Тереза Скотт - Покорение

— Прими это ожерелье и мою благодарность, — сказал Стефано.

— Благодарность? За что? — изумленно спросил Пума. Он был очарован красотой ожерелья. Серебро — тяжелое, изумительной работы, а бирюза была чиста, без малейшего изъяна.

— За то, что дал мне возможность взять свое у этого испанца, — Стефано указал на завернутые в одеяла аркебузы, навьюченные на лошадь. — Я должен благодарить тебя за это оружие. Оно принесет свободу моему народу — свободу от испанцев.

Пума пожал плечами: это же оружие могло принести и еще больше несчастья его, Стефано, народу.

— Тебе понадобятся порох и пули.

— Я добуду их.

Они расстались по-дружески, и фургон поспешил дальше.

Пума обеспокоенно взглянул на Угнавшего Двух Коней. После того, как он был ранен, Угнавший упал с лошади, потеряв сознание. Его поместили в фургон. У Пумы не было иного выхода, как развязать Кармен и привязать раненого, чтобы его не слишком трясло. Донья Матильда балансировала возле него, прилагая все усилия, чтобы успокоить Угнавшего и облегчить его страдания.

Теперь Пуму более всего беспокоила его кровавая рана в боку. Угнавший потерял огромное количество крови. Его дыхание было трудным, прерывистым. Пума опасался за его жизнь.

Кармен теперь ехала на кобыле Угнавшего. Пума держал в руках ее повод. Наверное, не хочет рисковать своей дорогостоящей пленницей, мрачно подумала Кармен. Она сидела верхом и чувствовала себя пропыленной, растрепанной и опустошенной. Кармен узнала в Угнавшем апача, который развязал ей руки в день ее похищения Головой, и надеялась, что он не умрет от раны. Но с каждым часом апачскому воину становилось все хуже.

Пума выглядел обеспокоенным и мрачным. Это хорошо, мстительно подумала Кармен. Наконец-то он за кого-то волнуется, пусть даже не за нее.

Потом ей стало стыдно за свою злобу. Она вздохнула и в тысячный раз подумала о своей будущей судьбе. Неужели он снова продаст ее? Может быть, он отпустит ее? Но куда же ей идти? Везде восстание и разрушение.

Находясь в фургоне, она слышала все подробности встречи с толпой бунтовщиков — но ничего не могла видеть. Теперь она видела зарево над далеким городом, трупы и разрушения по пути, слышала крики жертв.

Пума и вся процессия двигалась против главных ворот города, но на значительном расстоянии. Отсюда можно было увидеть, как испанские солдаты схватились насмерть с полуголыми индейцами.

Пума кинул прощальный взгляд на Санта Фе — или на то, что от него осталось. Из ворот внезапно выбежала испанка в длинных развевающихся бархатных одеждах, прижимая к груди какой-то сверток. Ее преследовали трое индейцев. Один из них остановился и поднял лук. Просвистела стрела, ударившая женщину в спину. Женщина, как подкошенная, упала, уронила сверток — и он откатился на несколько шагов в сторону от нее. Все еще живая, женщина отчаянно цеплялась ногтями за землю, стараясь подползти к свертку. Это ее ребенок, внезапно понял Пума. Не одолев расстояния, она умерла, глядя на своего ребенка.

Слева от себя Пума заметил какое-то движение, и с быстротой молнии схватил повод вставшей на дыбы кобылы Кармен. Пума понял: она хочет броситься на спасение ребенка. Кармен издала отчаянный крик, и ее недвижное лицо побледнело. Она глядела на ребенка: один из индейцев подхватил его и побежал обратно в ворота.

С мрачным лицом Пума отвернулся от этой сцены. Его почти мутило от обилия убийств. На месте этой женщины могла быть Кармен, если бы он не спас ее, подумал Пума.

Пума ударил кобылу и резко крикнул: «Поехали!»

Лошадь Кармен рванулась вперед, едва не сбросив всадницу. Она уцепилась за гриву, но едва не падала от тошноты. Бедная мать! И такой крошечный ребенок! Как это все ужасно!

И хотя скоро они проехали место резни и убийства, увиденное еще долго преследовало и Пуму, и Кармен.

Три дня они скитались в горах Сангре де Кристо. За это время Угнавший Двух Коней не однажды бывал при смерти. Дважды рана открывалась, и кровь хлестала потоком. Донья Матильда изорвала на бинты нижнюю юбку. Почти вся их драгоценная вода ушла на промывание раны. Пума ощущал благодарность к старой женщине и был рад, что она с ними. Пума набрал паутины и замазал ею рану. Угнавший стал дышать после этого чуть легче.

