И опять в нем начала шевелиться знакомая боль при мысли, что она могла попасть в руки какого-нибудь грубого проходимца. Какие картины рисовало его воображение! И несомненно, ей бы не избежать такой судьбы, если бы не вмешался он. Гедеон нарочно позволил своему гневу дойти до кипения.

Недавно он открыл, что гнев совсем не плохая защита против сводящих с ума снов, коварных мечтаний, которые приходят к нему перед рассветом, когда слабеет самоконтроль.

Под тихий плеск волн о корпус судна Гедеон погрузился в свои мысли. Ночная вахта оставляла телу слишком много времени на воспоминания. И воспоминания неизбежно вели его к той ночи, когда он в смятении узнал, что его хитрая маленькая воровка по крайней мере в одном смысле невинна.

Боже, помоги ему! Кем бы она ни была, он поступил с ней очень дурно. У него не такое уж чистое прошлое, чтобы он имел право косо смотреть на девушку, которой пришлось из-за сложившихся обстоятельств подворовывать.

Он вернется назад в Портсмут и попытается найти ее, как только доставит нынешний груз. Должен быть какой-то способ поправить случившееся, чтобы он мог жить в мире со своей совестью. Нечистая совесть оказалась чертовски невыносимой вещью.

И конечно, эти мысли всю ночь не давали ему уснуть, вызывая нестерпимое желание и мечты о таких вещах, о которых он не смел и думать.

Глава тринадцатая

Деларуш появился в костюме из атласной парчи ядовитого зеленого цвета с широкими желтыми атласными обшлагами и отворотами, с водопадом кружев возле шеи и запястий. Прю намеренно надела самое старое платье из поношенного ситца с узором из веток, более пригодное для вытирания пыли, чем для обеда. Удивительно, но Осанна не испепелила ее сердитым взглядом за это платье. Весь день у бабушки было более затуманенное сознание, чем обычно.

— Мне больше не надо вина, спасибо, — холодно проговорила Прю.

Клод уволил Лию и отправил Прайда с поручением на склад. Две женщины остались одни с гостем.

— Oui, да, красота ваших глаз, cherie, дорогая, и аромат ваших волос возбуждают больше, чем вино.

От легкого ветерка, залетавшего в открытое окно, чуть колебалось пламя свечей на столе. Их мерцающий свет странно отражался в темных глазах Клода. Глаза зомби, подумала Прю, без света жизни. Она подняла голову.

— Аромат, о котором вы упомянули, сэр, принесен ветром, и это всего лишь болотный газ, который образуется из-за того, что тысячи мертвых созданий гниют внизу, под слоем грязи. От них идет такой сильный смрад, что я…

— Прюденс!

— Но, бабушка, они гниют. Когда ветер дует с прибрежных болот, я почти не могу дышать.

— Позвони Сьюди. Мы будем пить кофе в гостиной.

Не было ни колокольчика, ни Сьюди, но Прю сдержалась и ничего не сказала. Не обращая внимания на вопрос, выраженный поднятыми бровями Клода, она пробормотала, что сама посмотрит, готов ли кофе, и заспешила в крытый переход.

Ей просто надо было выйти хоть на минуту! Этот человек с пустыми гладкими фразами и жеманными манерами приводил ее в ужас. Его глаза, ощупывающие ее тело, казалось, затаили коварную угрозу. Ей становилось тошно от одной только мысли о его руках.

Сквозь решетчатые стены перехода Прю посмотрела на пролив. Из окна ее спальни была видна вода, а отсюда она видела лишь слабое отражение лунного света на прибрежных болотах и низкий частокол кустов на берегу.

— Гедеон, где ты сейчас? — прошептала она и мысленно представила его, высокого и сильного, стоявшего на палубе «Полли» или сидевшего на верхней перекладине вороньего гнезда, уперев одну ногу в столб, и смотревшего на неугомонный прибой.

Не проходило и часа, чтобы она не думала о нем. Боль, которую он причинил ей, быстро рассеялась, а волшебное воспоминание сияло сладостью его прикосновений, поцелуев… и того, что вызвало в ней необыкновенное чувство перед тем… как возникла боль.

— Cherie, вашей бабушке кто-то должен помочь.

Она вздрогнула и резко обернулась. Француз так бесшумно прошмыгнул в переход, что она даже не подозревала о его приближении.

— Тогда мне лучше поспешить. — Прю попыталась обойти его, но Деларуш загородил дорогу. Ее чуть не стошнило от мускусного запаха мужского тела, плохо замаскированного навязчивым запахом духов.

