— Привет, ма.

— Кендра! Что-нибудь случилось?

— Все в порядке, ма. Я просто хотела сообщить тебе с папой, что нахожусь в Довиле, на вилле Буркелей.

— Это… прекрасно, дорогая. Как они там? Голос Кристен звучал напряженно.

«Как славно!» — подумала Кендра. Сразу придется вступать в объяснения, хотя именно этого она желала избежать.

— Знаешь, ма, Надин еще не приехала.

— Ты одна? Как такое могло произойти? Керк, не уходи, возьми отводную трубку. Это Кендра. Она одна на вилле.

— Хелло, Кендра. — Керк говорил суровым тоном.

— Привет, па. Я уже сказала маме про виллу.

— В чем там дело? Почему ты одна?

— Я не одна, со мной Реми и человек двадцать слуг. Представь себе, сейчас придет горничная, чтобы распаковать мой багаж и выгладить вещи.

— Горничная? Ты наняла горничную?

— Господи, ма, никого я не нанимала, эта женщина работает здесь.

— Понятно. Советую тебе не слишком привыкать к такому обхождению, дорогая. Через две недели ты вернешься домой, и тебе придется гладить самой.

Кендра словно бы увидела наяву, как мать поджала губы с осуждающим выражением на лице.

— И ничего дурного в этом нет, — вмешался Керк. — Ты же столько лет гладила сама.

— Вы же знаете, что я вернусь из Франции только через месяц, — сказала Кендра, не желая вступать в очередную дискуссию по поводу своих «изменившихся» взглядов и поспешной «переоценки ценностей».

— Никак не могу понять, почему тебе мало двухнедельного отпуска, — раздраженно произнесла Кристен. — Мы все прекрасно отдохнули на озере Шаста в начале лета, потом ты съездила в Париж с девочками, а теперь еще две недели в «замке». Зачем тебе нужен целый месяц во Франции?

Кендра хотела уже рассказать матери о Джеке, но вовремя прикусила язык. Здравый смысл возобладал, и она терпеливо пояснила:

— Я всегда любила Францию, ма, и у меня есть возможность как следует все осмотреть после возвращения из Довиля. Я вернусь через месяц и ни днем раньше.

— А почему взрослых Буркелей нет на вилле? — спросил Керк.

— Надин приедет на уик-энд, — поспешно ответила Кендра. — Старый мистер Буркель никогда здесь не бывает после смерти жены. Лоран, кажется, слишком занят делами. Впрочем, это вовсе не постоянная их резиденция, они живут тут летом.

— У тебя действительно все в порядке? Мы с матерью… очень тревожимся за тебя, дорогая, поэтому и спрашиваем.

— Знаю, па. Я в полном порядке. Здесь вполне безопасно. Приняты все меры предосторожности, а у Реми есть телохранитель…

Кендра осеклась, но было уже поздно, ибо из трубки раздались два возгласа одновременно:

— Телохранитель!

— Телохранитель! Керк, поговори с ней, умоляю! Мне все это не нравится.

— Вот что, Кендра…

— Прошу тебя, па, — прервала отца Кендра, — не надо беспокоиться. У меня все в порядке.

И она приняла окончательное решение — пока не надо вообще упоминать о Джеке.

— Еще одно, Кендра, прежде чем мы закончим. Я хотел сказать тебе, что вчера встретил Боба Уоррена в банке.

— Прекрасно. Но мне…

— Он очень интересовался тем, что ты сейчас делаешь, — Керк заговорил поспешно, явно опасаясь, что Кендра не станет слушать. — Ну, не скажу, чтобы он выражал сожаление или извинялся, однако по всему видно, что ему хотелось бы вернуть тебя. Ты вполне могла бы получить вновь свое место, если бы вернулась в ближайшее время и зашла к нему.

— Он уже дал в газете объявление о найме нового служащего в свое агентство, — добавила Кристен. — Очень жаль, если ты упустишь работу, когда ему подвернется подходящий человек. Хорошие места на дороге не валяются, Кендра.

— Ты мне это уже говорила, ма. По меньшей мере, сто раз!

— Боб сам сказал мне, что еще никого не нашел на твое место и что тебя будет трудно заменить, — добавил Керк. — Думаю, он возьмет тебя, Кендра. Я почти уверен в этом.

— Очень хорошо.

— Значит, ты сократишь отпуск и вернешься домой?

— Никогда в жизни, па.

На лице ее появилась победная и очень женская улыбка.

