«Нос прямой, но не длинный, – оценивала его Лариса. – Выражение все той же решительности и твердости. Да, он мужчина с характером, он может быть очень жестким… Возможно, даже жестоким».

– Вас, наверное, интересует, чем мы занимаемся на острове. – Лариса кивнула, и Рене продолжил: – Свободных плодородных земель здесь немного, и того, что выращивается, не хватает для пропитания. Нас кормит морская пучина. – Он рассмеялся, заметив недоумение на лице Ларисы. – Мне удалось вас заинтриговать?

Лариса пристально вглядывалась в собеседника. Сегодня он выглядел совсем иначе. Ей было трудно описать свои ощущения, но Рене был более раскован, не напряжен, как обычно, прост и доброжелателен. Словно был снят некий внутренний запрет, и ситуация изменилась в лучшую сторону. Лариса приободрилась: лучик надежды вернулся к ней.

– Средиземное море, – продолжал Рене, – это перекресток многих древних морских торговых путей. Кто только не бороздил эти воды на самых разных судах: римских галерах, французских корветах, испанских галеонах. Они везли дорогие ткани, вино, пряности, зерно, золото и драгоценности… Увы, многие не достигли желанных причалов. Вы понимаете, к чему я клоню? Нет? Ну как же! Конечно, пряности и ткани от долгого пребывания на морском дне не стали лучше, но золото! Ему не вредит морская вода.

– А! – догадалась Лариса. – Вы занимаетесь поисками кладов!

– Вот именно, вам не откажешь в проницательности! – Рене весело смотрел на нее пронзительными темными глазами, в которых угадывалось превосходство и насмешка. – Мы – кладоискатели!

Звучало заманчиво и романтично, но Ларисе не нравились смешинки в глазах Рене. Казалось, что он дурачит ее, как несмышленую девчонку.

– И насколько удачен ваш промысел? – не без иронии осведомилась Лариса.

– Дела идут с переменным успехом, – уклончиво ответил Рене. – Почему-то чаще всего попадаются амфоры с вином и маслом.

– А вино перекисшее? – сочувственно спросила Лариса.

– Нет, вино прекрасное. Сегодня за ужином вы его попробуете сами. Мы часто находим и более интересные вещи. На свете много чудаков, которые хотят иметь у себя старинные монеты, украшения, кувшины и статуэтки богов. За эту мелочь мы выручаем неплохие деньги.

– А золото?

– Встречается и золото. Но настоящего клада, на несколько миллионов долларов, нам еще не попалось. Такие клады ищут десятилетиями, а главный поиск идет вовсе не в море.

– А где же?

– В архивах. Нужны старинные записи об исчезнувших кораблях, на борту которых перевозились ценные грузы. Кстати, мой кузен роется в портовых записях, в журналах, где сообщается о пропавших без вести кораблях, пытается выяснить, где примерно они потерялись. Конечно, такой корабль мог быть разграблен пиратами, но шанс есть.

– Мне кажется, в архивах работать даже интереснее. Я бы с удовольствием покопалась в старинных книгах…

– Я рад, что вас это заинтересовало, и мне удалось немного развеять вашу скуку.

– Вы покажете мне что-нибудь из найденного на дне моря? – спросила Лариса и, пользуясь случаем, добавила: – Рене, вы сами сказали, что я здорова. Могу я покинуть свою комнату и немного пройтись?

– Ваше желание понятно. – Рене был сама любезность. – Нет больше причин держать вас взаперти. Однако хочу предупредить: замок такой большой, что в нем легко заблудиться. В нем есть также комнаты, куда вам просто нельзя заходить, а они не всегда бывают на замке. Все наши домочадцы прекрасно знают все запреты, но вы, человек новый в замке, можете попасть в неловкую ситуацию. Например, мой отец… – Рене помолчал, тень пробежала по его лицу. – Отец занимает несколько комнат и ужасно не любит, когда кто-то заходит к нему в неурочный час. Но вы-то не представляете, за какой из дверей можете наткнуться на свирепый взгляд господина Карно…

– Вы меня пугаете, Рене.

– Ничуть, всего лишь предупреждаю, мадам.

– Но из ваших предупреждений следует, что мне и шагу нельзя ступить по замку, не рискуя влипнуть в неприятную историю.

– Совершенно справедливо, мадам Лариса. Мало того, отдаленные уголки замка настолько заброшены, что туда никто не рискует заглядывать. В любую минуту там может провалиться пол или упасть балка…

– Боже! – Лариса растерянно смотрела на Рене. – Но это значит, что я вынуждена оставаться пленницей своей спальни, – со слезами в голосе произнесла Лариса.

