Сюзан Руа - После грозы

Я решаюсь подойти к самой воде, а потом убегаю от волны, чтобы не замочить ног. Хохочу каждый раз, когда мне это удается. Радость и легкость разливаются внутри меня, и пускай тиски, сжимающие сердце, никуда не делись, их хватка понемногу ослабевает.

Карл подхватывает игру, следует моему примеру. Мы похожи на детей, которые дразнят океан – бегаем взад и вперед по пляжу, отскакиваем от волн. Карл делает вид, будто хочет толкнуть меня в воду, потом быстро хватает в объятия и кружит на песке. Я так хохочу, что болят щеки. Странное дело – чем больше я смеюсь, тем больше мне хочется смеяться. Наверное, радость и вправду заразительна. Она как будто проникает через поры, и впервые после смерти Алекса мне хочется, чтобы это состояние сохранялось как можно дольше.

Когда же мы наконец успокаиваемся, я долго иду вдоль кромки прибоя и смотрю на горизонт. Вокруг – красота и умиротворение. Если бы не холод, я бы с удовольствием упала на песок и просидела бы тут до вечера.

– Ты замерзла, – говорит Карл, растирая мне пальцы. – Идем, я покажу тебе свою квартиру. Согласна?

Он тащит меня к домам, и я не сопротивляюсь. Мне любопытно посмотреть, как Карл живет. Мы возвращаемся той же дорогой, и я издалека начинаю рассматривать здание, на которое он указывал. Бо́льшая часть фасада застеклена, и в ней отражается небо.

Карл пропускает меня вперед, но ему приходится меня подтолкнуть, потому что на пороге я замираю. Сколько окон! Конечно, у него в гостиной не так просторно, как у Бренды, но света столько, что начинает казаться, будто здесь не обошлось без волшебства. Интерьер оформлен в стиле лофт, и длинная фасадная стена сплошь состоит из окон – всюду, куда ни посмотри, простирается, тихо колышется похожий на огромную картину океан.

– Хороший вид, правда?

– Это… что-то невероятное! – отвечаю я дрожащим голосом.

Карл смущенно улыбается и снова подталкивает меня в квартиру. Не знаю почему, но я останавливаюсь через каждые три шага. Я все еще не могу поверить в то, что вижу. Как это возможно – жить в квартире из стекла? Ежесекундно с моих губ срывается «вау!», потому что ничего другого просто не приходит в голову.

– Шарлотта, это всего лишь квартира!

Я морщусь и зна́ком прошу Карла помолчать. Проходит минут пять, прежде чем я решаюсь посмотреть по сторонам. В сравнении с домом Бренды обстановка здесь более современная. В гостиной – два кожаных черных кресла, большой книжный шкаф со встроенным телевизором и стереомагнитофоном, стеклянный стол и незажженный камин. Направо – красивая столовая, разделенная на две части барной стойкой. По одну сторону – деревянный стол и четыре стула, по другую – маленькая кухня с навесными шкафчиками того же оттенка, что и стол, то есть очень темного, почти черного. Интерьер сдержанный, ненавязчивый.

– Твоя квартира похожа на тебя. Здесь все такое… утонченное!

На стенах почти ничего нет, зато на полках книжного шкафа я замечаю несколько фотографий, в основном черно-белых. Я прогуливаюсь по гостиной, рассматриваю все, за что цепляется взгляд. Карл молча следует за мной. Скорее всего, здесь меньше пространства, чем кажется, но поскольку мебели и перегородок мало, комнаты выглядят просто огромными. По крайней мере, если сравнивать с моей старой квартирой.

– У тебя нет отдельной спальни? – спрашиваю я.

Карл улыбается и показывает на маленький коридор возле входа в кухню. На этот раз я не заставляю себя упрашивать и иду туда. Комнат оказывается даже две. Та спальня, что направо, – с одним окном. Отсюда тоже видно море, но не так хорошо, как из другой. Эта, вторая спальня, такая же большая, как и гостиная. Три огромных окна на фасадной стене, и вид такой же грандиозный, я никак не могу им налюбоваться.

– Вау! И здесь ты спишь?

– Чаще всего да. Если только я не в Монреале…

Это задумывалось как шутка, но мне не удается улыбнуться в ответ. Трудно представить, что в такой комнате вообще можно спать. Интересно, сюда долетает шум прибоя? Но сколько я ни прислушиваюсь – ничего не слышу. А море ночью видно? И каково это – просыпаться утром и видеть перед собой такое чудо? Глядя на океан, я спрашиваю:

– Штор нет совсем?

– Есть, но я никогда ими не пользуюсь.

