— Оставь его, парень. Пусть убегает, — спокойно проговорил Гедеон.

Прайд повернулся на каблуках и побежал к Гедеону, стоявшему на коленях перед неподвижным телом Прю.

— Как она? Дышит? Убийца! Этот подонок выстрелил при счете семь! — Прайд рухнул на колени возле сестры, и его слезы капали ей на лицо. — Черт возьми, она не имела права встать на мое место! Она боялась за меня, боялась, что подлый подонок у-убьет меня, а теперь он…

— Мертв, — объявил Гедеон ледяным тоном, отнюдь не соответствующим его чувствам. — И она тоже будет мертва, если ты не перестанешь поливать ее слезами и не поможешь мне отнести ее в безопасное место. — Он осторожно перевернул тело на живот и почувствовал, как холод пробирается к самым костям. Пуля попала в спину чуть ниже правого плеча, но рана вроде бы кровоточила не сильно.

Он расслабил у нее на животе брюки, вытащил полы рубашки и поднял их к плечам. При виде ярких красных пятен, медленно проступающих сквозь слои муслина, он сморщился и на секунду закрыл глаза. Ему хотелось плакать. Ругаться, смеяться и плакать в одно и то же время.

— Ммм… Это повязка, — сказал Прайд, вытирая рукавом мокрые щеки. — Потому что… ммм… понимаете… грудь.

— Нам лучше пока не снимать ее. По крайней мере кровь будет медленнее вытекать.

— Мы отнесем ее домой. Лия знает, что делать.

Домой. Двое жалких бездомных сирот. Боже, помоги несчастному дураку, попавшему в паутину завравшихся близнецов, потому что сам я не в состоянии помочь себе, подумал Гедеон, поднимая с земли хрупкое тело.

Прежде чем они оставили место дуэли, Прайд подошел к лежавшему французу. Ручка ножа Гедеона торчала из его груди. Он схватил ее и потянул, почувствовав, как судорога свела горло, когда кончик царапнул грудную кость. Высвободив нож, он воткнул несколько раз лезвие в песчаную почву, чтобы очистить его от крови. Кто-то должен позаботиться об убитом, подумал он. Кузен Жак справится с этим делом. Так же, как он справился с отсчетом шагов.

Неужели эти двое все спланировали заранее? Предполагается, что считают до десяти и стреляющиеся расходятся на десять шагов. Всегда до десяти! Даже ему это известно!

— Я не знаю, где вы живете, — спокойно проговорил Гедеон. — Лучше добираться на лодке или пешком?

Мысленно поблагодарив своего капитана за то, что тот отвлек его внимание от дуэли, Прайд подошел ближе.

— Пешком, — после минутного раздумья сказал он. Пешком, во всяком случае, не дольше, а на берегу и без того достаточно разговоров о поведении сестры. — А за лодкой я вернусь потом.

Гедеон нес ее так, будто она весила не больше котенка. Пуля прошла через мягкую плоть, возможно, задела ребро и вышла возле правой груди. Кровь начала просачиваться сквозь рубашку. И Гедеон молился из самой глубины души, чтобы она не потеряла слишком много крови, прежде чем он прочистит рану, соединит края и туго завяжет. Ей будет очень плохо, когда она придет в себя, но он почти не сомневался, что легкое не задето. Она дышала без булькающих звуков. И даже если сломано одно из ребер, похоже, что она довольно скоро поправится, если не начнется лихорадка.

На лице сажа. Боже, какая же она глупышка, эта маленькая озорница! Будто, вымазавшись сажей из лампы, она может скрыть персиковые щеки и упрямый аккуратный подбородок. И эти губы, мучившие и искушавшие его даже тогда, когда большие зеленые, как море, глаза смеялись над ним.

Что за дьявол, как же ей удавалось так долго дурачить меня? — в сотый раз задавал он один и тот же вопрос.

И напрашивался такой же, как всегда, не очень для него лестный ответ. Он видел то, что ожидал увидеть. Не больше и не меньше. И меньше всего он предполагал обнаружить женщину и полюбить ее…

Любовь! Что за дьявол? Откуда взялась эта мысль? Полюбить эту девчонку? Совсем не похоже на любовь. Скорей он испытывает желание перекинуть ее через колено и отстегать по заднице хотя бы за то, что она дразнила его!

И все еще дразнит, с печальной опаской подумал Гедеон. Он еще не встречал другой такой женщины, которая могла бы вызывать твердость в чреслах, поднимать настроение и смягчать сердце, выглядя при этом оборвышем, портовым сорванцом.

— Как она? Уже открыла глаза? — встревожено спрашивал Прайд, вышагивая впереди так, будто протаптывал и выравнивал дорожку.

