Триш Кук - Полночное солнце

– Это? Да так, ничего, – бормочет Морган, прокручивая страницу дальше.

Я ее останавливаю:

– Если мои песни скоро услышат все, я должна научиться принимать критику. Я справлюсь. У всех моих любимых певцов были не только фанаты, но и ненавистники.

– Ну ладно, – вздыхает Морган, – слушай: «Эту песню все хвалят, потому что жалеют бедненькую умирающую девочку». Но ты же понимаешь, Кэти, это чушь собачья!

Хоть я и настаивала на том, что хочу видеть отрицательные отзывы, сейчас у меня такое ощущение, будто я получила кулаком в живот. Неужели это правда? Люди слушают и хвалят меня из жалости?

– А ты видела, чей это комментарий? – спрашивает Чарли.

Я мотаю головой. Морган прокручивает страницу обратно и улыбается, показывая мне подпись: «2LIT4U». Где-то я это уже видела… Точно! Это номер машины Зои!

– Никак не угомонится, сучка! – вспыхивает Морган. – Извините за выражение, мистер Пи, но она и правда такая. Уж на нее-то, Кэти, ты можешь смело наплевать. Она тебе просто завидует.

– Вы лучше сюда посмотрите, – говорит Чарли, сияя.

Он щелкает ссылку в боковой части экрана, и появляется новое видео: девочка-подросток сидит в своей комнате и что-то наигрывает на гитаре. Пробренчав вступление, начинает петь. Это же «Песня Чарли»! Я изумленно смотрю на папу.

Другая ссылка. Мою песню поет еще одна девочка, подыгрывающая себе на синтезаторе. А вот парень сидит на подоконнике и поет просто так, без сопровождения.

– Посмотри, скольких людей ты зацепила! – произносит Чарли взволнованно. – Теперь весь мир тебя слышит!

Его волнение мне понятно: он хотел сказать: «Успела зацепить, пока твоя жизнь не оборвалась».

Превозмогая боль, я медленно тянусь к нему. Он берет мою руку, целует и крепко удерживает в своей. Не хочет отпускать.

– Мне нужно сбегать на пристань, Кэти, – говорит он. – Но я вернусь примерно через часик.

– Хотела бы я посмотреть на эту звездную яхту, которую ты надраиваешь все лето, – заявляет Морган.

– Боюсь, не получится. Разве что поедешь со мной прямо сейчас. Завтра мистер Джонс уплывает и вернется только осенью, когда ты будешь уже в колледже. Мне нужно в последний раз там все проверить.

– Вот облом! – Морган разочарована.

Чарли склоняется надо мной:

– Я скоро, ладно?

– Конечно, иди, – шепчу я.

Он направляется к двери, и в эту секунду я вдруг чувствую, что должна пойти с ним. Ведь я могу не дождаться его возвращения. Всю неделю, причем не только во сне, я то и дело видела вспышки света и руку, которая ко мне тянулась. Несколько раз я хватала ее, и тогда мне казалось, будто я уплываю от собственного тела. Боль отпускала меня, и мир становился таким прекрасным, таким невесомым. Но, испугавшись, я заставляла себя вернуться.

Нет, я не хочу ждать смерти, лежа на диване. Та прогулка на закате, которую Чарли мне обещал, должна состояться. Я сама напишу финальную часть своей истории.

– Погоди, – говорю я шепотом. – Я с тобой.

– Куда, милая? – встревоженно спрашивает папа.

– На яхту. Прямо сейчас. – И я с трудом сажусь.

Я больше не позволю болезни мною командовать. Все будет кончено, когда я скажу: «Все кончено». А пока говорю: «Я готова».

Все застывают в испуге. Морган смотрит на моего отца, и я не пойму, хочет ли она, чтобы он согласился. Чарли тоже ждет ответа. Папа думает.

– Может, ты еще немного полежишь? – произносит он наконец.

Но я слабею с каждым часом, с каждой минутой. Этот шанс последний. Никакого «завтра» у меня, вероятно, не будет, даже если я останусь здесь.

– Все нормально, папа. Я так хочу.

Отец смотрит на меня не мигая. Понимаю: он не был готов к этому. К тому, что я напоследок заявлю свое право на свободу и независимость. И все-таки ему придется смириться.

– Я действительно хочу поехать, – повторяю я настойчиво.

Морган и папа еле сдерживают слезы. Мы все знаем, чем закончится моя поездка. Но я не боюсь. Правда.

– Пожалуйста, – говорю я.

Папа, с усилием сглотнув, опускает веки и кивает в знак согласия.

Мы выходим на пирс все вместе. Морган плачет в три ручья и яростно смахивает слезы. Знаю, она сердится на себя за то, что не смогла быть стоиком до конца. А я рада ее искренности. Чувства Морган совпадают с моими. Я тоже не хочу ее покидать, ведь она не покидала меня ни разу. Была рядом, даже когда все другие дети от меня отвернулись. Надеюсь, она не думает, что, исполняя свое последнее желание, я предаю нашу дружбу.

