— Со мной все хорошо, и с Реми тоже. Он был похищен…

— Похищен? Бедный малыш!

— С ним ужасно обращались, но сейчас он уже едет домой с родителями и дедушкой. — Кендра слегка коснулась руки Джека, чтобы привлечь его внимание, и указала на сияющий золотом купол и просторную зеленую эспланаду Дворца Инвалидов. — Это целая история. Я все расскажу, когда вернусь в отель.

— А когда ты вернешься?

— Не позже чем через час, — пообещала она, чувствуя, как мощный бицепс Джека рефлекторно напрягся под ее пальцами. Какой он надежный и сильный! Такие мускулы даются полной опасностей жизнью, а не гимнастическими упражнениями.

Джек наклонился к ней, выглядывая в окно с ее стороны, одной рукой опираясь о полированный бар, а другую вжав в кожу сиденья рядом с ее коленом.

— Наполеон похоронен во Дворце Инвалидов? — прошептал он прямо ей в ухо, в то время как она продолжала говорить.

Кендра кивнула, изо всех сил стараясь не потерять нить разговора с Мэри Ли. Вопрос был совершенно невинный, но Джек тронул ее ухо губами, его теплое дыхание овеяло прядь на виске, а низкий голос вызвал, целую толпу грешных помыслов. Мысль о том, что, просто распрямив согнутые пальцы, он может коснуться ее обнаженной ноги, заставила ее сердце биться чаще.

— Как вы там, девочки?

— Отлично. Но мы беспокоились о тебе.

— Не беспокойтесь, мои хорошие. Со мной тоже все отлично.

Отлично? Голос ее звучал так, словно она задыхается. Да она и задыхалась. Если бы Джек не дышал ей в ухо, шепча свои вопросы и мнения по поводу всего, что встречалось им на пути, она бы совершенно спокойно говорила с Мэри Ли. Атак приходилось безуспешно бороться с волнением, сжимавшим горло и не пускавшим воздух в легкие. Еще немного, и французское правительство сможет похоронить ее во Дворце Инвалидов, рядом с Наполеоном.

— Кендра, у тебя странный голос.

— Должно быть, телефон в машине искажает…

— В машине?! В какой…

— Потом, Мэри Ли.

— Ладно… э-э, Кендра?

— Да? — Кендра почти слышала, как скрипят извилины Мери Ли, совершая мыслительный процесс.

— А капитан Рэндалл все еще с тобой?

— Да-а, — протянула Кендра, слыша шепотки и смешки в трубке.

— Ладно, не думай, что нужно спешить к нам и все такое. Отдохни. Здесь все спокойно. Мы все в своих комнатах, а эти парни сторожат нас в холле.

— Хорошо.

— Так что если хочешь… пойти куда-нибудь, то не беспокойся за нас. С нами все будет в порядке.

Прекрасно, подумала Кендра. Только этого ей и не хватало. Теперь эти двенадцать маленьких сводниц будут раскручивать романтические фантазии на тему «она и Джек».

— Нет, Мэри Ли, спасибо.

— Ты уверена?

— Совершенно, — твердо сказала она.

— Ну, ладно. Пока.

— Из того, что я слышал, я понял, что в отеле все тихо? — спросил Джек.

Кендра молча кивнула, не в силах рассказать о весьма прозрачном безоговорочном благословении, которое получила от «благородных девиц», и смутилась. Она смотрела, как за окном лимузина проплывал Пале Бурбон, где заседает Национальная Ассамблея Франции, затем музей д'Орсэ — обновленное здание из стекла и стали, напоминающее железнодорожный вокзал, — там хранится собрание лучезарных картин французских импрессионистов. На противоположном берегу Сены с достоинством и благородством высился Лувр, а по всему их маршруту зажигались огни маленьких кафе и баров. Они уже почти подъехали к Нотр-Дам, а она все никак не могла расслабиться и дышала неровно.

— Хорошо, пора заняться баром. — Джек наклонился, упершись локтями в колени, оглядывая внушительный ряд кнопок на полированной деревянной панели перед ними. Он нажал одну кнопку на пробу, и полились пьянящие звуки симфонической музыки.

— Какая стереосистема!

— Замечательная, — согласилась Кендра, стараясь не смотреть на нежную полоску гладкой теплой кожи между воротником и линией волос. Какая красивая у него шея, подумала она, с восхищением глядя на прямую колонну, выраставшую из широких мускулистых плеч с мощным, но элегантным изяществом.