Тропинка была вполне сносной. Но Гедеона беспокоило расстояние. Прю начала шевелиться у него на руках, хмурить свои шелковые брови и тихонько похныкивать почти при каждом выдохе.

— Она приходит в себя. Хорошо бы перевязать ее до того, как она придет в сознание. Ей будет очень больно.

— Какой же я дурень! Мне надо было запереть ее в комнате! — Прайд шел впереди, бил кулаком по ладони, ругался, стараясь заглушить тревогу. — Если бы я запер дверь, она бы все равно вылезла в окно. Ей запертая дверь не в новинку.

Они свернули к обшарпанному коттеджу, высокая крыша которого переходила в навес над крыльцом. Два маленьких застекленных окна украшали фасад, а еще одно, наверху, под карнизом крыши, выходило на ту сторону, откуда они шли. Весь дом стоял на тонких столбах, возвышаясь на несколько футов над землей. В небо тянулась большая труба. Переход с решетчатыми стенами вел от дома к построенной отдельно, как догадался Гедеон, кухне.

— Пришли. Хоть бы бабушка еще не встала. Но удача повернулась к ним спиной, и на пороге их приветствовала Осанна. Увидев незнакомца, поднимавшегося по ступеням с ее окровавленной внучкой на руках, она испустила громкий вопль, уронила палку и упала в обморок. Прайд кинулся по ступенькам вперед и подхватил ее, а Гедеон остался беспомощно стоять. У него уже начали болеть руки от груза, который он пронес почти две мили.

Проскользнувшая из кухни в комнату Лия оценила картину с первого взгляда. Не промолвив ни слова, она повернулась и пошла вверх по лестнице, оставив Прайда ухаживать за бабушкой, которая очнулась и теперь жалобно всхлипывала.

— Я нести котел и одежду, — объявила Лия. — Это ее постель. Вытирать ей ноги, на них грязь. — И, проговорив эти фразы, она оставила высокого светловолосого незнакомца заниматься Прюденс. А сама, бормоча что-то себе под нос, заспешила по лестнице вниз и Дальше, в кухню.

Случилось не больше того, что она предвидела. Только вчера она жгла куриные перья и все прочитала. Беды. Смерть. Но не смерть кого-то из ее людей. Хотя эта смерть принесет им еще больше бед.

Лия знала, кто такой светловолосый незнакомец. И она также знала, что если он здесь, то и его человек, Крау, тоже где-то недалеко. И медленная улыбка затеплилась в ее темных глазах.

Пусть мальчик ухаживает за мизус. Пусть этот мужчина, Гедеон, ухаживает за девочкой. Пора уже молодой мисс найти человека, у которого воля сильнее, чем у нее. В тот момент, когда Лия посмотрела в глаза красивого мужчины со шрамом на щеке, она поняла, что это он сделал девочку женщиной.

А это было больше, чем могли бы сделать все причитания Осанны и снадобья Лии, вместе взятые.


Прю разбудила боль под рукой. Боль и шум в голове. Она открыла глаза и изучала тени, одна за другой пробегавшие по потолку. Солнце стояло низко на западе. На западе? Значит, сейчас вечер. Выходит, она проспала?

— Хочешь глоток чая?

При звуке знакомого голоса она резко подняла голову и вскрикнула от обжигающей боли, пронзившей плечо.

— Вы? Как вы… Что вы…

— Да, я. Что и почему, ты узнаешь, когда тебе станет лучше. А сейчас глотни чаю и снова закрой глаза.

Ей хотелось пить. И Прю сделала несколько глотков, сморщив нос от вкуса питья.

— Какая гадость. Вы хотите меня отравить? Гедеон улыбнулся. Когда туман в глазах стал рассеиваться, до нее медленно начало доходить, что он выглядит еще хуже, чем она себя чувствует. Глаза с покрасневшими веками ввалились, одежда измята так, будто он спал в ней, бронзовая щетина покрывает подбородок и частично прячет шрам на щеке.

— Неужели я проспала весь день?

— Гммм. — Он растянулся в кресле, в одном из драгоценных бабушкиных кресел с гнутой спинкой из гостиной внизу. Длинные ноги перегораживали половину спальни.

— Могу я узнать, что вы здесь делаете? — спросила она.

— Пока ты меня не разбудила, давал отдых костям. Тебе не нужен горшок?

— Что мне нужно? Он пожал плечами.

— Ты знаешь… Пи…

— Тшш! Я знаю, что вы имеете в виду!

— Тогда почему ты не просишь? — Протянув ей кружку с каким-то горьким чаем, он снова сел и принял прежнюю позу, развалившись в кресле.

— Потому что я… Потому что вы… Проклятие, Гедеон, что вы тут делаете?

— Я уже тебе сказал. Я спал.

