Я улыбаюсь, останавливаюсь; в руках сумки с продуктами, холодный ветер ерошит волосы. Я смотрю, как она выбирается из машины и медленно направляется ко мне, осторожно ступая по очищенной от снега тропе.

― Иден, верно? ― спрашивает она, явно заметив, что Джордан ранее произносила мое имя.

Я киваю.

― Я Брук Дэнзер, жена Коула. Мы можем поговорить?

«Жена Коула».

«Коула».

«Жена».

Жена. Не бывшая жена. Жена. Настоящее время.

Я хочу спросить почему, зачем нам нужно говорить. Сказать, что не желаю с ней беседовать. Потребовать, чтобы перестала надоедать. Сообщить, что Коул мой, и что ей здесь нечего делать.

Но я так не поступаю.

Потому что не могу.

Он не мой, и я не знаю, что у нее здесь за дела. Я была так захвачена историей Коула о потерянной дочери, что никогда даже не спрашивала, что случилось с его женой. Просто предположила. Кучу всего, но ничего из этого не подтвердила. Просто заметила, что он был один. Одинок. Что не носил обручального кольца и не имел связей. А остальное отбросила в сторону.

Как глупый ребенок.

Я хотела слепо верить. И верила.

― Мы можем войти в дом? ― спрашивает она, ощутимо поежившись. Ее одежда, может, и выглядит красиво, и, вероятно, стоит целое состояние, но, очевидно, она не слишком соответствует погоде. Я хочу притворно усмехнуться. И сказать ей идти туда, откуда пришла.

Но нет, я так не поступаю.

Опять же, потому что не могу. Я должна знать. Неважно, сколько боли это причинит.

― Конечно.

Я веду ее внутрь, отношу остатки продуктов в кухню.

― Садитесь, ― предлагаю ей, пока устраиваю Эмми в комнате с новеньким альбомом для рисунков и набором цветных карандашей.

Когда я возвращаюсь, Брук не сидит; она стоит, глядя в кухонное окно. В направлении дома, где работает Коул.

Мое сердце обрывается.

Я прочищаю горло и начинаю разбирать сумку, вытаскивая продукты и убирая их в холодильник. Я не собираюсь разводить светских бесед. Подожду, пока она перейдет к делу.

― Как давно вы знаете Коула? ― наконец, спрашивает она, повернувшись ко мне. Я могу сказать это по тому, как четко звучит ее голос. Кроме того, волоски на моих руках встают дыбом. Словно реагируют на ее взгляд.

― Всего несколько месяцев.

― Какой он?

Я пожимаю плечами, вынимая из сумки молоко и осторожно убирая в холодильник.

― Полагаю, милый. Я не знала его прежде, так что…

― Хорошо, ― вот и все, что она говорит. После пары минут, в течение которых нервы мои напряжены до предела, она продолжает: ― Он рассказал вам обо… всем?

― Что означает это «все»?

― Черити, несчастный случай. Все, что случилось.

― Он рассказал мне, что она погибла в автомобильной аварии. И что он был за рулем.

― Он рассказал вам, что был пьян?

Я поворачиваюсь и встречаюсь с ней взглядом. Они красивого цвета зеленого лайма. Ошеломляющие, как и вся она.

― Да.

Она кивает и смотрит на кухонный стол. Я поворачиваюсь, чтобы положить сыр на полку.

― А он рассказал вам о нас?

Моя рука примерзает к сыру. Всего на несколько секунд.

― Кое-что.

― Он сказал, что мы все еще женаты?

― Нет, ― шепчу я, несмотря на ком в горле.

Ее смех горек.

― Я не удивлена.

― И почему?

― Он изменял мне больше раз, чем я могу сосчитать.

Я чувствую, будто бритвенно-острые кинжалы вонзаются мне в грудь.

― Мне жаль это слышать. ― Что еще я могу сказать?

― Я видела его всего несколько раз с тех пор… с несчастного случая. Он просто потерялся. Полагаю, мы оба. Утрата ребенка…

Я закрываю глаза и толкаю дверцу холодильника. Даже не пытаюсь повернуться, чтобы взглянуть ей в лицо. Я не хочу видеть боль. Могу представить, на что похоже лицо матери, когда она говорит о потерянном ребенке.

― Я не могла выдержать возвращение сюда. Он не мог оставаться вдали. Мы просто молчаливо согласились исцелить то, что могли, где могли. Но я никогда не переставала его любить. И, думаю, мы оба готовы попытаться снова. Когда я говорила с ним на прошлой неделе…

― Прошлой неделе? ― перебиваю я, мой желудок сжимается в тугой узел.

― Да. Конечно, мы поддерживали связь. Я хотела удостовериться, что он в порядке. Он не хотел, чтобы я сюда приезжала, навещала его, но сейчас Рождество. Мне неприятна мысль о том, что он проведет в одиночестве очередное Рождество, поэтому я решила его удивить.

