Сюзан Руа - После грозы

Карл тычет пальцем в мой помятый список и напоминает, что среди причин, по которым я не хочу оставлять малыша, я сама указала, что у меня нет семьи. Но у меня в голове не укладывается то, что он говорит. Я, конечно, подозревала, что Бренда готова на все ради этого ребенка, но что она всерьез планирует меня удочерить – меня, которая одна на целом свете… Это очень трогательно. И я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Идея, конечно, глупая, но мне она нравится.

– Видишь? Шарлотта меня понимает! – восклицает Бренда, которая не сводит с меня глаз.

Любопытство берет верх, и я прошу показать, что еще они придумали. Карл пытается меня отговорить, но я настаиваю и тяну листок к себе. Я с трудом разбираю его почерк, задаю массу вопросов по поводу примечаний на полях. Бренда поясняет, что она уже справлялась у адвоката, будет ли у нее, как у бабушки, право навещать внука. Я смотрю на нее с искренним изумлением:

– Но я бы никогда не стала запрещать вам с ним видеться!

– Это всего лишь формальность, – говорит Карл. – Хотелось бы учесть все детали.

Он снова тянет листок к себе, но я держу крепко и указываю на фразу в уголке: «Фамилия – Эванс?», над которой, обведенное в кружок, написано имя «Карл». Я спрашиваю, что это означает, а он вдруг хмурится, дергает листок – и тот в конце концов выскальзывает у меня из пальцев. Карл говорит, что пока еще рано обсуждать этот вариант и что все это не имеет абсолютно никакого значения, пока я не приняла решение. Потом берет чашку с шоколадом и выпивает его одним глотком.

– Она имеет право знать! – не уступает Бренда.

– Только когда решение будет принято!

Я хмурюсь, потому что знаю – любопытство теперь не даст мне покоя. И стучу по столу, давая понять, что желаю получить листок обратно.

– Я хочу знать!

– Шарлотта, пожалуйста! Эта идея – совершеннейшая глупость!

Карл мотает головой, но Бренда жестом просит его отдать листок. Она говорит сыну, что это ни к чему их не обязывает и что будет правильно, если я узна́ю, на что они готовы пойти ради меня. Ее слова только распаляют мое стремление докопаться до сути, и я уже согласна пообещать что угодно, лишь бы Карл сдался, – что не стану принимать это всерьез и насмехаться над ним тоже не буду. Тем более что вряд ли можно придумать что-то более забавное, чем эта история с удочерением!

Бренда принимает мою сторону и даже заявляет, что это может помочь мне определиться с планами. Но Карл упрямо твердит, что сначала нужно поговорить обо мне и о ребенке. Листок слишком далеко, чтобы я могла хоть что-то прочесть, но некоторые слова врезались в мою память, и я предпринимаю попытку их истолковать:

– Вы хотите, чтобы я дала малышу вашу фамилию, да?

Мать и сын обмениваются взглядами, и, хотя Бренда пытается этого не показывать, я вижу, что ей по душе мое любопытство. В который раз я тянусь к листку, но Карл не дает мне его взять. Жаль… Что же там написано?

Через пару секунд он подтверждает мою догадку:

– Да. Маме очень хочется, чтобы малыш носил фамилию Эванс.

– И это все? Что же в этом глупого? История с моим удочерением намного смешнее…

Моя реакция Карла, судя по всему, успокаивает, и Бренда отталкивает его руку, лежащую поверх листка.

– Покажи ей!

Он колеблется, но я зна́ком даю понять, что готова, и вот наконец листок передо мной. Карл указывает на свое имя в кружке́, потом на вопрос «Фамилия – Эванс?», затем ведет пальцем по стрелке, тянущейся через всю страницу, – к нагромождению записей, которые мне не удается расшифровать. Но одно слово бросается мне в глаза: «Супружество». Улыбка исчезает с моего лица, и я с тревогой смотрю на Карла.

– Это всего лишь вариант, – повторяет он, чтобы меня успокоить. – Не настоящий брак, а юридическая уловка, чтобы упростить дело.

– Что? Ты имеешь в виду… мы с тобой? Это шутка? Я хочу сказать… А что бы это изменило?

Я перевожу взгляд на Бренду, потом снова на Карла и жду, чтобы мне объяснили суть этой нелепой пометки, начертанной кем-то в уголке листа.

– Шарлотта, говорю тебе, это просто один из вариантов! И довольно-таки дурацкий. Я думал, тебя это рассмешит.

– В этом нет ничего смешного! – спешит возразить Бренда. – Это… еще один способ сделать тебя членом нашей семьи.

