«Вот не могла до завтра подождать. Все равно поздно уже. Завтра суббота, целый день впереди», — мрачно думал Димка, натягивая спортивные штаны на голое тело. Больше надевать ничего не стал, надеясь таким образом дать матери понять, что, несмотря на то, что он любящий сын, все-таки она не вовремя. По этой же причине не стал зажигать свет по дороге, включив лишь маленькую лампу над дверью. Сощурившись от яркого света, открыл дверь. И остолбенел.

Даша звонила так долго, что начала отчаиваться. В голову стали лезть одна другой противнее мысли, куда он мог поехать. А когда дверь все же неожиданно открылась….

Господи, оказывается, она успела забыть, как он красив! Даша не могла заставить себя двинуться с места, вбирая в себя такие знакомые черты. Темные, торчащие во все стороны волосы (Он спал — догадалась Даша). Хмуро прищуренные глаза и недовольно поджатый рот. Впрочем, при виде ее глаза распахнулись от удивления. Как и рот. А Даша тем временем продолжала беззастенчиво любоваться. Было чем. Великолепный в своей обнаженности могучий мужской торс. Широченные плечи, пластины грудных мышц, рельефно очерченные мускулистые руки. Тоненькая дорожка темных волос сбегала от груди вниз до резинки спортивных штанов, сидевших так низко, что Даша поняла — белья под ними нет.

«Пусть все идет к черту!» — мелькнула в голове мысль, и она, не дожидаясь приглашения, шагнула через порог. И, понимая, что, возможно, делает очень большую ошибку, все так же молча обняла, прижав ладони к его спине, прильнув щекой к груди.

Сказать, что Тихомирова охватила паника — значит, не сказать ничего. Чуть подавшись вперед, он дотянулся и закрыл входную дверь. Другой рукой придерживал Дашу за спину. И лихорадочно соображал, что же такое могло случиться, что Даша бросила дежурство и примчалась к нему. Наверное, опять какой-то трагический инцидент, который напомнил о ее собственном горе.

Димка старался, чтобы его голос звучал спокойно, не выдавая охватившей его паники.

— Даш, ты почему не на дежурстве?

— Нет никакого дежурства.

— Ты же сказала…

— Я соврала.

— Но зачем?

Молчание. Господи, час от часу не легче!

— Даш, что случилось?

Она немного отодвинулась, посмотрела прямо в глаза.

— Я соскучилась.

Димка смотрел ей в глаза, и до него начала медленно доходить правда, в которую невозможно было поверить. Но он узнавал этот взгляд, ждущий, жаждущий, просящий. Такой же, как его собственный, когда он смотрел на нее. И все же не мог поверить. И лишь когда Даша, на пару секунд прервав их зрительный контакт, посмотрела на его губы, а затем снова вскинула глаза на него, он поверил. И, издав какой-то совершенно нечленораздельный звук, прильнул к ее губам. Мир начал вращаться, переплетаясь в смутные полосы, свивая вокруг них горячий влажный кокон, в котором были только нежно касающиеся губы, наконец-то встретившиеся и ласкающие друг друга языки, руки, обнимающие и гладящие все, до чего могли дотянуться. Ее руки скользили по его рукам, плечам, спине, остановились на пояснице, не решаясь спуститься ниже. Его же руки… Вот это-то несоответствие и заставило Диму все же прервать поцелуй.

— Даш, — слова давались ему с трудом, — давай я помогу тебе снять пуховик.

— Давай, — она тоже почти задыхалась, — и остальное тоже.

А потом они почему-то оказались на диване в гостиной. Хотя понятно, почему. Он столько раз мечтал, сидя рядом с ней за просмотром очередного фильма, как опрокидывает ее на спинку дивана и целует в этот дивный нежный рот. А теперь мечта наконец сбывалась. Опрокинул, навалился сверху. Их губы и языки занимались любовью, пока его дрожащие руки сражались с пуговицами на ее рубашке. Справившись с половиной, остальные просто вырвал, резко дернув полы рубашки в стороны. Накрыл ладонями груди. Они идеально подходят друг другу — его ладони и ее грудь. Только вот бюстгальтер, плотный, не дающий почувствовать соски, мешал. Никак, тот самый. Димка неожиданно улыбнулся, вспомнив тот эпизод с Дашиным стриптизом. Господи, какой это теперь казалось ерундой.

— Дим, — Даша неправильно истолковала возникшую минипаузу, — я понимаю, он дурацкий и некрасивый, я сейчас сниму.

— Я сам, — прорычал Дима.

