Оливия Уэдсли - Похищенные часы счастья

И внезапно жгучие слезы наполнили ее глаза. Ни горькая обида на отца, ни всевозможные неприятности, ни преследования кредиторов не могли исторгнуть слез из ее глаз; а сейчас, идя по улице, она горько плакала, и слезы сбегали с ее щек и падали на белую блузку, так заботливо выбранную для нее Томом.

На площади играла шарманка. Звуки музыки ворвались в комнатку Ди, куда она поднялась по лестнице, покрытой размягченным от жары линолеумом. Это была избитая песня, но как бы далеко ей ни было до настоящей музыки, она обладала способностью трогать сердца.

Ди знала шаблонные слова песни, они пронеслись в ее усталой голове и тупой болью отдались в груди. Она представила себе коттедж у подножия холма в лучах заходящего солнца и трогательную встречу двух влюбленных у дверей дома.

Песнь оборвалась. Ди постаралась отогнать от себя эту ноющую тоску, это непонятное томление.

Она поднялась со стула, зажгла газ, закурила папиросу, вынула из кулька хлеб и открыла банку с вареньем. И снова, испытывая прилив мужества, откинула назад голову и попыталась улыбнуться. Ведь будущее всегда таит в себе массу возможностей. Она стоит сейчас на пороге жизни, и рано или поздно счастье может еще улыбнуться ей.

Однако среди этих бодрых рассуждений щемящее чувство одиночества снова овладело ею. Диана старалась побороть его; подняв голову, презрительно щуря глаза, она смотрела в пространство.

— Мне будет легче, если я услышу человеческий голос, — сказала она громко.

Не было еще десяти часов, и, наверное, хозяйка меблированных комнат, миссис Джерри, находилась еще на кухне. Ди открыла дверь, выходящую на темную площадку лестницы, намереваясь спуститься вниз, чтобы перекинуться с хозяйкой хотя бы несколькими банальными словами.

Выйдя на лестницу, она споткнулась обо что-то и чуть не скатилась вниз. Темный предмет, на который она так неосторожно наткнулась, издал слабый стон. Ди опустилась на колени, ее глаза, освоившись с темнотой, различили фигуру мужчины, упавшего на лестнице.

— Вы больны? — спросила она, осторожно тронув его за плечо. — Позвольте, я помогу вам.

— Мне уже лучше, — сказал он слабым голосом, — мне кажется, я потерял сознание. Но сейчас уже все прошло.

Он попытался встать на колени, но опять упал.

— Позвольте мне помочь вам, — сказала Ди с решительным видом. — Моя комната здесь рядом. Обопритесь о мою руку, я помогу вам дойти до нее; вы сможете отдохнуть там, пока вам не станет лучше.

С помощью Ди, шатаясь, добрел он до дверей ее комнаты. Здесь, при свете газа, она могла рассмотреть его; это был юноша, почти мальчик, худенький, с густыми, спутанными волосами и бледным лицом.

— Только не подумайте, что я пьян, — с трудом произнес он.

— Это бы меня нисколько не испугало, — сказала Ди спокойно. — Мне нередко приходилось приводить в чувство пьяных людей.

Она вспомнила возвращение отца домой после «легких эскапад от бдительного ока», как он их называл, и свои хлопоты над ним.

— Через минуту я окончательно приду в себя, — сказал юноша.

— Но вы совсем больны, — ответила Ди и вдруг, по интуиции — этому шестому чувству, которым обладают все женщины, поняла, что случилось с юношей.

— Если бы вы попробовали съесть кусочек хлеба с вареньем, — сказала она поспешно, чувствуя, что краска заливает ее щеки. — У меня, к сожалению, больше ничего нет, я… не обедала дома.

Она отрезала несколько ломтиков хлеба и намазала их вареньем.

— Я как раз спускалась вниз, чтобы принести чаю, — прибавила она. — Вы обязательно должны выпить со мной чаю. Ведь это вам не повредит.

Она быстро сбежала с лестницы и направилась прямо к миссис Джерри.

— Вот шесть пенсов, — сказала она, протягивая ей монетку в виде залога будущей дружбы. — Будьте так милы, миссис Джерри, еще более милы, чем всегда, и дайте мне кипятку. Скажите, кто этот юноша, который живет рядом со мной, — блондин с серыми глазами и темными ресницами?

— Это иностранец, француз, по фамилии что-то вроде Дюран. Он уже две недели мне ничего не платит, к пятому числу ему придется освободить комнату, если у него до того времени не будет денег. Безработный. Все та же история. А вы, мисс Ди, нашли себе какую-нибудь работу?