— Это только одна из причин, почему я взвалил на собственные плечи груз ответственности вашего отца, — продолжал он, по-прежнему мешая ей пройти. — Но так требует честь la famille Деларуш.

— Бабушка не нуждается в драгоценной чести семьи Деларуш! У нее есть Прайд, я и Лия. Пожалуйста, позвольте мне пройти.

— Ах, но, по-моему, всего минуту назад вам очень хотелось убежать от бабушки. Или, peut-etre, вам так наскучила беседа со мной?

Нет, не скука заставила Прю поспешно выбежать за глотком свежего воздуха. Хотя ей и надоело, стиснув зубы, слушать хвастовство затянутого в атлас, увешанного кружевами, раздувшегося от самодовольства фата. Мол, как огромны владения Деларушей и какие у них гордые титулы, не говоря уже о блестящих представителях семьи, так героически боровшихся и умиравших во славу Франции.

Как жаль, что они не принесли еще одну героическую жертву, с горечью подумала Прю. А теперь перед ней стоял мошенник, хотя и с геральдическим узором, вышитым на обшлагах. Она была твердо уверена в том, что Деларуш жулик. Но не знала, как это доказать. Собрав всю свою отвагу, Прю выпалила:

— Если вы, Деларуши, такие благородные люди, почему же вы украли наши деньги из корзинки для рукоделия? Что бы подумали ваши героические предки, если бы узнали, что вы воруете хлеб со стола вдов и сирот?

Деларуш сделал шаг, чтобы ударить ее по руке, но Прю отскочила в сторону, будто само его прикосновение было ядовитым.

— Уберите… ваши… грязные руки!

— Тшш. Успокойся, mon petit chou! Ничего я у вас, душенька, не крал. Разве я не приносил вам еду? Разве я не присматривал за твоей бабушкой?

— Будьте вы прокляты! Мне ничего не надо! Вы не имеете права забирать все, что у нас есть, — взорвалась Прю.

Деларуш улыбнулся. Но его скривившиеся губы выражали что угодно, только не веселье и, несмотря на теплый вечер, Прю вздрогнула. — Имею! Я же твой опекун, душечка. — Вы проклятый непойманный вор!

При лунном свете, проникавшем сквозь решетчатые стены, она заметила, как сверкнули его темные глаза.

— Ты сказала своей бабушке, что я украл у тебя деньги? А ты уверена, что она сама не перенесла золото в другое место?

Прю сжала губы в струнку. Тут он припер ее к стене и прекрасно знал об этом. Если Прю скажет Осанне про деньги в корзинке для рукоделия, та немедленно потребует рассказать ей, откуда они взялись. Разумеется, если бабушка будет в своем уме, что бывает теперь довольно редко.

— Да? Oui? И что мадам должна на это ответить?

Прю покосилась на миску с простоквашей, стоявшую рядом на полке. Если бы только у нее хватило отваги… Как ей хотелось вылить кислое молоко на голову француза! Как ей хотелось, чтобы Прайд скорей пришел домой! Чтобы папа никогда не уезжал и не оставлял их! Как ей хотелось…

— Я жду, cherie. Разве твоя бабушка говорила, что спустит на меня собак, чтобы они разорвали меня в клочья? Разве она говорила, что меня надо повесить за мои грехи? Разве она сказала, что я должен уйти и никогда не входить в эту дверь?

Прю не смотрела на него. Клод подошел, схватил ее за подбородок и поднял лицо вверх. Она поудобнее встала, готовясь атаковать его, но он быстро попятился.

— Non, поп, злюка, — с насмешливой улыбкой проговорил он. — Ну… почему бы тебе не сказать, где спрятаны остальные деньги, а? Ты дразнишь меня слишком долго.

— Никаких остальных денег нет. — Она вывернулась из его рук и снова уперлась спиной в острый край деревянной полки.

— Нет? — В его голосе явно звучало недоверие. — Нет больше золотых соверенов? Нет больше испанских монет? Нет больше французских…

Хлопнула входная дверь, и Прю подалась в ее сторону с тревожно стучавшим сердцем.

— Убирайтесь отсюда! — кипела она. — Убирайтесь из моего дома! И только посмейте снова прийти! Это мой брат, и он…

Француз, ловко извиваясь, будто ямайская черная змея, схватил ее и рывком прижал к своему телу, чуть ли не ломая кости в сильной хватке. И не успела она восстановить равновесие, как он прижался лицом к ее щекам, но тут же выругался: изогнувшись, она ускользнула от его губ.

— Дайте мне пройти, или, клянусь, я убью вас! У меня есть пистолет. — Господи, прости мне ложь, но я замолю ее перед тобой.