Скользнул руками ей за спину, и вот уже белье и рубашка полетели на пол. И он смог прикоснуться к ней по-настоящему. Он снова целовал ее, а его руки трогали, оглаживали, сжимали, пощипывали, теребили и делали прочие восхитительные вещи с ее грудью и сосками. Вещи, от которых ее тело, полностью отключившись от ее разума, перешло под управление его рук и губ.

Когда на смену Димкиным рукам пришли губы, Даша выгнулась так, что сползла на сиденье дивана. А когда он втянул ее сосок в рот…

— Ай!

— Что такое?

Даша потирала висок. От прикосновения его языка она изогнулась дугой так, что приложилась головой о кофейный столик.

Димка стремительно вскочил, сдернул Дашу за руку с дивана.

— Пойдем в кровать, солнышко!

Стоя рядом с кроватью, Даша начала торопливо расстегивать джинсы.

— Подожди, я помогу тебе, — Димины ладони легли на ее руки. Отвели в стороны. Он опустился на колени, помогая ей освободиться от джинсов и носков. Встал обратно на ноги. Они стояли рядом с кроватью, он — по-прежнему в штанах, на Даше остались только трусики. И Димка вдруг понял, счет идет уже не на минуты, на секунды. Прижал дрожащую ладонь к Дашиной щеке.

— Малыш, я так сильно тебя хочу. Я не могу больше ждать. Пожалуйста.

В ответ она прильнула к нему всем телом и прошептала прямо в ухо:

— Не надо ждать. Я вся твоя. Возьми меня. Пожалуйста.

Господибожемой, он никогда в жизни не испытывал такого острого наслаждения. Она была такой узкой, такой восхитительно тугой. И горячей. И очень-очень влажной. Созданной идеально для того, чтобы он был в ней. Двигался в ней. Раз, другой, Слепящая спираль наслаждения стремительно раскручивалась, выворачивая его наизнанку. Быстро, слишком быстро. Очень быстро. Быстрее Тихомиров кончал только один раз. В свой самый первый раз в жизни.

Ощущение реальности возвращалось постепенно, как зрение к человеку, перешедшему из ярко освещенного помещения в темное. Сначала он понял, что бессовестным образом валяется на Даше как на матрасе, попробовал приподняться на локте, но тело слушалось плохо. Затем пришло ощущение, что они оба невозможно мокрые. Все произошло так стремительно, что было непонятно, когда он успел так вспотеть, но факт. А ниже пояса они оба были все в Дашином…(как это называется, у Димки вылетело из головы)… соке? А ее щеки…

И тут Димка похолодел и внутренне сжался. Потому что понял, что влага на ее щеках — это слезы. «Скотина! Урод! Животное! — проклинал он себя. — У Даши был секс один раз в жизни, 12 лет назад. Ты все равно что девственницу взял. Тебе-то по кайфу, что она такая тугая и узкая. А ей каково? Господи, как же ей должно быть больно!»

Приподнявшись на локтях, попытался быстро, но аккуратно выйти из Даши. Ее руки, до этого расслаблено покоившиеся на его шее, внезапно напряглись, не давая ему двинуться с места.

— Только попробуй, — шепнула ему.

— Я же тяжелый.

— Нет.

— Тебе больно, — как же он себя ненавидел.

— Нет.

— Но ты плачешь, — теперь он вообще ни фига не понимал.

— Это не от боли. Мне хорошо, — шепнула она ему на ухо. — Ты не представляешь, какое это счастье — чувствовать тебя внутри. Как ты наполняешь меня. Такой большой. Твердый. Горячий… Ой!

— Вот именно, ой! Нечего было хвалить.

— Ты… У тебя… Снова…

— Да, — Димка сделал решительную попытку и, наконец, вышел. Стянул презерватив, бросил на пол.

— Но зачем, мне так нравится, — запротестовала Даша.

— Мне тоже, — успокоил ее Димка, — но давай внесем некоторое разнообразие.

— Что ты имеешь ввиду?

— Только то, — ответил, целуя в губы и скользнув рукой к внутренней стороне ее бедра, — что я хочу, чтобы ты кончила.

Дашка ахнула и сжала бедра.

— Ты не станешь!

— А кто меня остановит?

Действительно, кто?

Дашин оргазм он почувствовал губами. Пил его, наслаждаясь ее стонами, судорогами. сотрясающими тело, трепетом нежных влажных лепестков. Потом одарил прощальным поцелуем, от которого она вздрогнула всем телом. Подтянулся к ней, наверх, и прошептал прямо в ухо: «Ты такая сладкая».

— Это так …негигиенично, — голос Даше повиновался с трудом, последнее слова она выговорила с третьей попытки.