Карл подходит к прикроватному столику, нажимает на кнопку, и начинает опускаться встроенная в навесной потолок штора из деревянных реек. Окна уже наполовину закрыты, и в комнате становится темно. Карл поднимает штору, чтобы мы могли любоваться морем.

– Мне нравится просыпаться вместе с солнцем.

– Думаю, это чертовски приятно!

Он смеется, но мне кажется, что выражение изумления, которое не сходит с моего лица, его немного смущает. Не спросив позволения, я сажусь на кровать и делаю вид, будто собираюсь лечь. Взгляд мой все это время не отрывается от водной глади.

– И ты можешь любоваться этим каждое утро!

– Если хочешь, как-нибудь останешься на ночь и узнаешь, каково это!

Я сажусь на кровати и смотрю на Карла вопросительно.

– Ты разрешишь мне остаться тут на ночь? Спать в твоей кровати?

– А почему бы и нет? Это… всего лишь спальня.

– Перестань! Это не спальня, это… вау!

Я не могу подобрать слов, чтобы выразить, что чувствую. Смех у Карла становится какой-то нервный, потом он садится на кровать рядом со мной.

– Ну? На какой день мы зарезервируем для тебя эту комнату?

– Пока не знаю…

– Решим это, когда ты привыкнешь к смене часовых поясов, ладно? И я не думаю, что мама скоро тебя отпустит, – посмеивается Карл. – Шарлотта, я хочу, чтобы все было идеально, пока ты с нами!

Я вздыхаю, опускаю голову ему на плечо.

– Знаешь, все уже идеально.

Карл смеется, и я чувствую, что он доволен. А потом он мягко обнимает меня за плечи и прижимает к груди…

Декабрь только начался, но я, впервые за долгое время, живу с ощущением праздника. Для Бренды это – обычное состояние, и в ее доме часто звучит смех. Вместе мы ходим по магазинам, в музеи, в кино, вечерами печем печенье и торты, которые с удовольствием поедает Карл, когда приходит после работы. А еще мы с Брендой много разговариваем. Я рассказываю, как в детстве мы с мамой любили готовить в эти предпраздничные дни и как отмечали Новый год вдвоем или в компании ее друзей. С Алексом мы устраивали романтический вечер, потому что ни у него, ни у меня родственников в Монреале не было.

Так уж вышло, что в этом году, когда нам обеим полагается грустить, мы с Брендой делаем все, чтобы это Рождество стало незабываемым. Достаем с чердака с десяток коробок и украшаем дом. Теперь везде мерцают гирлянды, даже в моей комнате! Мы едим под мигание праздничных огоньков или при свечах. Подарков мы, конечно, каждый день друг другу не дарим, но в остальном у меня такое чувство, будто у нас что ни вечер, то Рождество.

Однажды вечером, через двенадцать дней после моего приезда, мы с Карлом возвращаемся домой с покупками. Он вынимает из багажника пакет с продуктами и шутливо напоминает, чтобы я не брала ничего тяжелого. Я возражаю исключительно из вредности, но мне приятна его забота, и роль услужливого кавалера ему очень к лицу.

Бренда возле дома разговаривает с соседкой. Завидев нас, та спешит нам навстречу.

– Я – Кларисса Робертс! – говорит она с сильным местным акцентом.

Я улыбаюсь, подаю ей руку, но не успеваю и слова сказать, потому что Бренда начинает рассказывать о том, что я из Монреаля, и что приехала на праздники, и как она рада со мной поближе познакомиться, – словом, все то, что говорят в таких случаях. Не знаю почему, но она нервничает. И произносит слова очень быстро, хотя обычно я за ней такого не замечала.

Внимание миссис Робертс обращается ко мне. «Жаль, что вы приехали, когда море холодное!» – говорит она. Я возражаю не раздумывая: здесь хорошо в любую погоду, и мне все очень нравится. Карл пытается отвертеться от общения, заявляя, что ему нужно занести в дом пакеты, но соседка подходит и к нему, дружески похлопывает его по плечу и многозначительно улыбается. Карл обнимает меня за талию и уводит в дом.

В прихожей я всматриваюсь в лицо Карла, потому что таким я его еще не видела. Он делает вид, что не замечает моего удивления, идет прямиком в кухню и начинает разбирать покупки. Однако стоит Бренде войти в кухню, как Карл замирает и произносит напряженным от волнения голосом:

– Только не говори, что уже всё всем рассказала!

– А что в этом плохого? Это же правда!

– Мама!

– О чем вы? – спрашиваю я, потому что не совсем понимаю, что происходит.