– Там, в темноте, носятся летучие мыши! – в глазах Рене плясали бешеные чертенята. Он наслаждался ее страхом. Лариса кусала губы, едва сдерживая рыдания. Она уже ненавидела свою розовую комнату. «Еще неделю заточения, – думала она, – и я выброшусь из окна».

– Не надо отчаиваться, мадам Лариса, – вдруг нежным ласковым голосом произнес Рене, наклоняясь к ней. – Я это сказал лишь к тому, что сам намерен показать вам замок и в первое время сопровождать вас в ваших прогулках, пока вы не освоитесь здесь. Только и всего. Не так уж страшно, не правда ли?

Рене весело рассмеялся, довольный, словно мальчишка. Лариса через силу улыбнулась, хотя ей хотелось его убить. «Он просто издевался надо мной, – поняла девушка. – А ведь Рене гораздо лучше своего братца, хотя, судя по всему, смертельно боится отца. Тогда каков же господин Карно и какая угроза исходит от Жана?» Лариса чувствовала, что ее жизнь в замке будет далеко не безмятежной.

– А вечером мы выпьем вина с римской галеры, – как ни в чем не бывало продолжал Рене. – Отметим ваше чудесное спасение.

Филипп Карно курил трубку, выпуская клубы синеватого дыма. Нет ничего лучше, чем трубка после обеда, думал он, глядя на входящего в кабинет Рене. Эта комната была его любимой, прежде здесь работали его отец и дед. Филипп откинулся на спинку деревянного ажурного стула. Ему не нравились большие мягкие кресла, которые обволакивают тело, делая его изнеженным и капризным, а от этого портится дух, теряет твердость характер. Карно-отец, несмотря на свои шестьдесят с лишним, был подтянут, энергичен, находился в здравом уме и памяти. Только вот зубы пожелтели от постоянного курения, да морщины времени избороздили суровое лицо.

– Вы звали, отец? – в голосе Рене были уважение и скрытый страх.

– Садись, Рене.

В комнате повисла тишина.

– Эрик действительно вытащил сегодня утром огромного тунца? – наконец спросил Филипп Карно.

– Да, удивительный экземпляр, больше трех метров! Сравнится разве с тем, что вы лет пять назад поймали у берегов Крита. – Рене хорошо знал эту привычку отца подбираться к серьезному разговору издалека.

– Ты возьмешь Эрика завтра с собой?

– Нет причины менять команду, пока все идет хорошо.

– Трудно спорить, все складывается прекрасно. Однако никогда не следует забывать об осторожности. Если наши люди не ошиблись на счет этой американской красотки, то полицейские сели нам на хвост. Напомню, на этот раз вы должны забрать груз в районе сорокавесельной галеры. Не забудь взять статуи. Да-да, я знаю, что ты все усвоил, но лишний раз напомнить никогда не помешает.

«Сейчас вспомнит деда», – с тоской подумал Рене. Однако ошибся.

– Надеюсь, завтра у вас все пройдет нормально. – Старший Карно помолчал. – Что ты собираешься делать с этой русской? – неожиданно спросил он.

– Она мне нравится, отец. – Рене сам не мог понять, как признание сорвалось с его губ, но это было самым простым и верным объяснением ситуации.

Филиппу Карно пришлось собрать все свое самообладание, чтобы не дать волю эмоциям, однако корсиканский темперамент прорвался сквозь внешнее спокойствие.

– Сын мой, ты слишком часто стал загонять меня в тупик. Ты знаешь девушку всего несколько дней и говоришь о своих чувствах к ней. Вы любовники?

– Нет, отец, но…

– Это еще хуже, – мрачно перебил Карно. – Романтическая любовь – самая большая глупость, на которую только способен мужчина. Какие особенные достоинства нашел ты в ней, если считаешь, будто она заслуживает твоего внимания?

– Я сам в растерянности, отец, – тихо промолвил Рене. – Это загадка. Я увидел ее в бинокль, она лежала недвижно, я почти не разглядел ее лица. Но во мне все перевернулось, и я понял, что без нее мне нет жизни.

Лицо Карно исказилось от ярости.

– Ты просто сумасшедший! – заорал он. – Ты несешь бред, который простителен только тринадцатилетнему неоперившемуся птенцу! – Он с трудом перевел дыхание и продолжил более спокойно, но злым, полным презрения и боли голосом: – Ты подобрал на берегу умирающую, сброшенную со скалы девчонку, проявив к ней жалость. Жалость! Это я еще как-то стерпел, но сейчас ты заявляешь мне, что она твоя судьба. Никогда за всю свою жизнь я еще не слышал подобной чепухи. Никогда, ни от кого!