Он нажал другую кнопку, и открылся небольшой холодильник, разделенный на несколько отделений.

— Икра и все, что нужно к ней, немного крекеров для коктейля… Рад видеть, что мой налоговый доллар истрачен с пользой и со вкусом. Что дальше?

— Если верить инструкции, красная левая кнопка открывает отделение с бутылками и стаканами.

— Так оно и есть. — Джек заглянул внутрь, и его улыбка стала почти насмешливой. — Итак, Кендра, что вы предпочитаете?

Он явно бросал ей вызов. Что-то в его голосе, какая-то дерзкая, уверенная, беззастенчиво мужская интонация всколыхнула тайные глубины ее женской сути. Никогда раньше с ней такого не было. Напряжение росло — этот не высказанный словами вызов повис между ними, словно мощное электрическое поле, в котором пульсировали разряды.

— А что вы предлагаете?

— Шампанское, арманьяк, коллекционное вино… Дальше?

Она откинулась на пуховой мягкости подушки сиденья, стараясь обуздать бесшабашное возбуждение, вызванное его присутствием.

— Продолжайте.

— Шотландское виски, водка, французская минеральная вода, земляничная и грушевая наливки, мятный ликер. Продолжать?

— А там есть еще что-нибудь?

— Там столько всего, что в вас и не влезет.

— Вы удивитесь, как много в меня влезает. Он оценивающе посмотрел на нее:

— Вы правы, я удивлюсь.

— Тогда, чтобы продемонстрировать свои способности… выпью шампанского.

Он резко выдохнул.

— Это рискованно для молодой женщины.

— Что? Выпить бокал шампанского? Джек не ответил. Вместо ответа он снял темно-зеленую фольгу с горлышка бутылки шампанского и, бережно зажав бутылку между колен, погрузил штопор в пробку. Их глаза встретились, и силой своей воли он не давал Кендре отвести взгляда.

— Осторожно, — певуче произнес он. — Стреляющие пробки опасны.

Бес противоречия заставил ее пренебречь предостерегающей интонацией и как бы не увидеть в его словах скрытого смысла.

— Ничего, мне как раз хотелось узнать, правда ли, что стекла пуленепробиваемые.

— Вся штука в том, чтобы постараться сохранить полный… контроль в ключевой… момент. — Он плавно и легко, одним движением, вытащил пробку. Слабый хлопок — и по салону разлился тонкий аромат хорошего шампанского. — Вот что значит опыт!

— Вам часто приходится открывать шампанское? — Кендра тяжело сглотнула, эти слова Джека вызвали в ее воображении вереницу соблазнительных картин, от которых у нее пересохло во рту. Оказалось, что ей очень легко представить себе, как он сохраняет контроль в ключевой момент в постели и сколь обширен его опыт в этой области.

Этот мужчина нес в себе такой заряд физической и эмоциональной притягательности, что с ним трудно было бы сладить и куда более опытной женщине, чем она. Хотя они были знакомы всего несколько часов, она чувствовала с инстинктивной уверенностью, что отношения с таким мужчиной могут быть только всепоглощающе глубокими и маняще, опасно близкими. И хотя за плечами у нее было гораздо меньше романов, чем у большинства женщин ее возраста, она чувствовала, что сила его страсти удовлетворит любой пыл.

— Скажем так: в свои тридцать пять лет я открыл ровно столько «шипучки», сколько полагается открыть в тридцать пять лет.

— Не сомневаюсь, — пробормотала она, принимая из его рук и поднося к губам тонкий хрустальный фужер. Молниеносным движением он перехватил ее запястье и отвел фужер.

— Мы еще не произнесли тост.

— О, ради Бога! Мы должны произнести тост?

— Кендра! Вы имеете хотя бы смутное представление о том, сколько стоит такое шампанское?

— Хм, Джек, пожалуй, нет. Я прочла название на этикетке, но, в отличие от вас, — ее голос стал необычайно сладким, — в свои двадцать семь лет я еще не накопила того опыта, которым, очевидно, обладаете вы.

— Тогда поверьте на слово, это шампанское гораздо более достойно тоста, чем любое шампанское, которое вы или я пили в своей жизни.

— Так мы будем пить или благоговеть?

— Мы будем произносить тост. Она подняла бокал и легко сказала:

— Ваше здоровье!

— Какой-то несчастный монах всю жизнь провел в пещере, чтобы взлелеять это шампанское, а вы не можете придумать достойного тоста? — Джек укоризненно покачал головой. — Что, если мы выпьем за счастье?

