Элизабет Эльберг - Поклон (ЛП)

Становится поздно, так что собираюсь уходить. Но затем в голову ко мне приходит мысль: Эй, Итан? Если я напишу музыкальное сопровождение, как ты думаешь, ты с парнями сможешь присоединиться ко мне в песне?

— С удовольствием, сама знаешь.

Отсутствие их со мной при выступлении будет неправильным. Плюс ко всему, гитара и барабаны, сделают песню еще лучше. Я знаю, что мне станет грустно, когда они уйдут со сцены, да это наше последнее выступление. Мне хочется насладиться нашим взаимодействием до конца, насколько это возможно, пока мы не разошлись каждый по своему пути.

— В следующем году буду очень скучать по группе. — Я оборачиваюсь, не доходя до двери.

Но мы оба знаем, что всех нас четверых разбросает по стране, нам будет сложно вернуться к тому, на чем остановились. Конечно, вероятно, мы еще сыграем вместе, но это будет не то. Ничего не будет как прежде.

Я смотрю на Итана и знаю, он строг к себе куда больше, чем кто-либо предполагает. Он очень самокритичен и совершенно не помогает то, что Джек всё время дразнит его или то, что я накричала на него. Но после инцидента и травмы, Итан был спокойнее и не демонстрировал его обычное саморазрушительное поведение.

— Я так тобой горжусь, — говорю я.

Он выглядит удивленным.

— Правда. Я знаю, ты через многое прошел, вероятно, истязал себя больше, чем должен. Но когда я думаю о следующем годе, то становится грустно, если мы не будем вместе. Ты много для меня значишь. У меня не хватило бы смелости сделать соло, если бы не ты. Так что мне лучше больше попрактиковаться, чтобы поступить.

— Ты обязательно поступишь.

И его манера говорить отдаёт такой уверенностью. Как будто это решённое дело.

Но когда Итан говорит что-то подобное, я ему верю. Не то чтобы у меня раздутая самооценка, но когда он так говорит, мне хочется в это верить.

Мне хочется быть тем человеком, каким он меня считает.

Мне казалось, что до этого было плохо.

После зимних каникул, мы вернулись к цунами под названием Выпускное шоу. Напряжение ощущалось физически.

Мы вчетвером заключили пакт, что будем обсуждать прослушивания в колледж только после шоу. У нас даже не было концертов, которые бы отвлекали. Всё сосредоточено на шоу, всё время.

Я направляюсь в репетиционную, когда замечаю знакомую рыжую копну волос, две гитары, большой рюкзак и зимнее пальто.

— Эмма! — зову я.

Она оборачивается и случайно роняет одну из гитар. Я подбираю её.

— Так, давай и это сюда, — забираю у нее и рюкзак. — Ты пытаешься сделать себе больно?

Она улыбается мне… и моё сердце расплывается от умиления. И так всегда.

— Может, май уже наступит? — она берет другую гитару. — Я не уверена, какую гитару выбрать для песни — электрическую или акустику… Все еще в раздумьях, так что принесла обе. А может мне вообще сыграть на пианино?

— Ты не спрячешься за пианино на этот раз.

— Да, а куда вы денетесь? — Она кусает губу. — Потому что это не мой момент. — Она перестает ходить. — Можем мне перестать называть это моим моментом? Каждый раз, как думаю об этом, мой желудок переворачивается.

Я киваю. Могу согласиться со всем, что она говорит. Но это будет её моментом.

Мы заходим в комнату и начинаем распаковывать оборудование. Я достаю из кармана протеиновый батончик и протягиваю ей.

Она отказывается.

— Тебе надо что-то поесть.

Желудок начал беспокоить её неделю назад. Она едва ела и уже стала невозможно худой. Не то чтобы мне стоило это упоминать, но когда я нервничаю, то много ем. Видимо поэтому я набрал столько веса (кажется, это необходимость), с тех пор как я в СРА. Постоянно в волнении.

Как только она подключила гитару, я указываю ей на место.

Эмма смотрит на меня, словно ожидает большую лекцию.

— Пожалуйста, съешь что-нибудь. — Я открываю батончик и даю ей.

Она делает небольшой укус.

— Догадайтесь у кого сегодня ранний приём в Оберлин? — Джек заходит в комнату в обнимку с Беном.