— Вы что, сидели здесь, пока я спала? — Прю одной рукой подтянула к подбородку легкое вязаное покрывало, сползшее вниз. На ней нет брюк… и рубашки тоже. Совершенно определенно, она перевязана, и довольно туго. И насколько можно судить, не поглядев, лежит даже без ночной сорочки!

Он видел тебя и вообще без одежды, наполнила она себе, чувствуя, как краска пятнами заливает ей щеки.

— Гедеон, я ничего не понимаю, но я… — Она сделала ошибку, попытавшись повернуться на бок, чтобы лучше видеть его. У нее вырвался крик боли, и он моментально вскочил.

— Полегче, не двигайся. Если тебе надо повернуться, позволь, я помогу тебе, ладно?

Она тихонько захныкала — отчасти от боли, но больше от страха. Только теперь в памяти начали всплывать отдельные эпизоды случившегося.

— Дуэль… Где Прайд? Я хочу видеть брата, сейчас.

Он поддерживал ее одной рукой и убирал с лица волосы другой. Лихорадка, в которой она горела первую ночь, не вернулась, чего они больше всего боялись. Прайд и Крау отплыли в Принсесс-Анн, чтобы доставить оттуда на остров доктора. В лучшем случае они будут здесь завтра к вечеру, а если не поднимется значительный ветер, то, может быть, и позже.

— Лежи спокойно, хорошо? Будь хорошей девочкой. Лекарство, которое я тебе дал, с минуты на минуту начнет действовать, тебе станет легче. Потерпи немного.

Гедеон внимательно наблюдал за ней. Веки стали наливаться тяжестью. Доза была чудовищная, но прислуживавшая женщина сказала, что так необходимо. Зная свою маленькую Хэскелл, Гедеон не сомневался, что женщина права. Хэскелл не принадлежала к тем людям, которые спокойно отдыхают, пока другие дерутся вместо них.

После того как замерли ее сонные протесты, Гедеон еще долго поглаживал ее брови, позволял пальцам исследовать нежные склоны щек и извилистую линию под подбородком.

— Такая безудержная, — шептал он. — Всегда готовая вступить в бой за тех, кого любит. Ведь так, моя маленькая шаровая молния?

Слишком безудержная, чтобы быть такой хрупкой, и слишком хрупкая, чтобы быть такой безудержной.

Теперь Гедеон гораздо больше узнал о девушке, которую взял под свое крыло с ошибочным намерением направить на верную дорогу. Из того, что за несколько прошедших дней он увидел в доме Эндроса, он смог сделать более правильные заключения.

Отчасти благодаря отцовскому воспитанию, отчасти благодаря отчаянному нраву получилось так, что она провела три месяца на китобойной стоянке. И это погубило ее и без того сомнительную репутацию.

Нет, он не сбрасывал со счета и свою долю участия в этом. Но в тех обстоятельствах откуда он мог знать? Сначала он думал, что окажет добрую услугу двум сбившимся с пути парням. Когда же понял свою ошибку, то так глубоко увяз в ее коварных чарах, что не мог справиться с собственной душой и тем более с разумом.

Он пришел в Портсмут, чтобы уладить это дело. А сейчас, проклятие, получается, что только ухудшил ее положение. Откуда он мог знать, что ее подруга, какая-то Энни, взбежит по лестнице и ворвется в комнату в тот момент, когда он переодевал Хэскелл?

— Вы доктор? — выдохнула девушка, увидев, что одной рукой он поддерживает ее гологрудую подругу, а другой натягивает на нее чистую сорочку.

— Нет, мисс, я китобой, — не подумав, выпалил он. И по тому, как она, закрыв ладошкой рот, попятилась спиной к двери, понял, что подбросил новую пищу злым языкам.

Вот так, черт возьми. Он скомпрометировал ее и потом послал домой страдать за его грехи. И будто этого мало, еще заполучил свидетеля того факта, что два дня и ночь провел в ее комнате и спал в кресле возле ее кровати!

А что еще он мог сделать? Старуха — мертвый груз, ни к чему не способна. Парень уехал за помощью. Не мог же он доверить свою маленькую Хэскелл какой-то долгошеей вольноотпущеннице, которая что-то мямлила о предсказаниях и жгла куриные перья и сушила змеиные хвосты! Если это и есть женщина Крау, Лия, то пусть он заберет ее себе и радуется! Гедеон запретил ей входить в комнату и взял все обязанности по выхаживанию Прю на себя.

Не первый раз в жизни ему приходится бороться с зевотой, напомнил он себе. Ведь он принимал собственного сына, помог мальчику явиться на свет. Он ухаживал за дядей Уиллом, когда тот болел болотной лихорадкой, пока бунт не положил конец «Утренней звезде» и ее распутной команде. За все годы на море, сначала как честный моряк, потом как невольный флибустьер, он лечил столько ран, что не упомнишь.