— Нет еще, — ответила Ди беззаботно, — но, конечно, человек с моими талантами не может остаться непризнанным, не так ли, миссис Джерри?

— Это никогда нельзя знать заранее, — ответила миссис Джерри серьезно.

Ди звонко расхохоталась.

Поднявшись в свою комнату, она с удивлением увидела, что от целого хлеба осталась одна горбушка, но зато на бледных щеках юноши появился признак румянца.

— Я… — он вскочил на ноги, и Ди заметила, как дрожат его руки, которые он поспешил засунуть в карманы пиджака. — Я просто умирал с голоду, — невольно вырвалось у него. — Я съел почти весь ваш хлеб. Но, клянусь, я заплачу вам за него. Я не хотел говорить вам, что голоден, но когда вы вышли из комнаты, я почувствовал такой ужасный голод, что не мог удержаться и съел почти все.

Ди посмотрела на него: щеки его опять побледнели, но глаза сияли.

— Не стоит говорить об этом. Я так рада, — пробормотала она несвязно и поставила на стол чайник и две чашки.

— У нас осталось еще несколько ломтиков хлеба к чаю, — сказала она весело. — А вот пять папирос. Это дешевый сорт, но они мне нравятся. Мы можем курить и разговаривать. Меня зовут Ди Лестер. У меня здесь никого нет. Да и во всей Англии у меня нет никого близкого.

Юноша выпрямился. Улыбка промелькнула на его губах.

— И у меня тоже, — сказал он. — Мое имя — Филипп Дюран. Я француз, вернее, мой отец был французом, но мы уехали из Парижа, когда мне было всего пятнадцать лет. Через год он умер здесь, в Лондоне. С тех пор, вот уже пять лет, я живу совсем один. Я работал наборщиком в одной типографии, но этой зимой она закрылась, и с тех пор я безработный. Вот и вся моя биография. Моя мать умерла, когда я был совсем малюткой.

— У меня тоже нет матери, — сказала Ди. — А теперь и отец как бы умер для меня — он вторично женился.

— Я никогда не забуду, что вы для меня сейчас сделали, — сказал Дюран. — Теперь у меня снова есть силы двигаться, ходить искать работу. Мне было очень плохо, я чувствовал себя сегодня настолько больным, что не мог никуда пойти, хотя мне дали адрес одного места, где я мог бы, вероятно, получить работы. Завтра я отправляюсь туда.

— Я тоже ищу работу, — сказала Ди, — и возьмусь за все, что угодно. Может быть, вы сможете помочь мне?

— С удовольствием, — ответил он быстро. Он наклонился к ней, его серые глаза ярко блестели. — Я на все готов для вас.

— Из благодарности за хлеб с вареньем, чай и папиросы? — рассмеялась Ди. — Ведь это все, что я для вас сделала.

— Вы спасли мне жизнь. Вот что вы для меня сделали, — промолвил Филипп очень тихо.

Раздался голос миссис Джерри, громкий и властный:

— Пора тушить свет!

— Потушите лампу, — сказала Ди, — ведь мы прекрасно можем разговаривать и в темноте. Тем более, что теперь полнолуние и можно сесть у окна.

Ди пододвинула кресло к открытому окну. Филипп облокотился о подоконник.

— Испытывали вы когда-нибудь, что такое одиночество? — неожиданно спросила Диана.

Он поспешно кивнул.

— И даже очень часто. Особенно сильно чувствую я его в такие ночи, как сегодня, когда в разлитом кругом серебристом свете рельефно выступают темные тени и листья деревьев. Тогда я выхожу из дому и отправляюсь гулять. И иду обычно в сторону Кью… Там, не доходя до Кью, есть фруктовый сад, деревья в нем рано расцветают. Я часто хожу туда, любуюсь ими, вдыхаю их нежный аромат. Сад примыкает к самой дороге, тут же проходит линия трамвая, но… — и он глубоко вздохнул, — поверьте мне, весной он кажется уголком потерянного рая, отрезанным от внешнего мира и живущим своей особенной жизнью.

Ди протянула ему руку.

— Мне нравится то, как вы смотрите на вещи, как вы понимаете их, — сказала она, — будем друзьями.

— Разве мы уже не друзья с вами? — спросил он. Он взял ее руку и прижал к своим горячим губам. Затем, словно угадав ее испуг перед этим внезапным порывом, рассмеялся:

— Это французское начало во мне делает меня несдержанным. Не сердитесь.

— Я не сержусь, — ответила она.

