— Глянь, черт возьми, какое диво — на проклятый остров налетели черные птицы, — обратился один из работавших к своему напарнику. Тот кивнул и, оценив ширину плеч Крау, отвернулся и принялся снова размечать доски. Крау на пристани видели и раньше. И все знали, что он член одной из китобойных команд, которые работают в этих водах. Метис вызывал некоторый интерес. Небольшая кучка людей, которая выбрала остров Портсмут для того, чтобы сделать его своим домом, подозрительно относилась к любому чужаку.

— А теперь мне нужна моя корзина. — Лия устремила глаза куда-то вдаль, выше левого плеча Крау, и начала нетерпеливо притопывать маленькой, обутой в туфлю ногой по песку.

— Она нужна тебе пустая или наполненная рыбой?

— Пустая!

— Тогда я сначала ее наполню, чтобы увидеть снова, как вспыхнут дьявольским огнем твои глаза. — С этими словами Крау повернулся и направился к рыбаку, выгружавшему свою сеть на причал.

Перекинувшись с ним парой слов, Крау напряженной походкой зашагал к следующему. Лия наблюдала за его попытками, видела, как он переходил от одного рыбака к другому, и, к собственному неудовольствию, ее всякий раз передергивало, когда ему давали от ворот поворот. Она могла бы пойти с ним, ведь все рыбаки знали, что она работает у мизус. Они часто бросали ей в корзинку лишнюю рыбу, потому что, несмотря на слухи о спрятанном богатстве, жалели мизус, как пожалели бы любую женщину, оставшуюся без кормильца, с двумя озорниками на руках.

Наконец Крау вернулся к началу ряда. На этот раз он говорил дольше и глубже залез в карман. Рыбак протянул ему две рыбины, но Крау покачал головой и показал на две другие. Весь ряд мужчин, выгружавших сети, громко засмеялся, а потом Крау отошел от них с корзиной, но в ней были не «лягушки», а форель. Прекрасная крупная форель, за которую он заплатил в три раза дороже, чем она обычно стоила.

Лия приняла рыбу без малейшей благодарности, ведь она не просила этого мужчину брать у нее корзину и выполнять ее работу. Она бы приняла и «лягушек» и заставила бы мизус думать, что это хорошая рыба. А что подумает Деларуш, ей было наплевать, потому что он злой. Когда он пришел в дом первый раз, она посмотрела ему прямо в глаза, и в ней родилось «знание». Она увидела в них страшную жадность и коварство, и что-то темное, тлевшее в глубине, будто куча угля. Что-то такое, что в один прекрасный день принесет в этот дом несчастье и боль.

Но не ей. Лия знала, что ее лично это не коснется. Коснется ли мизус, Лия не могла сказать. В своем «знании» она не видела ее, но чувствовала ее боль. Самая большая опасность от француза грозила детям, это Лия ощущала почти с самого начала.

Почему? Как?

Но «знание» нельзя отменить. И сколько она ни жгла перья и ни смотрела на рассыпанный кукурузный корм для цыплят, надеясь, что там напишется ответ, ответа не было.

— Я снова приду на это место, — сказал Крау, когда она, не оглядываясь, прошла мимо него. — Я буду искать тебя, женщина! — крикнул он ей в след. Его смех еще долго звучал на тропинке, когда она шла, так сильно напружив спину, что даже заболели плечи.

Но, несмотря на всю свою гордость, Лия еще не раз в следующие дни думала о мужчине с коричневато-оливковой кожей, длинными черными волосами и узкими смеющимися глазами.


Прю влюбилась в Гедеона. Ах, как она презирала себя за собственную слабость! Но все равно любила его — за потрясающе красивую внешность, за безупречную справедливость, по крайней мере, ко всем, кроме нее. И даже за ауру одиночества, которая окружала его, когда он думал, что его никто не видит. Как жаль, что он и пальцем не пошевелил, чтобы поддержать ее чувство. Разумеется; только потому, что считал ее мужчиной.

Он называл ее слабаком, хныкающим коротышкой. Но когда приходило время браться за работу, взваливал на нее самые тяжелые задания, будто думал, что она сильнее, по крайней мере, троих мужчин.

А Прю? За все золото Испании она бы не позволила сорваться с губ хоть единому слову жалобы. И неважно, что она почти надорвала спину, когда таскала и колола огромные деревья для огня под котлами, и неважно, что она чуть не лишилась трех пальцев, когда училась правильно ставить бочку у плиты.

Он оценил ее старания? Нет! Она почти не помнила случая, чтобы он не хмурился, глядя на нее, будто она испортила всю работу.