Приближавшиеся шаги так ясно звучали на сосновом полу, что Клод с тихими проклятиями выпустил ее.

— Ты еще будешь моей, ma petite, — пообещал он.

Дернувшись от отвращения, Прю ударилась головой о полку. Ей хотелось зажать нос от приторного запаха его горячего тела. Задерживая дыхание, она пыталась хотя бы стереть прикосновение его ладоней к своим рукам.

— А вы знаете, что мне уже восемнадцать? — Она напряженно ждала его ответа. Но ответа не последовало. Или француз разумно решил не распространяться о своем намерении, или опекунство было просто уловкой.

Они оба еще примеривались к очередной атаке, когда в дверь с другой стороны перехода ворвался Прайд.

— Прю? Прюди, с тобой все в порядке? Клод наклонился к ее уху и раздраженно проскрежетал:

— Подожди, скоро ты еще пожалеешь, душечка, что так вела себя с Клодом Деларушем. На Ямайке есть грязный бордель, дорогуша, и после того, как меня утомят твои чары, я продам тебя туда за любую сумму, какую они заплатят.

Вытянувшись во все свои пять футов и шесть дюймов, он улыбнулся Прайду.

— Ты нашел бумаги, какие мне нужны, Эндрос?

— Боюсь, что я потерпел неудачу: ящик оказался запертым, а у меня не было ключа.

Деларуш укоризненно покачал головой.

— Никогда бы не подумал, что такая мелочь остановит тебя больше чем на мгновение. — И в ответ на изумленную гримасу Прайда добавил: — В конце концов, ты же сын своего отца? Ловкий вор не позволит такому пустяку, как замок, встать на его пути.

После того как француз оставил их, зло хлопнув входной дверью, брат и сестра долго смотрели на то место, где он стоял.

— Он в самом деле это сказал или мне послышалось? — озадаченно спросил Прайд.

— Он назвал тебя вором. Но не только тебя. Он назвал вором папу!

— Я вызову его на дуэль. — И Прайд сделал движение, словно хотел идти за французом, но Прю схватила его за руку. Он пытался вырваться и ругался так, что у Прюденс запылали щеки.

— Проклятие, Прю! Хватит! Уже достаточно! Он слишком скользкий, нам не найти улик, чтобы отправить его на виселицу. Но пуля в сердце ничем не хуже, чем заслуженная петля в будущем.

— Послушай меня. Если ты вызовешь его на дуэль, он просто убьет тебя. А если и не убьет, то по закону тебя повесят. И тогда мы с бабушкой останемся совсем одни. Ты знаешь, что он грозился сделать со мной?

— Он не останется в живых, чтобы выполнить свои угрозы, — сказал Прайд с такой решительностью, какой сестра еще не слышала в его голосе. — Оставим это. Прюди. Не знаю, что он собирается делать, но мы не можем жить как прежде. Ладно. Там в гостиной, свесив голову, храпит бабушка. Давай лучше посмотрим, сможем ли мы перенести ее в спальню.

— Прайд, пообещай мне только одну вещь. Ты не вызовешь его на дуэль. Пообещай мне, что ты не вернешься к нему на работу, потому что он гораздо хитрее нас. Мы не сумеем вывести его на чистую воду. Единственное, что мы можем сделать сейчас, — это… это… — Она мысленно перебрала все варианты, чтобы найти приемлемое решение неразрешимой проблемы. — Ладно, неважно. Я что-нибудь придумаю.

— Деларуш и его кузен примерно в полночь пойдут в «Лики кэск» забрать выручку. Я подожду, пока они займутся этим, и потом подгребу к «Сен-Жермен» и посмотрю, что там можно найти. Очень сомневаюсь, чтобы они оставили на борту бригантины стражу.

Они вошли в главный дом и понизили голоса на случай, если в их отсутствие Осанна проснулась.

— Нет, ты не полезешь в это крысиное гнездо. Конечно, он оставил на борту вахтенного, и, может быть, даже не одного. И как ты думаешь, что я должна делать, если ты не вернешься? Подплыть к бригантине и спросить, где ты?

— Ох, черт. Как бы я хотел, чтобы Гедеон был здесь. Я рассчитывал, что он все лето будет курсировать рядом, перевозя груз.

Прю хотела того же всей душой. И не только потому, что без него она чувствовала пустоту и жгучую боль в сердце. Но и потому, что, хотя он и отвернулся от нее, она все равно доверила бы ему свою жизнь.

Им обоим понадобилось немало усилий, чтобы перенести бабушку в спальню. У бедной Осанны страшно воспалились суставы, и она приняла большую дозу лекарства, чем обычно.