Она не сердилась, но эта мимолетная ласка с новой силой пробудила в ней воспоминание о прошлой ночи, о песенке Кармен, о склонившемся над ней лице Гюга. Словно меч, отравленный каким-то сладким ядом, воспоминания эти пронзили ее сердце.

Она слышала голос Филиппа, но он доносился до нее как бы издалека.

— Мне пора уходить, — говорил он, — уже поздно.

Он стоял возле нее, ожидая ответа.

— Я зайду за вами завтра утром. Мы отправимся вместе на поиски работы. — Он подождал минуту, затем добавил поспешно: — Мы с вами друзья, не правда ли? Могу я звать вас уменьшительным именем? И вы, пожалуйста, зовите меня так.

Ди заставила себя вернуться к обыденной жизни, оторваться от прекрасной мечты.

— Конечно, — сказала она глухо.

— Итак, покойной ночи, Ди!

Она сделала усилие и постаралась сбросить с себя полное ко всему равнодушие, снова овладевшее ею.

— Покойной ночи, Филь!

— Какая досада! — воскликнул Гюг.

Он ехал на обед к премьер-министру. И вдруг в ту минуту, когда такси огибало Уайт-холл, вспомнил, что просил Диану позвонить ему по телефону в восемь часов.

Часы как раз били восемь.

— Остановитесь у ближайшей телефонной будки, — сказал он шоферу.

Нетерпеливо назвал он номер своего телефона.

— Занято, — прогудел голос.

С подавленным восклицанием он повесил трубку. Очевидно, в эту самую минуту Диана звонила ему. Неприятный осадок оставался у него на сердце, пока он не приехал на Доунинг-стрит. Здесь, среди оживленной беседы, осадок исчез.

Это был чисто деловой обед, без дам. Гюг понимал, что приглашение на этот обед повлечет за собой, вероятно, другое приглашение, но уже не к обеденному столу, а туда, где решаются судьбы нации. После обеда он отправился с Гарроном в оперу. В Ковент-Гардене давали «Кармен». Когда они раскрыли двери в ложу Гаррона, до них донеслись звуки песни тореадора. Во второй раз за этот вечер Гюг вспомнил о Диане.

— Чувствуешь, как кровь начинает быстрее течь в жилах, когда слышишь эту музыку, полную огня и жизни, не правда ли? — лениво говорил Гаррон, глядя на Гюга. — Клянусь вам, Гюг, вы помолодели на двадцать лет, вы выглядите сейчас совсем юношей.

Гаррон был одним из наиболее влиятельных людей своего времени: он держал в руках власть с такой легкостью, с какой другой держит папиросу. Гюг постарался отделаться от нахлынувших воспоминаний, которые, несмотря ни на что, заставляли сильнее биться сердце.

— Я уже покончил с такого рода делами, — сказал он поспешно, — я ушел от всего этого, дорогой друг. Меня интересует теперь в жизни только то, что может дать пищу уму.

— Дизраэли приписывают слова, что все могущество, доступное человеку, не стоит одной улыбки женщины, любимой женщины, конечно, — произнес Гаррон.

— Он сказал это в то время, когда уже устал от власти, — сухо заметил Гюг.

После окончания оперы он отвез Гаррона домой и, отпустив автомобиль, пешком вернулся к себе. Том открыл ему дверь и следом за ним вошел в комнату.

— Мисс Лестер звонила вам, сэр, как только вы уехали, — сказал он. — Она спрашивала, не поручали ли вы мне что-нибудь передать ей. Она просила сказать вам, что у нее все уладилось.

— Мисс Лестер, — повторил Гюг. Он был погружен в чтение письма из деревни, от своего управляющего. — Да, я помню. Значит, она передала, что у нее все уладилось?

Он вошел в спальню и зажег свет. Какая-то записка лежала на его туалетном столе. Он с удивлением подумал, от кого бы она могла быть.

«Я хочу еще раз поблагодарить Вас за все. Я не умею выразить словами свое чувство — спасибо за все и до свидания.

Диана»

Написанная мелким почерком цифра 11.30 указывала на то, что Ди написала эту записку перед самым отъездом, тогда, когда пошла надевать шляпу. Это было трогательное письмецо. Он решил завтра же позвонить ей.

Гюг не забыл своего решения и разыскал в телефонной книжке номер телефона миссис Вистон.

На его счастье, к телефону подошел тот самый слуга, который говорил с Дианой.

— Вы говорите, ее нет дома. Где же тогда живет мисс Лестер? — спросил Гюг.

— Не имею ни малейшего представления, сэр. Я дал мисс Лестер адрес лечебницы, где лежит миссис Вистон…