— Лучшее время моего отпуска только наступает, и я намерена насладиться им сполна. Но мне приятно слышать, что этот слизняк Боб Уоррен начал вилять и что ему трудно найти подходящего человека на мое место.

— Кендра, не понимаю, что с тобой произошло, только вижу, что голова у тебя забита совсем не тем, чем надо. Ты витаешь в облаках, — сказала Кристен.

— Вернись домой, Кендра, — умоляюще произнес Керк. — Устройся на прежнюю работу или найди другую. Тебе привалило счастье, но деньгами надо распорядиться разумно, вложить в надежное дело. Вернись к нормальной жизни, прошу тебя.

Она вздохнула. Те же самые доводы, что и прежде. Судя по всему, ей не добиться понимания у родителей. Вовсе она не изменилась, как они утверждают… в любом случае, не изменилась к худшему! Обстоятельства действительно изменились — благодаря полученным от Буркелей деньгам. Но не она сама. По крайней мере, в этом она сама не сомневалась.

— Мне не хочется спорить с тобой, па, и с тобой, ма. Я очень люблю вас обоих…

— Мы тоже любим тебя, дорогая, — сказала Кристен. — Вернись домой. Мы все обдумаем, все обсудим…

— Через месяц, мама! — ответила Кендра, и тон ее стал жестким. — Я вернусь домой через месяц. И тогда мы поговорим.

15

— Какой удивительный аромат, — сказала Кендра, одобрительно принюхиваясь.

Они находились в библиотеке. За последние дни ей вполне удалось обжиться на вилле и приспособиться к заведенному порядку. Нынешнее утро целиком ушло на осмотр внутренних помещений, и гидом ее была экономка, мадам Дюшен.

— Это запах сандалового дерева, — с гордостью произнесла мадам Дюшен, погладив стенную панель между книжными полками, занимавшими все пространство от пола до потолка. — Один из предков Буркелей прислал его для отделки библиотеки из своего поместья в Индокитае.

Кендра обратила внимание на средневековые рукописи с цветными миниатюрами — толстые, фолианты лежали раскрытыми на специальных пюпитрах. Хотя она уже почти перестала удивляться, но тут невольно поразилась богатству Буркелей.

В музыкальной комнате стоял большой концертный рояль, помимо него, имелись еще клавикорды, виолончель, флейта и — в витрине под стеклом — великолепная скрипка работы Страдивари.

— Семья собирает музыкальные инструменты? — осведомилась Кендра.

— Нет. Скрипка принадлежала Люсьену Буркелю. Он немножко занимался музыкой.

— Вероятно, он был не просто любителем, если играл на скрипке Страдивари, — сказала Кендра. — Я хорошо знаю известных скрипачей, но что-то не припомню среди них имени Люсьена Буркеля.

Мадам Дюшен добродушно рассмеялась. Замечание Кендры ничуть не обидело ее.

— Господин Люсьен умер в 1740 году, мадемуазель. Скрипку для него заказали, но в те времена инструмент стоил значительно меньше, чем теперь.

Кендра застенчиво улыбнулась:

— Понятно.

— Пойдемте. Я покажу вам комнату для трофеев.

Кендра последовала за экономкой, ожидая увидеть множество кубков и медалей за спортивные достижения — ибо Буркели добивались феноменальных успехов в любом деле, за которое брались.

Мадам Дюшен толкнула массивную дверь.

В комнате находились огромные слоновьи бивни, шкуры зебр и антилоп, ритуальные маски различных племен, бронзовые блюда с чеканкой, а также чучела животных — львов, гепардов, газелей и даже огромного жирафа. Все эти трофеи были молчаливым свидетельством пребывания Буркелей во французских колониях Африки.

— Замечательно, — пролепетала Кендра, испуганно озираясь вокруг.

Эта комната привела ее в трепет.

— Когда господин Лоран был маленьким, он любил забираться верхом на льва. Однажды его поймали за этим занятием… Знаете, какую трепку он получил? О-ла-ла!

— Какой… какой храбрый мальчик, — пробормотала Кендра, потихоньку пятясь к дверям.

— Да. Он пошел в мать. Мадам Лилиана застрелила льва во время свадебного путешествия с месье Жан-Мишелем.

— Как… как романтично.

Мадам Дюшен показала ей затем винный погреб, часовню и кухню, где можно было наготовить еды примерно на сотню человек. Кендра подумала, что, учитывая размеры парадной столовой, такре, вероятно, случалось не раз. Стол вишневого дерева имел в длину примерно двадцать футов.