– Мама, мы еще не выяснили, допустимо ли это с точки зрения закона…

Я смотрю то на Бренду, то на Карла, онемев от изумления. Карл отнимает у меня листок; впечатление такое, что мое молчание его раздражает. Вполне возможно, он и вправду ожидал, что меня это позабавит, но поскольку цель такого демарша мне непонятна, то и смеяться пока что не над чем. Листок исчезает в стопке, а Карл встает и предпринимает попытку отвлечь нас разговором на другую тему. Мой голос обрывает его на полуслове:

– Не понимаю… Это была шутка?

Никто из них не осмеливается ответить. Подозреваю, что этим молчанием Карл и Бренда дают мне понять, что вариант с заключением брака они на самом деле рассматривают всерьез. После паузы Бренда рассказывает мне, как возникла эта идея. Предложил ее их адвокат в ответ на вопрос, как сделать так, чтобы родные Алекса смогли беспрепятственно общаться с его ребенком. Ведь если мы с Карлом поженимся, я стану полноправным членом семейства Эвансов. Сначала я, а потом и мой малыш. В свою очередь, Карл и его мать смогут видеться с ребенком на законных основаниях, не прибегая к посредничеству судебных органов. Бренда говорит о ребенке так, словно он уже родился, и обещает, что будет поддерживать нас и регулярно навещать и мы никогда ни в чем не будем нуждаться. Просто поразительно, насколько эта растущая во мне частичка надежды занимает ее мысли с тех пор, как стало известно о моей беременности!

– Шарлотта, это всего лишь юридическая формальность. Ты войдешь в нашу семью и больше никогда не будешь одинокой!

Взгляд Бренды проникает мне в самую душу, словно она пытается убедить меня не столько словами, сколько глазами. Я чувствую растерянность. Если уж говорить о крайностях, я бы предпочла, чтобы Бренда меня удочерила, нежели заставлять Карла жениться на мне, бывшей девушке его брата, но она все твердит, что это – самый простой и эффективный способ устранить препятствия, фигурирующие в моем списке.

– Ты постоянно говоришь, что у тебя нет ни средств, ни близких тебе людей. А если ты выйдешь за Карла, то получишь и деньги, и семью!

Поверить не могу… Такое впечатление, что Бренда ждет, когда я брошусь ей на шею и назову ее мамой, совсем как в третьесортном американском фильме… У меня нет слов. Да и что я могу ответить? И я обращаюсь за поддержкой к Карлу – спрашиваю, что он об этом думает и заручилась ли мать его согласием, прежде чем наводить справки у юриста.

– Нет! Нет, конечно! – отвечает он с недовольным видом, словно я его в чем-то обвиняю.

Пытаясь разрядить обстановку, Бренда снова и снова повторяет, что ничего ужасного в этом нет. И потом, это ведь будет фиктивный брак… Карл моментально краснеет, мотает головой. Он приказывает матери замолчать, обвиняет ее в том, что она на меня давит, хотя я еще не приняла окончательного решения. Напряжение между ними с каждой секундой растет: Бренда вскакивает и заявляет, что Карл не хочет помочь ей меня убедить, что речь идет о жизни не рожденного еще малыша, а потом разражается рыданиями. Сквозь слезы она шепчет, что ему пора простить Алекса, что у Карла нет никакого права его ненавидеть и что ребенок не имеет к той истории никакого отношения. Слезы катятся по щекам Бренды, ее слова продиктованы печалью, которая все никак не отпускает. В конце концов Карл подходит к матери, шепчет, что не хотел ее расстроить и что это не имеет отношения к его конфликту с Алексом. Просто он хочет, чтобы я сама приняла решение и потом о нем не жалела – это очень важно.

Я испытываю неловкость оттого, что оказалась здесь в такой момент и стала свидетельницей размолвки между матерью и сыном. Я отворачиваюсь и молюсь про себя, чтобы Карлу удалось успокоить Бренду. Я знаю, что ссорятся они из-за меня и хватило бы двух-трех моих слов, чтобы это прекратить. И вот, не раздумывая, я говорю:

– Я согласна, Бренда. Я оставлю ребенка.

Она вздрагивает, и в кухне повисает напряженное молчание. Мать и сын поворачиваются ко мне, и у меня возникает чувство, будто ни он, ни она не поняли, что я только что сказала. Мне самой кажется, что произнести это вслух я могла разве что во сне, но три взмаха ресниц – и Бренда неуверенно переспрашивает:

– Ты хочешь сказать?..

– Да.