Старик действительно переживал, это видно было по его лицу. Рене сумрачно молчал. То, что он сейчас сказал, не укладывалось в сознании Филиппа Карно, и отец безмерно страдал от того, что у его любимого сына, его преемника вдруг помутился рассудок. «Боже, он считает, что влюбиться – это самое постыдное, что может сделать мужчина, – с грустью думал Рене. – Ничто – ни убийство, ни воровство, ни мошенничество – не может так опозорить сына Карно, как внезапная, не поддающаяся никакой логике, неугодная семье влюбленность».

– Вы правы, отец, – попытался Рене смягчить удар, который невольно нанес старику своим признанием, – я сам не понимаю, что за затмение на меня нашло.

Карно-старший, немного успокоившись, заметил, что у него погасла трубка. Он не спеша принялся ее раскуривать, пытаясь справиться с расходившимися нервами.

, – Тем более она русская! – напомнил Карно.

– Да, ее зовут Лариса Чарская. – Рене не понимал, какое это имеет значение.

Филипп сделал глубокую затяжку и выпустил большое кольцо дыма. Внимательно проследил за ним, и лишь когда оно растаяло, продолжил беседу:

– Значит, она человек ниоткуда и ее никто не будет искать.

– Что вы хотите этим сказать, отец? – насторожился Рене.

– Я имел в виду совсем не то, о чем ты подумал, – усмехнулся Филипп Карно. – Помнится, я говорил тебе, что в случае неудачи ты сам будешь разбираться с девчонкой. – Отец отложил трубку и взялся за инкрустированный ножик для резки бумаг. Он внимательно разглядывал узоры на ручке, словно хотел найти там ответы на снедающие его вопросы: – Она может оказаться полезной на берегу. Женщина иногда способна сделать во много раз больше, чем мужчина. Да, Лариса э-э-э…

– Чарская. Это ее фамилия по отцу, – Рене все еще не уловил ход мыслей отца.

– Значит, она тебе нравится?

Рене молча кивнул. Он весь был как натянутая струна.

– А ты ей? – усмехнулся отец. – Ты ей нравишься? Впрочем, влюбиться за такой короткий срок дано не каждому. В этом смысле ты самородок. – Карно-отец почти издевался над сыном. – Это странно, Рене. К тому же у нее есть муж.

– Это не имеет никакого значения. Он давно считает ее мертвой. И он тоже умер для нее.

– Хорошо, Рене, даю тебе ровно месяц, начиная со дня ее появления в замке. – Отец был суров и серьезен. – Через тридцать дней либо она выйдет за тебя замуж, либо… Но выйдет по любви, без шантажа и насилия. Кроме того, даже в этом случае она должна будет пройти самое суровое испытание.

– Я вас понял, отец. – Решения главы клана не оспаривались, а лишь беспрекословно исполнялись.

– И еще одно. Как ты намерен поступить с Мари? Девушка тебя любит и, естественно, ей придется не по душе твое новое увлечение. А ты знаешь характер Мари. Запомни, сын: женщина в гневе опаснее мурены.

Как только за Рене закрылась дверь, Филипп поднялся, подошел к книжному шкафу, стоящему в глубине кабинета и стал перебирать старинные книги. После трубки это был второй проверенный способ успокоить нервы. «Если ты еще чему-то удивляешься, значит, ты еще живешь», – усмехнулся Карно-отец.

В старом доме на Кутузовском проспекте Орлов гостил несколько раз. Последний пришелся на день рождения Ларисы. Чарские жили здесь с тех давних пор, как Сергея Яковлевича назначили министром союзного правительства. Поднявшись на третий этаж, Юрий с минуту не решался позвонить. С тяжелым сердцем переступал он порог этого дома.

Дверь открыл отец Ларисы, грузный мужчина с большими руками. На его осунувшемся лице застыла скорбь.

– Проходи, Юра. Спасибо, что пришел.

В прихожей появилась Александра Федоровна.

– Как же так, Юра, – она смотрела на него беспомощными заплаканными глазами. – Проводили дочку в Париж, радовались, что едет чуть ли не в рай земной, а она там… – Женщина зарыдала. – Утонула-а-а…

– Как утонула? – Юрий был искренне удивлен. – А кто вам сообщил об этом?

– Вадим позвонил, – мрачно объяснил Чарский. – Говорит, утонула в море, и больше никаких подробностей. Она любила плавать…

– И плавала прекрасно! – напомнил Юрий. – А где же был в это время Вадим? – Супруги в ответ лишь растерянно пожали плечами.