Эмма кричит:

— Бен, это фантастика! — Она вскакивает и обнимает его.

— Только подумай. — Джек смеётся. — Год назад я был в солнечном Лос-Анджелесе и сражался за внимание дам в бикини из CalArts (Калифорнийский институт искусств — прим. пер.), пока вы прохлаждались, один на Среднем Западе, а вы два альбиноса тут.

Эмма делает еще один кусок протеинового батончика. Секунду она смотрит на него, а затем бежит к мусорной корзине, чтобы выплюнуть его.

— Что, Рыжик, у тебя начинает болеть живот от мысли, что ты далеко от меня? Я бы сказал, что тебе следует съездить в Лос-Анджелес, но думается, что сгоришь ненароком, ступив под лучи солнца.

Я игнорирую Джека и подбегаю к Эмме.

— Извини, батончик на вкус как мел.

— Все в порядке… — Она отдаёт его мне обратно. — Раз, хм, прослушивания закончились. Надеюсь. — Эмма вытаскивает бутылку воды и делает глубокий залп. Внимание её задерживается на Бене. — Бен, ты должен обо всём рассказать. Что было сказано в письме? Когда ты узнал?

— Мне пришлось сбегать в компьютерный класс, чтобы напечатать его. Всё это казалось шуткой. — Бен даёт нам копию электронного письма, который он получил несколько минут назад.

— Здорово, — я крепко его обнимаю.

Я не знаю, почему не взволнован также по поводу поступления в колледж, как остальные. То есть, давайте признаем, я никогда не бываю спокойным, хладнокровным, собранным. Полагаю, куда-нибудь поступлю, хотя на самом деле хочу остаться в Нью-Йорке и пойти в Джулиард с Эммой. Это моя мечта. Практически всё, включающее Эмму и будущее, — это моя мечта, единственное, что необязательно исполнится.

Знаю, что хочу писать песни и буду рад делать это либо в престижном колледже, либо для троих человек в магазине кофе. Не то, что бы мне нечему учиться в Джулиарде или в любом другом музыкальном колледже; просто это не так важно для меня, как для остальных.

Но выражение лица Бена заставило меня задуматься, что стоило относиться к этому более серьезно.

— Спасибо, — благодарит он. — Словно огромный груз слетел с плеч. Мне не надо волноваться о… — он прерывается. Потому что мы трое еще ждем прослушивания и нам есть о чем волноваться. — Что ж, нам все также надо выступить на шоу. Готовы?

Мы несколько раз проходимся по моей песне; мы уже некоторое время репетируем. Конечно, это не помешало мне ошибиться дважды в словах, но остальные ребята справились отлично.

Когда все удовлетворены работой, наше внимание переключается на песню Эммы. Я опустил стойку микрофона чуть ниже на несколько сантиметров, чтобы она доставала до неё.

Эмма поправляет микрофон и делает стойку длиннее, чем для неё требуется.

— Хм, ладно. — Наконец она поворачивается. — Полагаю, можно начинать. Я тут подумала, что мне стоит начать первой, — она проигрывает несколько аккордов и дает знак, чтобы мы присоединились к ней. Мы добрались до той части, где Эмма должна петь, но вместо этого просто также продолжает играть. — Очевидно, здесь я пою, — говорит она, подходя ближе к ударной установке и отходя дальше от микрофона.

— Рыжик, — Джек перестает играть, — ты должна присвоить песню и микрофон. Вообще исполнение "Beat it" должно достаться тебе.

— Не смущай меня.

— Если ты не можешь спеть перед нами, — Джек стонет, — как ты собираешься делать это на шоу?

— Не думаю, что смогу сделать это, — её голос едва слышен.

— Может, мы сделаем перерыв? — спрашиваю я. Джек и Бен покидают комнату. Эмма застывает на месте как вкопанная.

— Ты сможешь. — Я обнимаю её.

— Я вообще не понимаю, как согласилась на прослушивание.

— Очевидно, комиссия увидела что-то в тебе.

— Я не привыкла петь вне твоей студии. — Она несколько минут кивает.

— Ладно, закрой глаза.

Она смотрит на меня и это убивает, что она не доверяет мне настолько, чтобы закрыть глаза.

— Пожалуйста, доверься мне.

Эмма закрывает глаза.

— Ок, представь, что мы в студии. И пой.

— Чувствую себя глупо.