«О, конечно, он будет удивлен».

Или все же будет? Он поэтому начал отдаляться? На самом деле из-за того, что мы стали слишком близки? Или решил, что он на грани разоблачения?

Эта мысль заставляет комнату покачнуться.

― Может, и не стоит предполагать, что между вами что-то есть, но, если есть, я хочу, чтобы вы знали, что я не пытаюсь обидеть вас. Коул великолепный, притягательный мужчина. Женщина должна быть слепой, чтобы этого не заметить. Но у нас с ним есть своя история.

Я киваю, пытаясь сглотнуть комок в горле.

― Я понимаю.

― Я надеялась, что поймете. ― Я слышу, как ботинки на мягкой подошве направляются в гостиную. Я беру себя в руки и улыбаюсь, поворачиваясь к ней.

― Очень… мило было с вами встретиться, Иден. Я желаю вам самого наилучшего.

― Вам тоже, ― говорю я так искренне, как могу. И, по большей части, так и думаю. Эта женщина достаточно потеряла. Я не хочу мешать ее попыткам спасти свой брак. Теперь, когда я знаю, что он существует.

― Я найду выход.

Я жду, пока не слышу, как заводится ее двигатель, а потом иду в комнату Эмми. Она рисует черепаху, симпатичную, на самом деле. Я приклеиваю на лицо яркую, возбужденную улыбку.

― Эй, хочешь сегодня совершить несколько рождественских покупок в Эшбруке?

Я должна выбраться отсюда. Должна быть там, где не смогу сидеть и думать, там, где не смогу увидеть из окна Коула с женой. Мне не нужна эта визуализация, чтобы добавить мучений.

― Да! ― восклицает она, спрыгивая с кровати и несясь к двери.

― Куртку, юная леди!

С ботинком в одной руке она бежит, чтобы взять куртку из шкафа в прихожей, потом несется назад, чтобы закончить одеваться. Я борюсь со слезами, напоминая себе, что нам с Эмми последние два года и так было хорошо. И так же будет и в следующие два. И в последующие два тоже. И еще в два после тех.

Это моя мантра по дороге в Эшбрук и обратно, три часа спустя.

⌘⌘⌘⌘

Я лежу в кровати, в темноте, несколько часов, не в силах заснуть. Не хотелось бы, чтобы Коул увидел свет, если вдруг пройдет мимо. Если будет беспокоиться.

Полагаю, так и есть. Скорее всего, он будет чувствовать вину. Пытаться объяснить, чтобы я его не возненавидела. Думаю, это могло бы его обеспокоить. Хотя, что, черт возьми, я знаю? Кажется, я очень мало знаю об этом мужчине. Откровения следуют одно за другим, и далеко не все они хорошие.

И еще, я все еще его люблю. Да. Фактически, если не считать последнего открытия, думаю, его сломленность могла бы заставить меня полюбить его еще сильнее. Если и есть то, что может меня затронуть, это сломленность. Потому что я ее видела. Чувствовала. Жила ей. Сколько себя помню, она была моим постоянным спутником. И я не думала, что могло стать хуже.

Я ошибалась.

Я сдерживаю дыхание, когда слышу мягкий стук во входную дверь. Не двигаю ни мускулом, словно бы он снаружи мог это почувствовать. Минуты тикают, как выстрелы дробовика, каждая грохочет по моим нервам. Спустя несколько минут я дышу легче. Уверена, он ушел. Конечно, ушел, когда я не открыла дверь.

А затем я слышу скрежет металла о металл. Ключ, скользящий в замок. Я поворачиваюсь и съеживаюсь на боку, натягивая одеяло на лицо, подглядывая сквозь почти закрытые веки. Из моей спальни можно видеть угол входной двери. Я вижу, как она двигается, открываясь, а потом быстро закрывается. Слышу мягкий шорох обутых ног, почти беззвучно шагающих через гостиную. Вижу тень – большую, широкоплечую тень Коула, движущуюся из прихожей ко мне.

Стараюсь, чтобы мое дыхание было медленным и глубоким, насколько возможно, учитывая, что сердце бьется, словно лошадь в галопе. Сквозь ресницы я вижу, как Коул останавливается в дверях. Он смотрит на меня девяносто четыре долгих секунды, каждую из которых я считаю, глубоко вдыхая и медленно выдыхая. С каждым вдохом чувствую специфический запах его соленой кожи и мыла. Словно море и человек стали единым. Оба достаточно большие, чтобы утонуть. Достаточно сильные, чтобы унести меня прочь. Такие же непокорные, как сердце бури.

