятно, он спустился по лестнице и вышел через заднюю дверь до того, как я сказала Логану убираться.

— Господи, я облажалась, — я тихо говорю Николасу, хлюпая носом и смахивая очередную порцию слез.

— Ага, ты определенно облажалась, Леон.

Я вздыхаю, в комнате становится темнее, в то время как солнце садится, у меня даже нет сил, чтобы огрызнуться ему за то что, он соглашается со мной, а не говорит что-нибудь, чтобы я чувствовала себя лучше. Я заслужила чувствовать себя дерьмого. Я привела Сэма сюда, заставила его почувствовать себя частью семьи, и после отпустила его без борьбы. Без слов, без заверений о том, что мое поведение с ним последние несколько дней было настоящим, не игрой.

— Ну, у тебя есть еще один подарок, который нужно открыть, это поможет тебе подбодриться? — спрашивает Николас.

Я, наконец, поднимаю себя с пола и вздыхаю.

— О чем ты говоришь?

Он поднимается с пола, берет меня за руки и поднимает на ноги.

— Кое-что, что прибыло несколько минут назад, как только стемнело. Я без понятия почему, черт возьми, ты захотела именно это, но он настаивал, когда разбудил меня телефонным звонком ни свет ни заря этим утром, до того как ты проснулась, — объясняет Николас.

Он поворачивается и идет к передней двери, и любопытство пересиливает меня, я иду за ним на снежную улицу.

— Та-дам! — объявляет Николас и я, наконец, смотрю на передний двор.

Всхлип вылетает из моего рта и мне приходится прикрывать его рукой, чтобы скрыть эмоции.

— Я не понял этого, но как я и сказал, он настоял на том, чтобы я помог ему найти эту глупую штуковину, — говорит Николас, в это время я иду как в тумане, с глазами наполненными слезами по двору и подхожу к тому, на что смотрит мой брат, тряся головой, как будто это самая тупая вещь, которую он когда-либо видел.

— Ты не помнишь? Когда мы были маленькими и ездили к бабушке в каждый канун Рождества, мы всегда смотрели на них, — шепчу я, проходя рядом с деревянными фигурами, высотой в четыре фута и занявшими практически весь сад.

Когда я подхожу к северному оленю с тем же моргающим красным носом, я вижу открытку, привязанную к носу зеленой лентой, и я быстро развязываю ее и открываю.

— Ах, да! Теперь я вспомнил! Это всегда было лучшей частью кануна Рождества. Вау, не могу поверить, что он нашел в точности похожие сани и северного оленя. Я дал ему номера всех мест, где продают декорации, и которые были бы открыты этим утром, но до меня только что дошло, зачем ему это надо было, — тараторит Николас, в то время, как я смотрю на открытку в руке, и плачу так сильно, что слезы не успевают замерзать на моих щеках.

Никогда не переставай верить в волшебство, Ноэл. Счастливого Рождества.

С любовью, Сэм.

— Леон, ты в порядке? Почему ты плачешь? — спрашивает моя мама, сбегая по лестнице, скорее всего, услышав мой жалобный вопль из переднего двора, когда я снова и снова читала записку, которая у меня в руках, до тех пор, пока я не захотела свернуться на снегу и замерзнуть до смерти.

Когда она подходит ко мне, я молча передаю ей записку и смотрю на освещение нашего сада, коря себя сотню раз, за то, что не сказала ему, что люблю его.

— Значит ты сейчас в сложной ситуации, так ведь? — спрашивает моя мама, возвращая мне записку. — Почему ты привела этого бедного мужчину сюда и заставила его притворяться твоим парнем?

— Эм, мам, а ты ВИДЕЛА себя? — смеясь, спрашивает Николас. — Можешь представить себе это убогое шоу, которое ты бы устроила нам, если бы Леон приехала домой и рассказала всем, что потеряла работу, потеряла жилье и сбежала от парня, который сделал ей предложение?

— ТЫ ПОТЕРЯЛА РАБОТУ? — моя мама визжит.

— Видишь? Вот почему я привела незнакомого мужчину домой и заставила его притвориться моим парнем! — воплю в ответ я.

— Успокойся, не нужно кричать, — выдыхает мама. — Хочешь травки, дорогая? Она успокоит тебя. У нас есть очень сильная травка.

Я смотрю на нее в ужасе, и она трясет головой.

— Ох, не смотри на меня так, Леон. Не только у твоего отца проблемы с артритом. Все потому, что ты никогда раньше не курила? Все нормально. Я буду с тобой в твой первый раз. У нас много закуси.

— Мам, я живу в Сиэтле. Мы можем заказать травку по меню, и ее доставят как пиццу, — парирую, закатывая глаза.

— Вау, вот почему ты уехала и не хотела общаться с нами, — она говорит тихо.

Я сразу же чувствую вину. Мое сердце разбито в этот раз по-настоящему и сейчас я чувствую вину не только за то, что сделала с Сэмом, но и за то, что сделала со своей семьей, когда уехала.

— Мам, нет. Это не так, — объясняю я. — Мне просто… мне нужно было пожить своей жизнью. Мне нужно было попробовать и понять, кто я и что хочу делать, а я потерялась на этом пути. Я облажалась. Я не смогла сохранить работу и этот мужчина не захочет меня, потому что я такая идиотка и была слишком труслива, чтобы сказать ему о своих чувствах.

Моя мама обнимает меня и притягивает к себе.

— Ох, Леон, ты не облажалась и мне очень жаль, если мы когда-либо заставляли тебя чувствовать себя так. Я просто беспокоюсь о том, что ты не найдешь счастье. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, милая.

Я всхлипываю в ее плечо.

— Сэм делал меня счастливой.

Она поглаживает меня по спине и слезы падают снова.

— Я знаю. Я видела это каждый раз, когда вы двое были вместе. Мне жаль, что он ушел, не попрощавшись, но, в конце концов, ты знаешь, что он чувствовал к тебе.

Я убираю голову, и смотрю на нее в смятении.

Она указывает на сани и северного оленя, освещенного прожектором позади меня.

— Он любит тебя, глупая! Я никогда не встречала мужчину, который пройдет через такие проблемы, только для того, чтобы осчастливить женщину. Может он и не сказал напрямую слова, но этот поступок показывает, что он влюблен в тебя с головы до пят.

Моя мама раскрывает объятия, и я отстраняюсь, опуская открытку от Сэма между нами, чтобы снова прочитать ее.

— Он сказал слова, — шепчу я.

Может быть не прямо, но он сказал мне «Счастливого Рождества». Он сказал это первый раз и написал это в записке.

— Он любит меня, — я говорю тихо, мои губы дрожат от слез.

— Ну и чего, черт возьми, ты ждешь? Иди за ним! — вскрикивает моя мама.

— Я не знаю, где он живет! — я визжу лихорадочно.

— Я знаю! — внезапно трубит Николас.

Я забыла о его присутствии здесь с нами, и когда он весело кричит, я поворачиваюсь и кричу на него.

— Что это еще значит, ты знаешь, где он живет? Ты видел, как я плачу весь день под чертовой елкой и ты не подумал упомянуть об этом до нынешнего момента? — спрашиваю я.