Лиз Карлайл - После полуночи

Но до Мартиники только что дошел весь ужас того, что она причинила ему, и слезы выступили у нее на глазах.

— Ротуэлл убьет тебя, Сент-Врейн, — ответила она по-французски, ее голос дрогнул на его имени. — Он убьет тебя, а я не смогу вынести этого.

Он поцеловал ее в щеку, и не один, а два раза.

— Он не сможет убить меня, дорогая, — проговорит Сент-Врейн. — По крайней мере, до тех пор, пока мы не обвенчаемся.

— Убирайтесь из комнаты моей племянницы, Сент-Врейн! — Голос тети Ксантии звучал непреклонно. — Убирайтесь, или, клянусь Богом, я вышвырну вас сама, а после этого вашу одежду — если вам повезет.

Судя по ее голосу, она вполне могла попытаться это сделать. С еще одним последним быстрым поцелуем Сент-Врейн выскользнул из кровати и торопливо оделся. Если бы Мартиника не боялась так сильно за его жизнь, то вполне могла бы поаплодировать этому зрелищу. Может быть, его лицо и выглядело утомленным, но его подтянутое, грациозное тело было великолепно, особенно узкая талия и упругий изгиб ягодиц с их скульптурными ямочками там, где встречались мускулы и сухожилия. Ей отчаянно хотелось протянуть руку и провести кончиками пальцев вдоль его…

Господи Боже, о чем она думает? Ее жизнь разбита в пух и прах.

Когда он более или менее оделся, а его потрясающий зад исчез под нижним бельем и бриджами, Сент-Врейн забросил свой шейный платок на одно плечо и направился к двери.

— Я нанесу визит вашему брату в два часа, мисс Невилл, — заявил он, положив ладонь на ручку двери. — Это вас устроит?

— Ротуэлл примет вас, — ответила Ксантия, ее голос звучал строго и холодно. — И я настойчиво рекомендую, милорд, привести свои дела в порядок перед тем, как явиться сюда.

— В самом деле, мисс Невилл? — прошептал Сент-Врейн. — Тогда мне принести с собой пару пистолетов или просто избавить себя от беспокойства?

Тетя Ксантия обернулась, на ее лице застыла маска ярости.

— Не утруждайте себя! — рявкнула она. — Моего брата едва ли можно назвать джентльменом. Вероятно, он разделается с вами голыми руками. А теперь — доброй вам ночи, Сент-Врейн. Надеюсь, что вам, по крайней мере, хоть немного стыдно за то, что вы натворили.

Он помедлил у распахнутой двери.

— Больше, чем вы себе когда-либо представите, мисс Невилл, — тихо ответил мужчина. — Больше, чем вы себе когда-либо представите.

Опрятную комнату для завтраков леди Шарп переполняла ужасная тишина. Трое обитателей давно отказались притворяться, будто едят или хотя бы пьют кофе. В самом деле, лорд Ротуэлл уже разбил на части одну из хрупких чайных чашек леди Шарп из севрского фарфора, раздавив ее, словно яичную скорлупу, в своем массивном кулаке.

Теперь он бродил по комнате словно лев в клетке, попеременно то запуская руку в волосы, то ударяя кулаком по любой мебели, мимо которой ему случалось проходить.

— Перестань, Киран, — приказала его сестра. — Остановись и дай мне взглянуть на твою ладонь. Ты порезал ее?

— К дьяволу мою ладонь, — прорычал он. — К дьяволу все остальное.

— О, Киран! — Леди Шарп в прямом смысле этого слова заломила руки. — О, я никогда не представляла себе! Мне так жаль! И подумать только — именно под моей крышей!

— Это не твоя вина, Памела, — Ксантия поймала руку леди Шарп. — Это вина Мартиники, по крайней мере, частично, потому что она так говорит. Я не могу представить… Боже мой, я на самом деле не могу подумать о том, что же заставило ее совершить нечто подобное!