― Иден? ― наконец шепчет он своим чувственным хриплым голосом. Я принуждаю себя держать глаза закрытыми. Одного моего имени на его губах, облаченного в боль, погруженного в раскаяние, достаточно, чтобы меня уничтожить.

Но этого не может быть. Брук меняет правила игры. Коул женат. Больше не о чем говорить.

Я едва слышу, как Коул подходит к кровати. Слышу трение материи о кожу, когда он опускается на колени на пол рядом со мной. Я держу глаза закрытыми, мое дыхание ровное, и я жду.

― Надеюсь, ты можешь меня слышать, ― шепчет он. Если бы я спала, не уверена, что его низкий, глубокий голос мог бы меня разбудить. Это больше гул, чем что-то еще. Такой сильный, что на секунду я чувствую вибрацию на своей коже, щекочущую каждый крохотный волосок, каждый дрожащий нерв.

― Она мне не жена, ― начинает он. Мое сердце спотыкается, и дыхание перехватывает. Надежда затопляет мою душу, и я могла бы ему ответить, если бы он так быстро не продолжил: ― Лишь по закону и никак иначе.

«О. Всего лишь?»

Я заставляю подбородок не дрожать от такого сильного разочарования.

― Я любил ее как старшеклассник может любить свою девушку. Мы едва бывали вместе, когда я пошел в колледж, но я был обычным парнем. Глупым. Озабоченным. Гордым. Когда она крутилась рядом, кем я был, чтобы ей отказать? Потом она забеременела. Я думал, что поступил правильно, женившись на ней. Но я никогда ее не любил. Нет так, как должен был. Не так, как люблю тебя.

О боже! Мое сердце! Я чувствую, словно оно было сделано из стекла и только что взорвалось внутри меня, а кусочки застряли в груди, словно шрапнель.

― Были и другие женщины. Она это знала. Знала, что я был вовлечен в мир славы, денег и фанатов. Она не заслужила того, что я с ней делал. И когда Черити… после Черити я знал, что пришло время ее отпустить. Она заслуживала лучшего, чем я. Кого-то, кто мог бы любить ее так, как ей было нужно. Кто мог бы помочь ей исцелиться. Дать ей еще детей. Кого-то, кроме меня.

Он замолкает, и я так сильно хочу открыть глаза. Но не открываю. Знаю, что лучше на него не смотреть.

― Я оставил ее и приехал сюда. Отослал ей бумаги на развод. Она их не подписала. На самом деле, меня это не волновало. Я дал ей способ уйти. Развод был не для меня. Я никогда не планировал, что встречу кого-то, что в моей жизни будет нечто большее, чем мучения, которые я заслужил. Вечность, чтобы оплакивать свою дочь. Но потом появилась ты.

Я чувствую тепло, исходящее от головы Коула, когда он кладет ее на матрас рядом с изгибом моего тела. Он меня не касается. Но это и не нужно. Я почти физически чувствую его прикосновение.

― Эмми так сильно похожа на Черити, но какой бы красивой и милой она ни была, не о ней я не могу перестать думать с самого начала. О тебе. Всегда лишь о тебе.

Еще одна пауза. Еще один глубокий вдох.

― Я долгое время был один, но ни разу не чувствовал одиночества. Лишение, да. Злость, черт возьми, да. Горечь, сожаление, безнадежность, да, но никогда одиночество. До тебя. Ты все изменила. И я был так захвачен тобой ― тем, как ты отвечала мне, когда я тебя касался, вкусом твоего тела, звуком голоса ― что не думал о завтрашнем дне. Или даже о вчерашнем так часто, как привык. В основном, я думал о тебе. Больше, чем о Черити. И не был к этому готов. Не был готов к тебе. И поэтому так плохо со всем справился.

Я слышу его неровное дыхание. Чувствую его искренность. Я хочу, чтобы это имело значение. Но это не так.

― Пожалуйста, прости меня. Я причинил вред стольким людям, но, клянусь своей жизнью, никогда не хотел навредить тебе. Надеюсь, ты этому поверишь.

Еще одна пауза. Коул неподвижен, его дыхание тяжело. Я дышу ровно, продолжая хитрить. Не могу позволить ему понять, что не сплю. Не могу, когда он здесь, в моей спальне, такой близкий и искренний, надеяться, что устою перед ним. Мне нужно время. И расстояние.

Я чувствую, как он отклоняется назад, отстраняется. И остаюсь совершенно спокойной.

― Мне 29 лет, а ты изменила во мне все. Заставила меня хотеть смеяться, любить и жить снова. Чувствовать, когда я думал, что не смогу когда-либо чувствовать вообще. Я только желаю, чтобы мог быть целым, когда мы встретились. Сказать правильные слова и совершить правильные поступки. Быть тем мужчиной, которого ты заслуживаешь. Тем, кого ты смогла бы полюбить.