— Для больших обедов, когда собирается много народу, есть еще три таких же стола, — пояснила мадам Дюшен. — Для настоящих же званых обедов выставляются двенадцать круглых столов в стиле «ампир» и сервиз из севрского фарфора, заказанный для Кристианы Буркель.

— Да, это красиво, — пробормотала Кендра.

Кристиана Буркель, без всякого сомнения, также сумела вовремя оценить потенциальную стоимость фарфора, ставшего теперь синонимом роскошного образа жизни.

— Ах, какое это было тяжелое время, — вздохнула мадам Дюшен и перекрестилась. — Бедняжка! Такой печальный конец!

— Французская революция? — спросила Кендра, сочтя бурные события той эпохи наиболее вероятным объяснением грустной судьбы Кристианы.

— Нет, Алжир. В машину подложили взрывчатку. Кристиана и ее муж погибли. Она была единственной дочерью месье Жан-Мишеля и вышла замуж всего за полгода до этого. Фарфоровый сервиз был заказан для ее свадьбы.

Кендра сглотнула слюну. Значит, Буркелям тоже приходилось переживать трагедии.

— А теперь пойдемте сюда — если вам не наскучило.

Мадам Дюшен распахнула двери из слоновой кости с золотой инкрустацией, которые вели в огромную бальную залу с четырьмя хрустальными люстрами на потолке, украшенном тяжелой лепниной.

— Однажды здесь танцевал менуэт Томас Джефферсон. Какой это был образованный человек! И очень ценил наше бургундское вино.

Они прошли в темный кабинет с камином из гранита. От времени камень еще больше почернел. Неутомимая мадам Дюшен продолжала свою лекцию.

— Это рабочий кабинет. Здесь собирались мужчины нашего дома для обсуждения серьезных дел. Именно тут проводились переговоры о продаже Луизианы. Лакомый кусочек для вашей страны, верно?

Детская половина состояла из двенадцати комнат — две из них классные.

— Правда, Реми проводит у нас всего два летних месяца, — с сожалением произнесла мадам Дюшен, — поэтому эти комнаты большую часть года пустуют.

Помимо «апартаментов» Кендры, в доме было еще шесть таких же покоев, предназначенных для гостей.

— Семья Буркелей всегда предпочитала принимать у себя близких друзей, а не закатывать роскошные приемы, как принято в их кругу, — объяснила мадам Дюшен с нескрываемой гордостью.

Кендру весьма позабавила «скромность» этих миллионеров. Она не стала осматривать крыло, отведенное для слуг, равно как и личные покои Надин и Лорана, но мадам Дюшен настояла на визите в гимнастический зал. Это было последнее достижение виллы — сам Лоран занимался его обустройством.

Помимо всевозможных тренажеров по поднятию тяжестей, стационарной лодки с веслами, двух велосипедов, беговой дорожки, роликовых лыж и балетной перекладины у зеркальной стены, предназначенной для Надин, здесь были две сауны, а также искусственный минеральный источник в застекленном углу, откуда открывался вид на Ла-Манш.

Кендра не знала, насколько притягательно все это для Буркелей, но была убеждена, что сама непременно воспользуется подобным великолепием для усиленных занятий. Мысленно дав себе клятву регулярно посещать гимнастический зал, она вернулась в свою комнату, переполненная впечатлениями. В голове у нее гудело от бесконечных историй, связанных с виллой.

Богатство Буркелей поражало воображение, она впервые увидела, как можно распорядиться такими деньгами. И семья эта также предстала перед ней в новом свете.

На протяжении многих поколений Буркели занимали выдающееся положение в обществе, в определенной мере оказывая влияние на судьбы мира. Для себя Кендра не желала ничего подобного, но она начинала ценить уверенность в своих силах, которую дают большие деньги. Ей нравились далеко не все поступки Буркелей, но она завидовала свободе выбора — они имели возможность распоряжаться своей жизнью независимо от обстоятельств, причем это не означало отказа от комфорта.

Существование же Кендры было определено тем фактом, что выросла она в семье, принадлежащей к среднему классу и обладающей соответствующим достатком. Она всегда имела то, в чем действительно нуждалась, немногое из того, чтожелала, и самую крошечку из того, о чем мечтала. Но не было случая, чтобы она принимала решение свободно, без учета финансовых расходов. Именно финансовыми соображениями был ограничен ее выбор, и не считаться с этим она не могла.