— Не многовато ли, кэп, вы наваливаете на мальчишку? — спросил однажды утром Лир, когда Гедеон приказал ей построить новую ограду для трех оставшихся свиней, перевести их туда и засыпать песком страшно вонявшую и окруженную мухами старую площадку.

— Ты уже кончил конопатить третий вельбот? — Гедеон уставился на него ледяным взглядом.

— Пакля вся вышла.

— Тогда взломай ту бочку смолы и начинай дергать пеньку.

— Да, сэр, сейчас, сэр, — пробурчал рассерженный рулевой.

А Прю уже взяла лопату и грабли и неохотно зашагала к загону для свиней. Из всех заданий, какие он мог бы дать ей, это было самое омерзительное! Потом он приказал ей копать новую канаву и передвигать нужник.

— Когда закончишь, Хэскелл, можешь начать копать канаву прямо за линией дюн. Потом вобьешь по углам четыре столба и наберешь веток для стен. Старые слишком далеко, чтобы их переносить.

Неужели она думала, что любит его? Она его ненавидит! Уже почти стемнело, когда Прю наконец закончила мерзкую работу и начала ловить, проклятых, визжавших на весь берег животных. Наконец она догадалась соблазнить их початком сухой кукурузы и перевести на новое место.

Прю пришла к мысли, что свинину она тоже ненавидит. Грубое и жилистое мясо, с привкусом рыбы, остатками которой они кормят этих гнусных тварей! Во всем мире нет такого рассола или маринада, который сделал бы их мясо съедобным.

Хотя Прю вымазалась в грязи, а погода стояла теплая, она не рискнула пойти к пруду, чтобы искупаться. К тому времени, когда она доберется туда, уже совсем стемнеет. А возле пруда водятся змеи толщиной с ее ляжку. Перед самым ужином Прайд и Бен искупались в океане. Но она не решилась.

Завалившись в постель, Прю от усталости моментально заснула, так никогда и не узнав, что Гедеон целых пятнадцать минут стоял в дверях ее хижины, уставившись на маленькую загорелую ногу, высунувшуюся из-под легкого одеяла.


— Мы устроим соревнование гарпунеров, — объявил на следующее утро Гедеон. С ввалившимися глазами и мрачным лицом капитан появился, едва рассвело, когда люди ворчливо выражали недовольство первой кружкой кофе, приготовленного Гуджем. Стряпня Гуджа была даже хуже, если такое возможно, чем та, которой их потчевал Хэскелл. — Все желающие испытать себя через десять минут встречаются у прибитого морем бревна.

Гедеон старался не смотреть на девчонку, но замечал малейшие изменения в ее внешнем виде. Она похудела. Проклятие, он собирался дать ей урок, а вовсе не убивать! Если бы только девчонка не была такой чертовски упрямой! Почему она не плачет? Почему не просит его облегчить ей работу?

Он бы тут же смягчился, но сначала, черт побери, она должна попросить его! В любом мужчине или женщине гордость — хорошая вещь, но здесь тот случай, когда гордости чересчур много.

Хотя эта же самая гордость, как он рассчитывал, должна спасти ее. Или его. Ясно только одно: так он загонит ее до смерти, чего допустить нельзя. Потому что страдал он от этого еще больше, чем она. А эта упрямая маленькая ослица скорее сломается, чем согнется.

Сезон закончен, поэтому безопаснее сделать ее гарпунером. Ей бы пришлось держать в порядке свой инструмент, копье, но, слов нет, это легче, чем драить песком огромные пятилесятигаллонные котлы, чистить их и смазывать жиром, чтобы не заржавели, или вбивать столбы, копать канавы и строить из веток ограду, которая рвет одежду и оставляет кровоточащие ссадины на руках и лице.

Проклятие! Когда он увидел ее, то чуть ли не кинулся просить у нее прощения. Так опутала его девчонка.

Пусть поиграет в гарпунера. В последнюю неделю сезона от этого не будет вреда. И во всяком случае, ее не будет на стоянке. Да и от леса пусть держится подальше, потому что в прошлый раз она что-то загрустила, отправляясь с Булли рубить дрова. Если Булли рассмотрит этот нежный, как коробочка хлопка, рот…

Гедеон выругался, что последнее время делал необычно часто. И вытер внезапно вспотевший лоб. И не первый раз проклял тот день, когда привел ее на стоянку.

Слава Богу, скоро он избавится от нее. Сейчас они просто тянут время, закрывая стоянку до следующего сезона и не спуская глаз с моря в ожидании последних дрифтеров. Еще пара недель, и он отделается от этой маленькой нарушительницы спокойствия.