Пума неожиданно для себя начал молиться, чтобы молодой воин остался в живых. «Ши Цойи, — молил он, — сделай так, чтобы он дожил до того дня, когда мы доберемся до шамана. Тогда он получит помощь». В тот день в Санта Фе они видели так много смертей и крови, и Пума полагал, что он должен сделать все, чтобы предотвратить еще одну.

На третий день они достигли деревни, в которой жило племя Человека Который Слушает. Пума вздохнул с облегчением. Он сам снял Кармен с лошади, и глаза их встретились. Пума взглядом извинился перед ней за то, что не нашел времени объяснить ей свои намерения. Он надеялся, что она знает: он любит ее и хочет быть с ней.

Он побежал звать шамана. Старик пришел вместе с ним. Сзади бежал его молодой помощник. Угнавшего осторожно вынесли из фургона. В толпе, собравшейся вокруг них, пробежал ропот. Несколько женщин вскрикнули при виде кровавой раны.

Но более всех была потрясена Птичка. Она сопровождала тело воина, бледная и дрожащая. Она села близко к старику-шаману и внимательно смотрела огромными карими глазами. Когда шаман попросил принести бульон от вареного сердца, которым надлежало поить раненых, Птичка первая появилась с дымящейся миской в руках. Когда шаман попросил паутины, Птичка первая набрала и принесла ее. Это она собрала травяной чай, восстанавливающий силы.

Пума отпустил своего гнедого и оглянулся в поисках Кармен. Он заметил, что она наблюдает за ним, но держится на расстоянии. Хорошо, подумал он, поговорим позже. Не убежит же она в горы. Пума отправился к шаману, чтобы проведать Угнавшего.

— Рана не кровоточит больше, — сказал шаман. — У него два пулевых отверстия в боку.

Видя удивление Пумы, шаман добавил:

— Одно — входное отверстие, другое — там, где пуля вышла.

— Он выздоровеет?

Старик пожал плечами:

— Он достаточно долго жил с такой опасной раной. Три дня? Если он не умер в пути, вполне возможно, что теперь он выживет.

Они наблюдали, как Птичка внесла еще миску и, преклонив колени, стала поить с ложечки раненого. Глаза Угнавшего открылись, он поперхнулся, закашлялся, и выбил ложку у нее из рук. Целительная жидкость потекла по его шее.

— У него хорошая сиделка, — проговорил тихо Пума.

— Очень, — сказал шаман со странным блеском в черных глазах.

Пума повернулся, чтобы уйти, но, вспомнив что-то, обернулся вновь к шаману:

— Он… — Пума сомневался, говорить ли ему: в конце концов, это не его дело, но все же закончил: — Он говорил что-нибудь о призраках?

Старик покачал головой:

— Нет. — Он пристально посмотрел на Пуму. — Призраки?

— Да, много призраков умерших. Испанцев.

Шаман нахмурился:

— Это дело серьезное.

— Да. — Пума взглянул на раненого: он пил с ложки из рук Птички. — Если он выздоровеет окончательно…

Старик кивнул:

— …тогда призраки уйдут от него. Мы попросим богов.

Пума был благодарен шаману за его понятливость.

— Я убью для вас антилопу.

Шаман кивнул и позвал помощника.

Пума оставил их, когда они совещались. Теперь у Пумы была надежда на выздоровление Угнавшего Двух Коней.

Значит, пора решать собственные проблемы…

Удивленная, Кармен наблюдала, как Пума направляется верхом к загону для лошадей. Боже! К чему было красть ее, претерпевать все эти опасности, если он собирается оставить ее в деревне? И отчего он не глядит ей в глаза? Ее охватил страх. Значит, он задумал что-то ужасное.

Она смирила свой гнев и пошла в вигвам. Донья Матильда последовала за ней.

— Что ты собираешься делать? — спросила дуэнья, садясь на постель Пумы. Она чувствовала себя так непринужденно, будто родилась в вигваме, с удивлением отметила Кармен.

— Делать? — спросила Кармен, стараясь оттянуть время. — Я…

Она обозрела вигвам, прибранный ее же руками, и зарыдала, уронив лицо в ладони. Нет, со старым и преданным другом, каким была донья Матильда, она не может притворяться.

Злость сменилась страхом и горем.

— О, я не знаю, — простонала она.