Может, умнее было бы просто встать и уйти, но я больше не хочу чувствовать себя виноватой в чьих-то страданиях. Мне хватает собственных. Бренда подбегает ко мне, порывисто обнимает и плачет, но теперь уже от радости. Страх по-прежнему давит мне на плечи, и все-таки я решаюсь впустить в себя надежду, которой Бренда так жаждет поделиться. Но достаточно ли этого? Смогу ли я когда-нибудь почувствовать себя такой же счастливой, как она сейчас?

«Алекс, умоляю, дай знать, что я поступаю правильно! Ты мне так нужен…»

Я дожидаюсь Жана возле кофеварки, извергающей из себя напиток, который я так люблю. Я наблюдаю за тем, как кофе струйкой стекает в чашку, и размышляю, с чего начать разговор. Вчера вечером я просто позвонила Жану и сказала, что нам нужно кое-что обсудить. По словам Карла, скоро я стану совладелицей «Motorama», другими словами, мы с Жаном будем партнерами. О деятельности фирмы я ничего не знаю и даже представить не могу, что от меня может понадобиться, но зато у меня на руках список документов, которые я должна попросить у Жана, чтобы можно было оценить стоимость моей доли.

Кто-то тихонько стучит во входную дверь, и я иду открывать, попутно проверяя, запахнуты ли по́лы моего пеньюара.

– Я тебя разбудил? – спрашивает Жан с порога.

– Нет. Просто мне не захотелось переодеваться.

Я поворачиваюсь к нему спиной, чтобы разлить кофе по чашкам. Правда, одну чашку я наливаю до половины.

– Ты еще не перестала пить кофе? – спрашивает Жан.

– Нет.

– А как… как же ребенок?

– Если я не буду пить кофе, то сойду с ума, – резко заявляю я.

В ответ – молчание. И потом, это ведь не его дело, что я пью. Я только-только похоронила Алекса и не могу залить горе бутылкой виски, даже если бы мне этого хотелось. Но отказаться еще и от утреннего кофе – нет, это выше моих сил!

Жан кладет на стол коричневый пакет и вынимает булочки, при виде которых я вспоминаю о том, что голодна. Я спешу устроиться на привычном месте и хватаю булку, но не успеваю поднести ее ко рту, как он произносит:

– Шарлотта, нам все равно придется поговорить… ну, о ребенке.

– Потом!

Жан изумленно наблюдает за тем, как я уплетаю сдобу. Наконец я вытираю губы и улыбаюсь ему:

– Очень вкусно, спасибо!

Похоже, Жан не очень доволен моим настроем, поэтому я меняю стратегию и перехожу прямо к делу:

– Послушай, последние пару дней я много времени провела с Эвансами… В общем, я решила переехать в квартиру, в которой жил Алекс. Вчера мы с Брендой уже начали собирать вещи. Я отложила для тебя кое-что из одежды и… мотоциклетные принадлежности.

Его удивленный взгляд, кажется, пронзает меня насквозь.

– Ты переезжаешь в квартиру Алекса? И когда, интересно, ты приняла это решение?

– Вчера. Его квартира больше, чем у меня, и место более удобное. Будет легче добираться до работы.

Я не упоминаю о том, что у Бренды чуть не случился инфаркт, когда она увидела мое крошечное двухкомнатное жилище, и она твердо решила, что не уедет домой, не убедившись, что я переехала в квартиру Алекса и окружена всеми возможными удобствами. Когда же я заикнулась, что могу пожить у себя до родов, чуть не дошло до Третьей мировой. Мы с Брендой спорили больше часа. Думаю, она решила, что я беспокоюсь из-за денег. Ведь сколько бы она ни твердила, что мне больше не нужно о них думать, это сильнее меня – я-то знаю, что квартира Алекса мне совершенно не по средствам! Жан тоже не упускает случая об этом напомнить:

– Ты уверена, что твоей зарплаты официантки хватит на то, чтобы выплачивать ипотеку, которую взял Алекс?

– Я прекрасно понимаю, что не хватит! Это Бренда настаивает на переезде. Она говорит, что теперь у меня достаточно денег, чтобы платить за квартиру Алекса. Завтра мы едем к нотариусу подписывать бумаги. Все, что было у Алекса, они отдают мне. Говорят, что это будет справедливо, потому что мы с ним собирались пожениться…

Конец фразы повисает в пространстве. А правильно ли это, в конце концов? Я не могу ответить на этот вопрос, но стоит Жану открыть рот от удивления, как я спешу спросить:

– Что-то не так? Ты против?

– Конечно я за! Просто удивился. Значит, и магазин мотоциклов тоже…

– Ну да. Мы с тобой будем партнерами. И, раз уж об этом зашла речь, у меня к тебе просьба…