Когда внутренний голос высмеял его, напомнив, что он мог уже давно повести себя как мужчина, а потом продать ее в Портсмуте, Гедеон отказался его слушать. Так же, как он отказался слушать голос разума, голос, радевший о его собственном спасении.

— Вы вдвоем, да? — спросил он несколько минут спустя, когда подошел к Хэскеллу и Наю, стоявшим возле огромного бревна красного дерева, прибитого волнами к берегу. Здесь же собралась и вся команда, надеявшаяся чуть развлечься, чтобы перебить монотонность ежедневной работы.

— И я, сэр, — закричал Бен, в спешке подтягивая штаны и подбегая к ним. Он был последним в очереди в новый нужник.

— Тогда вы втроем. Товий, вы позаботитесь, чтобы все было по правилам?

Старик, полностью оправившийся от тяжелого испытания, сделал шаг вперед и положил копье. Железный брус с прикрепленным к нему линем длиной в двадцать морских саженей, который гарпунер должен сложить кольцами, был предназначен для каждого соревнующегося. На песке провели линию в пятидесяти футах от бревна.

Гедеон заметил, как от возбуждения засверкали глаза девчонки. Он рассчитывал, что злой дух соперничества, живший в ней, сделает свою работу. Все шло так, как он и планировал.

До тех пор пока она выигрывает, жизнь играет в ней. У нее гораздо меньше силы, чем у двух других, зато глаз безошибочно точный. Он видел, как она бросала ножи, соревнуясь с половиной команды, и среди них не нашлось ни одного, кто мог бы выиграть у нее.

— Делайте ваши ставки, парни! — закричал Нед, который уже настолько выздоровел, что мог следить за ходом пари, а заодно лишний раз удостовериться, что ему как гарпунеру равных нет.

— Если у нас есть гарпунер для еще одной команды, то в следующем сезоне мы спустим на воду четыре вельбота, — сказал Гедеон. Но можете не сомневаться, Хэскелла в ней не будет.

Прю, как ее учили, тщательно сложила кольцами линь, чтобы он свободно разматывался. Затем поставила носки на линию, ее маленькие ноги врылись в песок для опоры. После этого она подняла, словно взвешивая, копье, чтобы почувствовать тяжесть линя, который будет тянуться сзади, подставила лицо ветру, чтобы определить его силу, и расслабилась.

Другие сделали почти то же самое. Копье они бросали по очереди. Первым Най, вторым Хэскелл и третьим Бен.

— В тебе слишком мало веса, Хэскелл, — пробормотал себе под нос Бен, но ветер отнес его слова к Гедеону, который стоял в нескольких шагах за проведенной линией. — Знаешь, ведь это не то, что бросить в лунки пригоршню костей.

— Посмотрим, — спокойно ответила девчонка, и Гедеон почувствовал, как у него от гордости защемило грудь. Все в порядке, она, легкая как пушинка, совершенно спокойна. Бог знает, женщина-гарпунер — неслыханное дело, но она вела игру. Мужчина не мог удержаться, чтобы не восхищаться ее непотопляемым духом. Если бы она и в самом деле была парнем, он бы гордился, называя ее своим сыном.

Прайд испепелял сестру взглядом. Его узкое лицо все еще горело от злости. После того как Гедеон сделал объявление, у него было всего несколько минут, чтобы отговорить сестру от этой безумной затеи. Его слова напрасно сотрясали воздух.

— Черт возьми, Прю, только потому, что ты обычно хорошо стреляла, когда мы были младше… — начал он.

— «Младше»! Я могу в любое время набросить на тебя кольца, и ты знаешь это!

— Заткнись! Во всяком случае, здесь ты не победишь. Но даже если и победишь, это не принесет тебе никакой пользы. Сезон закончен. И больше нет китов, идущих к берегу. Они все ушли на север или собираются туда. И раньше, чем ты это поймешь, ты вернешься домой и будешь помогать в кухне Лии. А я, черт возьми, прикую тебя, если понадобится, к дверному косяку, чтобы ты не влезла еще в какие-нибудь неприятности.

Ему бы надо знать, что с ней так говорить нельзя. Ее лицо приняло такое выражение, какое обычно появлялось, когда папа натравливал их друг на друга. Но она только состроила сладчайшую улыбку.

И это не убавило ни капельки его тревоги.

— Все готово, парни. Бросайте прямо в дыхало, — прокричал Товий. На бревне лежал сделанный из линя узел, на три четверти повернутый кверху, точное повторение дыхала кита. Это была их мишень.