— Не настолько глупо, как если ты застынешь на сцене.

Она берет гитару и наигрывает, пока не доходит до первой строки. Эмма начинает играть и открывает рот. Её приятный голос звучит и разливается по комнате. Хорошо, что у неё не было столько лет практики, как у других студентов вокального отделения. Так что она технически не такая профессиональная певица. Но что делает её особенной — это душа. Она делает песни только своими. Нет необходимости в десяти октавах, чтобы исполнить композиции. Их следует просто почувствовать. Я загипнотизирован её пением. Тем временем Эмма теряется в своей песне.

Она заканчивает, я заставляю её начать заново. Она играет, а я пытаюсь извернуться своим неловким и неуклюжим телом так, чтобы незаметно вернуть в комнату Джека и Бена. Дверь издаёт легкий треск, но Эмма не останавливается. Ребята входят, Джек замирает как вкопанный, как только слышит пение Эммы. Его рот открывается и он изрекает:

— О, мой Рыжик!

Как только проигрывает финальный аккорд песни, она улыбается и открывает глаза. Эмма осматривается, её щеки начинают краснеть, когда она замечает Бена и Джека.

— Рыжик, — Джек начинает хлопать, — у тебя была какая-то причина, чтобы не петь всё это время? Мы могли бы быть группой с жаркой исполнительницей. Черт. Хоть на шоу приходили бы больше парней, так что полагаю, это стало бы хорошим моментом. А не только девочки, у которых ноги подкашиваются и о которых можно дома что-нибудь написать. — Он подмигивает мне.

Я не виню Джека, когда он говорит подобные вещи, но у меня внутри всё сжимается от того, что Эмма это слышит.

— Ок, давай повторим еще раз, теперь уже с открытыми глазами, а мы послушаем. Идёт?

— Ок. — Она сомневается.

На третий раз ей становится комфортнее в нашем присутствии. Я слышал бесчисленное количество песен Эммы. Но играя вместе с ней, я понял, насколько сложны аккорды, насколько глубоки слова. Это заставило меня захотеть снова прочитать все её песни. Также это заставило меня понять, я вполне уверен, что тут дело не только в моей увлеченности. Мне всегда говорили, что я лучший автор песен в классе, я верил в это.

До сих пор.

Если мои подсчеты правильны, то уже к середине шоу за кулисами мы имеем троих человек, которых рвёт, одного танцора в обмороке и одного актера, ушедшего со сцены в слезах.

Отличный способ показать таланты школы СРА.

Мои мысли роятся, я встаю и начинаю подпрыгивать. Любая физическая активность помогает мне отвлечься. Джек ведет себя как клоун, попутно отвлекает Эмму. Но если честно, я думаю, Джек изображает из себя клоуна, чтобы отвлечь себя перед грядущим выступлением.

Мне очень хочется найти повод быть рядом с Эммой, но волнуюсь, что скажу какую-нибудь ерунду… или что-то пойдет не так, а я буду виноват. Так что если понадоблюсь ей, то я рядом.

Лист выступающих постепенно сокращается. За кулисами мы слышим разные песни и выступления. Быть частью этого действительно вдохновляет, но пугающе выступать, закрывая шоу.

Мы понимаем, что идем следующие. Все вместе направляемся ближе к цели. Джек указывает нам, чтобы мы собрались в круг для мотивирующей речи.

— Итак… — Джек прочищает горло. — Мы…

Неужели у Джека Комбса не хватает слов? Полагаю, нам не стоит беспокоиться о выступлении, раз судя по всему наступает конец света.

— Ребята, — говорит Эмма. — Я хочу поблагодарить вас за то, что были рядом, не только сегодня, а все эти четыре года.

В воздухе застыла понимающая тишина. Джеку нравится думать, что он наш мотиватор, но именно Эмме удаётся до нас достучаться.

— Вся эта откровенность начинает меня выводить из себя. — Джек вздыхает.

— Отлично. — Эмма смеётся. — Джек, тебе следует научиться жевать закрытом ртом.

— Вот это другое дело!

— Бен, хм, считаю, что твои средства для волос ответственны за значительную потерю озонового слоя.

— Забавно. — Бен начинает смеяться.

— И правда, — Джек протягивает руку, пытаясь нарушить идеальную прическу Бена, но тот отталкивает её до того, как будет нанесён непоправимый ущерб.