— Успокойся, успокойся, — гладила ее по голове донья Матильда. — Теперь не по чему так рыдать.

— Есть по чему, — заверила ее Кармен. — Если мне когда и было что оплакивать, так это сейчас.

Донья Матильда терпеливо ждала, когда Кармен успокоится и договорит.

— Не хочешь ли ты рассказать мне, почему он выкрал тебя? — спокойно спросила наконец дуэнья.

Кармен процедила сквозь рыдания: «Нет».

Слишком унизительно и больно было рассказывать правду.

Донья Матильда посмотрела на нее проницательным взглядом:

— И ты не догадываешься, почему он разыскал и выкрал тебя?

Кармен снова покачала головой, но тут ее посетила мысль, что ближе дуэньи у нее никого на свете не осталось. Если не поделиться своим горем с ней, то с кем она сможет разделить его?

Наконец она выдавила из себя:

— Я думаю… что он хочет снова продать меня…

Она наклонила голову и заплакала. Потеря любимого была слишком тяжела для нее. Как она могла полюбить такого жестокосердечного человека? Но даже теперь она любила его; даже зная его зловещие планы на нее, она не в силах была не любить.

— Ах, — простонала она, — есть ли женщина несчастнее меня?

— Продать тебя?! — изумилась донья Матильда. Такого предположения она ожидала менее всего. — И ты считаешь, что он приехал за тобой в Санта Фе, чтобы отобрать тебя у Дельгадо — и вновь продать?

Кармен горестно кивнула.

Донья Матильда выглядела сбитой с толку.

— Я бы поклялась… — пробормотала она. — Кармен, послушай меня.

Кармен, услышав новые нотки в голосе своей наставницы, взглянула на нее.

— Послушай: я оказалась в каньоне, одна в пустыне, затеряна среди скал. Он нашел меня. Он спас меня, доставил обратно к каравану. Я бы умерла, если бы не он.

Кармен кивнула:

— Он сказал мне, что с вами все в порядке.

— Я хочу сказать, — не находя достаточно убедительных слов, пыталась объяснить донья Матильда, — я хочу сказать тебе, что он — хороший человек. Ведь он спас твою и мою жизни! И человек, поступивший так, не может продать женщину, которую он лю… — донья Матильда смущенно кашлянула, — …продать женщину.

— Но, может быть, у апачей другие понятия, — всхлипнула Кармен.

Донья Матильда некоторое время размышляла.

— Да, может быть, но этот апач любит тебя, это я могу сказать с уверенностью. Я вижу это по его глазам; в каждом его взгляде на тебя. — Она покачала головой. — Нет, я думаю, что он спас тебя с другой целью.

— С какой целью? — с красными от слез глазами спросила Кармен.

Донья Матильда помолчала, раздумывая:

— Думаю, что мы скоро это узнаем.

Она догадалась, что Пума стоит снаружи и слушает разговор.

Пума вздохнул, решился — и вошел.

Кармен взглянула на него и вскрикнула: «Ты!»

Пума был захвачен врасплох:

— Конечно, я.

— Я не это имела в виду! — крикнула Кармен с явной враждебностью. Он приближался. Кармен в растерянности, пытаясь собраться с мыслями, расправляла одеяла. Он пришел, чтобы продать ее, подумала она. Но, что бы он там ни замыслил, она встретит это мужественно. Он не увидит ее молящей и униженной!

Она даже могла чувствовать родное тепло его тела — так близко он подошел к ней.

— Сеньорита Дельгадо, — сказал Пума, обращаясь к донье Матильде, — выйдите, пожалуйста.

Донья Матильда казалась оскорбленной. Она долгим и смелым взглядом посмотрела на Пуму. Но внезапно выражение ее лица сменилось на хитрое и умильное.

— Хорошо, — согласилась она кротко. — Я уйду.

— Не смейте оставлять меня с ним! — крикнула Кармен.

— Она должна выйти, — мягко проговорил Пума.

Донья Матильда с сожалением кивнула:

— Да, мне надо выйти, — согласилась она. — Вам есть о чем поговорить.

Но, выходя, она метнула на Пуму угрожающий взгляд.

— Я навещу соседей, — проговорила донья Матильда. — Но буду неподалеку.

Неужели старуха угрожает ему? — подумал Пума. Он пожал плечами: он не причинит вреда Кармен. И обернулся к любимой:

— Друг мой, — проговорил он на апачском наречии.

— Я не друг тебе, — налетела на него Кармен. Еще не хватало, чтобы, поступая с ней подобным образом, он изображал дружбу.