— О да, конечно!

— Ты не должен так делать.

— Угу. Но буду обязательно. И вообще, могла бы проявить чуть больше снисходительности. Я это, между прочим, первый раз в жизни делал.

— Не может быть, — томные интонации сменились неподдельным изумлением, — ты же… как же…Ты что, ни разу…

— Даже желания такого не возникало, — честно ответил Димка. — Я вообще довольно брезглив.

— Это заметно, — растеряно ответила Даша.

— Не обольщайся, к тебе это не относится, — мягко рассмеялся Дима. — Твое тело — это мое тело. И оно у меня вызывает совершенно иные чувства.

Его рука снова скользнула во влажные складки, и он жарко шепнул ей на ушко:

— Давай еще раз.

Даша нашла и робко сжала его член. Так же жарко шепнула в ответ:

— А давай ты меня возьмешь еще раз.

В общем, она его уговорила.

Во второй раз он смог продержаться немного дольше. Но все равно оргазм настигал его стремительно, слишком, невероятно быстро… И за несколько секунд до него Дима кое-что понял. Как не в силах он остановить то, что должно вылиться из его тела согласно законам физиологии, так же вряд ли он остановит рвущиеся наружу из самого сердца слова. Которые он так хотел ей сказать. И которые говорить, наверное, было невозможно рано…

«Я люблю тебя».

А потом он лежал и гладил ее по голове. И понимал, что проиграл в схватке с самим собой, и пусть он потом пожалеет, но он должен сказать. В голове вдруг всплыли услышанные как-то по радио стихи:

«Мириться устала душа

Пружинить устала рессора.»

Он просто должен ей это сказать! И даже если она… Он сумеет ее убедить, что его любви хватит на двоих. И неожиданно вспомнил продолжение:

«Не всякая жизнь хороша.

Да здравствует добрая ссора!»

Ну, будем надеяться, до этого дело не дойдет.

— Даш…

— М-м-м? — голос уже совершенно сонный. «Молчи, молчи», — уговаривал себя Димка, вместо этого продолжил:

— Знаешь, о чем я подумал?

— Нет.

— Какие у нас с тобой будут красивые дети.

Дашино тело в его объятьях мгновенно напряглось. Голос был тоже напряженный, не сонный.

— Дима, не говори так. Даже в шутку.

Какие тут шутки. Димка чертыхнулся, протянул руку, включил ночник. Даша сощурилась.

Все равно, ему надо видеть ее глаза!

— Дашуль, неужели ты не понимаешь, того, что мне совершенно очевидно. Это же я, — он замялся, но остановиться себе не позволил: — Я — тот знак, которого ты ждешь. Я посланник… — еще одна пауза. Как же трудно это говорить! — от твоего сына. Он простил тебя. Твое покаяние закончилось. Пришло время жить.

«И любить», — мысленно добавил он.

Даша смотрела на него. С выражением, смысл которого он не мог разгадать. Димка понял, что зря он все это сказал. Неправильно. Не так. И не давая себе времени на раздумья, выпалил:

— Ты права. Все не так. Никакой я не посланник. Просто, — голос его все-таки дрогнул, — я люблю тебя. Больше, чем мог себе это раньше представить. Ты мой свет. В тебе вся моя жизнь. Без тебя я никто. Я готов быть для тебя кем угодно: посланцем, знаком, другом, любовником, мужем. Только не отвергай меня. Пожалуйста, — последние слова он произнес уже шепотом, с умоляющими интонациями, которых так не хотел допускать.

Дашина рука обхватила его затылок, протянула к себе.

— Все ты врешь, Дима, — шепнула ему на ухо. — Ты посланник Сашин. Я это сердцем чувствую. Он простил меня. А ты, — она прерывисто вздохнула, — ты подарил мне жизнь. Ты представить не можешь, как я люблю тебя.

— Девочка моя, Дашенька, любимая, — оглохший от счастья Дима сцеловывал слезы с ее щек, — ты только не плачь больше. Я с тобой. Теперь все будет хорошо.

А потом он выключил свет, и они лежали в темноте, обнявшись, шепча друг другу нежности и признания, потому что никаких секретов между ними не осталось.

Если вы бывали в подобной ситуации, то понимаете, о чем идет речь. А если нет… что же, будем надеяться, что вам еще повезет. А пока, то, о чем шепчутся влюбленные, покажется вам сущим бредом.

И вообще, давайте оставим наших героев хотя бы ненадолго одних. Надо успеть хоть немного поспать. Ведь завтра им предстоит веселенькое утро.