Но никто не обращает на меня внимания. Карл пытается взять себя в руки, но я чувствую, что сейчас ему хочется накричать на мать. Он говорит, говорит, но Бренда не особенно прислушивается к его словам. Она помогает мне разбирать пакет из бакалейного отдела, откладывает в сторону несколько упаковок с продуктами, из которых мы будем готовить ужин.

Они с Карлом говорят на английском, часто перебивают друг друга, и скоро это начинает походить на спор. Суть происходящего от меня по-прежнему ускользает, но Бренда твердит, что все сделала правильно и что теперь никто не будет меня расстраивать и досаждать мне расспросами. Карл меряет шагами кухню, трясет головой, упрекает мать в том, что она не обсудила это со мной. Он то и дело поглядывает на меня и говорит, что я тут ни при чем. Наконец я задаю совершенно идиотский вопрос:

– Что?

Карл мрачно смотрит на мать и приказывает ей все мне рассказать. Бренда жестом просит его угомониться и поворачивается ко мне. Взгляд у нее печальный. Такое впечатление, будто сейчас я услышу что-то по-настоящему страшное. Я отступаю к кухонному столу, чтобы при случае мне было на что опереться. А Бренда спешит меня успокоить:

– Дорогая, не надо волноваться! Карл, как всегда, преувеличивает!

– Я преувеличиваю? Я?

Они обмениваются сердитыми взглядами, потом Карл теряет терпение и огорошивает меня одной-единственной фразой:

– Мама всем рассказала о том, что мы с тобой женаты!

Я не совсем понимаю, что он пытается мне сказать, потом вспоминаю слова соседки и ее понимающую улыбку и все становится ясно. Я перевожу взгляд на Бренду и чувствую, как холодеют мои пальцы.

– Зачем это было нужно?

– Я хотела тебя защитить! В конце концов, это правда! Вы – муж и жена!

– Но у нас же все… не по-настоящему!

Становится понятно, почему Карл сердится: теперь для всего семейства Эванс я – не вдова Алекса, а его, Карла, жена. Вместо того чтобы извиниться, Бренда находит себе оправдание:

– Карлтон, ты сам во всем виноват!

И на повышенных тонах начинает объяснять сыну, что это из-за его разгильдяйства по офису поползли слухи. Он так и не снял обручального кольца, люди стали шептаться у него за спиной, слух дошел до двоюродного брата, а тот уже оповестил всех родственников. Сестра Бренды позвонила, чтобы спросить, уж не обручился ли Карл, и пришлось рассказать ей правду.

– Но это неправда! – злится Карл.

– А как бы они, по-твоему, отреагировали, если бы узнали о Шарлотте и об Алексе? Ведь Шарлотта беременна!

Карл сердито твердит, что это Алекс – отец моего ребенка, и я еще не оправилась после траура, и мне должно быть все равно, кто и что обо мне подумает.

– Я не понимаю…

Моего голоса почти не слышно из-за крика, но через мгновение Бренда поворачивается и заставляет себя улыбнуться:

– Шарлотта, доверься мне! Будет лучше, если для всех ты будешь женой Карла. Ради твоего же блага!

– Вы сказали, что хотели меня защитить. Но от чего?

Бренда отвечает не сразу, и голос у нее одновременно ласковый и смущенный:

– Перед отъездом Александер повел себя очень нехорошо…

– Не захотел работать в семейном бизнесе, я это знаю! – произношу я в надежде закрыть неприятную тему.

– Он так сказал? – удивленно спрашивает у меня Карл.

Мне не нравится ни его тон, ни то, как он на меня смотрит. Как будто сомневается, говорю ли я правду. Получается, Алекс мне солгал? Нет, не может этого быть! Чтобы побыстрее с этим покончить, я заставляю себя вспомнить, что именно Алекс рассказывал, но мне приходится тщательно подбирать слова, чтобы никого не обидеть:

– Он говорил, что работа совершенно ему не нравилась, ему было скучно этим заниматься.

Произнося эту фразу, я стараюсь не смотреть на Карла. Не хочу, чтобы он думал, будто я разделяю мнение Алекса о его работе.

– И больше ничего?

Я предпочла бы, чтобы Бренда не задавала этого вопроса. С тяжелым сердцем, глядя в пол, я отвечаю:

– Он говорил, что отец по-настоящему в него не верил и отдал компанию Карлу – рассудил, что Алекс не способен ею управлять.

– Но это неправда! – вспыхивает Карл.

– Карлтон, дай Шарлотте договорить!

В голосе Бренды ощущается напряжение, но когда она кладет руку мне на плечо, прикосновение получается очень ласковым.