– Больно? – спрашивает папа.

Не знаю, какую боль он имеет в виду: от солнечных лучей или от того, с какой силой он в меня вцепился. На самом деле ни свет, ни папины пальцы не причиняют мне дискомфорта. Я раскидываю руки и подставляю лицо солнцу. Оно омывает меня.

– Мне хорошо. Замечательно. Даже не думала, что так может быть, – отвечаю я отцу и поворачиваюсь к Морган. – Я очень-очень тебя люблю.

Она стискивает меня в объятиях:

– По сравнению с тобой все такие отстойные… Я в полной заднице! Ты меня убиваешь!

– А ты меня всю жизнь спасала. Спасибо, что не поверила Зои. Она говорила, что я вампир.

Морган смеется сквозь слезы:

– Поверить этой шлюхе? Я же всегда говорила тебе: она дьявол. Да я бы ни за что от тебя не отступилась.

– Ты и не отступалась.

– И в будущем не отступлюсь.

– Знаю!

Я беру папину руку. Вглядываюсь в его лицо. Стараюсь запомнить каждый изгиб, каждую черточку, каждый волосок. Я благодарна ему за жизнь, которую он мне подарил. За все, что я люблю, чем дорожу.

– Обещаешь?

Я могу покинуть его и подняться на борт этой яхты только при одном условии: он не поставит крест на собственной жизни. Позволит себе любить и быть любимым. Будет следовать за своей мечтой в самые дальние уголки земли, и, надеюсь, не один. Может быть, Джессика станет его половинкой. А может, и не она. В любом случае это будет женщина, достойная такого фантастического мужчины.

Мы крепко обнимаемся. Вот он, кульминационный момент. Собрать бы все то, что мы чувствовали друг к другу и что друг для друга делали, и распространить это по всей планете! Пусть мир попробует, какое оно – настоящее счастье!

– Я не знаю, Кэти, как устроена вселенная, – говорит папа, давясь слезами. – Но спасибо, что выбрала меня своим папой. Я наслаждался каждой секундой.

– Люблю тебя, – говорю я ему на ухо.

– А я тебя еще больше.

– Это невозможно, – улыбаюсь я, покачав головой, и целую его в щеку.

Чарли берет меня на руки и поднимается по трапу. Я машу отцу и Морган отяжелевшей рукой.

– Я буду здесь. На причале. Дождусь тебя! – кричит папа.

– Я знаю.

Чарли поднимает паруса, и яхта, подгоняемая бризом, скользит по воде. Мы стоим у руля на корме. Одной рукой Чарли правит, другой обнимает меня. Он выглядит великолепно: сильный, уверенный в себе. Сбылось все, о чем я мечтала, и даже больше. От усталости у меня подкашиваются ноги.

– Не бойся, я тебя держу, – говорит Чарли, глядя на меня сверху вниз и улыбаясь.

Я смотрю на горизонт и вдыхаю чудесный дневной воздух, которого так долго была лишена. Купаюсь в нем. Купаюсь в солнце. А берег все удаляется и удаляется. Вдруг я вижу женщину, бегущую вдоль кромки моря. Она машет нам, и я почему-то начинаю непреодолимо стремиться к ней.

– Чарли, погляди, – говорю я, указывая в ту сторону. – По-моему, она хочет нам что-то сказать. Давай спросим.

– А? – Чарли козырьком подносит руку к глазам, осматривает берег и в недоумении поворачивает голову ко мне. – Ты о ком?

Я закрываю глаза и вижу эту женщину еще отчетливее. Лицо у нее совсем как у той русалочки, которая вытащила меня из-под воды. Она светится на солнце, серебрится, как звездочка. Чарли берет меня за плечи и легонько встряхивает:

– Кэти? Ты в порядке?

Теперь его голос звучит будто издалека. Я чувствую, как меня тянет на берег. К свету и к той прекрасной женщине. Мне приходится собрать все силы, чтобы сказать ей: «Подожди. Я только отдам кое-что Чарли и тогда приду».

– Чарли? – произношу я, с трудом поднимая веки. – Открой мою сумку. Там что-то для тебя есть.

– А что? Я вижу только твой блокнот…

Я мягко усмехаюсь:

– Он-то тебе и нужен. Ты столько раз у меня его похищал, что я решила избавить тебя от хлопот: забирай просто так. Только обещай мне, что прочтешь последнюю страницу.

Чарли улыбается:

– Ладно. У меня тоже кое-что для тебя есть: я все-таки еду в Беркли. Сегодня утром тренер позвонил и официально предложил мне место.

Я киваю. Голова ужасно отяжелела.