Кендра поежилась. Так или иначе, мысль выпить за два миллиона франков напрашивалась сама собой — даже если Джек и не знал суммы чека, лежащего в ее сумочке.

— Я думаю, этот тост ничем не хуже других. — Она опять поднесла бокал к губам.

— Простите, но я не закончил.

— Простите, но я не думала, что морские пехотинцы так медлительны. Мне казалось, что их считают людьми действия.

— Мы и есть люди действия. Но иногда лучше действовать медленно, осторожно и осмотрительно. — Джек медленно скользил глазами по лицу Кендры, надолго задержав взгляд на ее губах. Потом отвел глаза, откашлялся и снова заговорил, уже серьезно.

5

— За счастье, — сказал Джек. — За счастье Реми, потому что ваше вмешательство спасло ему жизнь и вернуло его семье. За мое счастье, потому что я встретил вас. За ваше счастье…

— Потому что я получила в подарок спокойный час без девочек, — закончила за него Кендра, боясь того, что он может сказать. Боясь тех чувств, что читала в его глазах, боясь все усиливающегося магнетизма, который живыми нитями притягивал их друг к Другу.

Просто-напросто боясь себя и боясь того, что пробудил в ней этот мужчина.

— Потому что я солдат, а не Ромео, — продолжал он. — Романтического мужчину вы ввергли бы в неодолимый соблазн.

— А солдат не может быть романтическим мужчиной? — Она постаралась, чтобы вопрос прозвучал легкомысленно и игриво, в надежде немного остудить сладкое пламя, бушевавшее между ними.

— Солдат живет более первичными инстинктами.

— Инстинкт выживания, — глубокомысленно кивнула она, как бы не понимая.

— В том числе. А другие инстинкты заставляют меня желать того, чего я не должен желать от хорошенькой туристочки. — Он медленно вертел бокал в пальцах, наблюдая, как пузырьки поднимаются на поверхность. — Вас это не шокирует?

— Немного, — согласилась она.

— Не волнуйтесь. Я специалист по преодолению искушений. К тому же прошло много времени с тех пор, как я любил… сколько-нибудь серьезно.

У Кендры перехватило дыхание.

— Вы откровенны. Он пожал плечами:

— Я же сказал, я не Ромео.

Она молча подняла свой фужер. Джек коснулся его своим. Раздался нежный хрустальный звон.

Кендра смотрела, как, откинув голову, он пил, не в силах отвести глаз от шеи, от его горла, когда он глотал. Допив, он слизал с верхней губы последние капельки шампанского, и это почему-то вызвало у нее непонятное волнение — ей захотелось выскочить из машины и мчаться прочь, подальше, чтобы как-то остановить пожар чувственности, охвативший ее. И в то же время чуть ли не еще сильнее ей хотелось наклониться и самой слизать эти капли с его губ, и провести кончиком языка по ямке у основания его шеи, почувствовать биение его пульса.

Испугавшись такого направления своих мыслей, она сделала большой глоток из своего фужера и закашлялась: вино попало не в то горло.

— Не поступайте со мной так, Кендра, — засмеялся Джек.

— Как не поступать? — с трудом, сквозь кашель, проговорила она.

— Не заставляйте меня брать вас на руки и проделывать маневры, которыми вы спасли жизнь Реми.

Кендра рассмеялась с облегчением — оттого, что наконец обрела и дыхание, и душевное равновесие, которое, впрочем, тут же сменилось волнением от перспективы оказаться в объятиях Джека.

Он открыл холодильник, вынул оттуда крошечную баночку икры и стал изучать этикетку.

— Немножко белужьей икры к шампанскому?

Она издала звук, выражающий отвращение.

— Если вы откроете эту банку, я выброшу вас из машины. Я всю жизнь прожила в деревне на берегу океана…

— В деревне? — насмешливо перебил он.

— И когда рыба нерестится, мне просто плохо. И уверяю вас, у меня нет ни малейшего желания пробовать консервированные рыбьи яйца!

— Ничего себе в деревне! Я на днях читал статью в журнале о гольфе, там Кармел называли «Калифорнийским Монако».

Гольф? Кендра чуть не засмеялась в голос. Этот огромный, мощный морской пехотинец играет в гольф? Регби, альпинизм, кик-боксинг, прыжки с шестом — возможно. Но представить себе Джека Рэндалла в клетчатых бриджах, бледно-желтом кардигане и двухцветных оксфордских ботинках отправляющим мяч в лунку — это просто невозможно для здорового человека.