– Я рада… – бормочу я. – Всегда знала, что так и будет.

– Это одна из тех вещей, за которые я тебя люблю, Кэти, – говорит Чарли и смотрит мне в глаза, будто пытаясь удержать меня, чтобы я снова не ускользнула. – Ты верила в меня, даже когда я сам в себя не верил. Ты вернула мне веру и приумножила ее. Всю жизнь буду тебя за это благодарить.

Я хочу погладить его по щеке, но беспомощно роняю руку.

– Ты дал мне гораздо больше, Чарли. Ты научил меня жить. Любить. Поверь: это не ты у меня в долгу, а я у тебя.

– Я так и не сказал… – Его голос прерывается, но он заставляет себя успокоиться и продолжает: – Я так и не попросил прощения. За то, что не привез тебя вовремя домой. Это моя вина. Из-за меня все так вышло…

Теперь он плачет. Его плечи вздрагивают. Нет, я не могу уйти, позволив ему думать, будто он причинил мне какой-то вред. Ни в чем он не виноват, ни в чем. И я не допущу, чтобы он всю жизнь терзался. Пусть будет счастлив, пусть в его жизни случится еще тысяча чудес. Он этого заслуживает.

– Перестань, – говорю я, стараясь придать голосу твердость. – Твоей вины тут нет, и ты это знаешь.

Он качает головой:

– Есть. Никогда себя не прощу. Встреча с тобой – самая большая удача в моей жизни, а я собственными руками взял и все разрушил.

– Это… это… – Не могу подобрать слов, чтобы выразить, насколько глупым мне кажется его раскаяние. Наконец нашла. – Бред сивой кобылы! Вот что!

Чарли знает: ругаться просто так я не буду. Если в ход пошли резкие выражения, значит я говорю искренне и совершенно серьезно.

– Правда? – спрашивает он, и лицо его проясняется.

– Правда. Виновата только я. А может, и никто не виноват. Я ведь всегда знала, что каждый день, который мне удается прожить, нужно ценить, как подарок.

– Я хотел сделать тебя счастливой…

– Тебе это удалось, – шепчу я. – Я тоже хотела сделать тебя счастливым.

Чарли прижимает свободную руку к сердцу:

– Amor vincit omnia.

Я слабо улыбаюсь:

– Так и есть. Клянусь твоей обалденной задницей.

Я чувствую, как меня поднимают чьи-то руки. Сильные, теплые, манящие. Кругом свет. Я парю в облаках, взлетаю до самого солнца и поднимаюсь еще выше, к звездам. Оттуда я смотрю вниз, на яхту и Чарли. Ух ты!..

«Ух ты!..» – К этому, пожалуй, ничего уже не прибавишь. Я знаю, что все получилось так, как должно было получиться. Все правильно. Вселенная позаботится о Чарли, папе и Морган. Но издалека до меня все еще доносится знакомый голос:

– Кэти! Пожалуйста! Открой глаза! Я должен кое-что тебе сказать!

Теперь мне приходится сделать невероятное усилие, чтобы снова сосредоточить внимание на Чарли. Кажется, будто веки заложены кирпичами. Он продолжает меня теребить:

– Слушай! Слушай, Кэти! У тебя получилось!

С трудом удерживаясь на земле, я слышу голос диджея:

– О песне, которая сейчас прозвучит, вы, наверное, много услышите в ближайшее время. Этот новый хит распространяется в Сети со скоростью вируса. Итак, Кэти Прайс. «Песня Чарли»!

Из радиоприемника начинает струиться мой голос, а женщина, которая бежала по берегу, теперь стоит надо мной, лучезарная и такая знакомая. Она словно говорит мне: «Я всегда знала, что у тебя есть дар». – «Я тоже», – мысленно отвечаю я. Мы обе улыбаемся, я протягиваю к ней руку, мне трудно оторвать от нее взгляд.

– Скажи Морган и папе, что я успела это услышать, – говорю я Чарли. – Скажи, что это было мое предназначение – радовать людей своими песнями. Я сделала то, для чего родилась.

Про себя я прибавляю: «Можно умереть спокойно». Этим я обязана Чарли Риду.

И вот я опять среди звезд, рядом с женщиной, излучающей серебристый свет. Она протягивает мне гитару. Мою гитару. Свою гитару.

– Хочешь, научу тебя играть?

– Спасибо, мама, – улыбаюсь я. – Но я уже научилась, пока ты была не с нами.

– Тогда давай споем какую-нибудь из твоих песен. Они замечательные. У тебя талант.

– Ты правда так думаешь?

Она кивает:

– Я не думаю, я знаю.

Я беру несколько аккордов и начинаю петь. Она подхватывает мотив. Наши голоса чудесно гармонируют друг с другом. Я знаю, что меня любят, всегда любили и будут любить.