Ротуэлл перестал бродить и пронзил обеих леди суровым, неласковым взглядом золотистых глаз.

— Ее мать заставила ее сделать это, — проскрежетал он. — Господи Боже, сколько раз мы должны обсуждать это? Неужели ты не можешь увидеть это? Девчонка — просто копия Аннамари.

— Аннамари едва ли была роковой женщиной, какой ты желаешь представить ее, — сердито ответила Ксантия. — Но не важно. Что же теперь с этим делать, Киран? Неужели ты выдашь девушку замуж за негодяя? И он не понесет совсем никакого наказания?

— О, я разберусь с Сент-Врейном, — рявкнул Ротуэлл. — Черт бы все это побрал, хотел бы я, чтобы Люк был жив. Тогда ему пришлось бы разбираться с этими проклятыми неприятностями, в которые он вовлек нас.

— Нам всем хочется, чтобы Люк был жив, — резко ответила его сестра. — Но он мертв, следовательно…

Громко хлопнувшая дверь прервала ее слова.

— Нет, он мертв, — воскликнула Мартиника, в ее голосе явно звучала горечь. — И никто не сожалеет об этом больше, чем я. Но едва ли стоит винить мертвого человека за мои ошибки. И если мой отчим так обременил вас мной, Ротуэлл, то сделайте одолжение и без промедления избавьтесь от этой ноши. В самом деле, мне бы очень этого хотелось.

Ксантия полетела к ней через всю комнаты.

— Мартиника, ради Бога, помолчи!

Но по лицу Мартиники теперь струились слезы.

— Вы ненавидите меня, не так ли, Ротуэлл? — прошептала она. — И вы ненавидели мою мать тоже. Вы стыдились ее. Стыдились ее кожи, стыдились того, кем она была — и вам стыдно, что я sangmêlé[10].

— Замолчи, чтоб тебя! — голос Ротуэлла звучал зловеще. — Ты ничего не знаешь о моих чувствах. Ничего, черт возьми, ты слышишь меня?

— Что ж, избавьтесь от меня! Но сделайте это, не навязывая меня какому-то бедняге, который не сделал ничего дурного, кроме того, что согрел мою постель — и по моему настойчивому требованию при этом.

— С меня этого довольно. — Ротуэлл зашагал к ней через комнату. — Ты будешь держать себя в рамках приличия, мисс.

Ксантия стратегически проскользнула между ними.

— Она не вышла за рамки приличий, — отрывисто произнесла она. — Мартиника, что это за вздор насчет твоего настойчивого требования?

— Я еще раз говорю тебе, Ксантия! — воскликнула девушка. — Сент-Врейн не виноват в этом.

— Мне показалось, что он принимал добровольное участие, — мрачно ответила Ксантия.

— Но он зашел ко мне в комнату по ошибке, — умоляюще проговорила Мартиника. — Видите ли, он… он думал, что это… хм, чья-то другая комната. Я не могу сказать больше этого.

Еще раз ужасная тишина опустилась на комнату.

— О, Боже мой! — воскликнула леди Шарп, упав на стул. — Кристина! О, как она глупа!

Лицо Ротуэлла стало совершенно белым. Ксантия подняла дрожащую руку и приложила ладонь ко лбу.

— Он слишком поздно осознал, кто я, — продолжала Мартиника, ее голос стал спокойнее. — Я… я не стану рассказывать вам остальное! Это никого не касается, кроме меня. Мне девятнадцать лет, Ротуэлл. Я не желаю дебютировать в свете. Мне не нужны ни ваше покровительство, ни ваши советы и защита. И я определенно не хочу обзавестись мужем. В самом деле, я не стану им обзаводиться. Если вы хотите избавиться от меня, выделите мне приемлемое содержание и отпустите.

— Отпустить? — проревел он. — Отпустить куда, во имя Господа?

— В… хм, в Париж! — заявила девушка, уцепившись за эту идею. — В конце концов, я по большей части француженка. Я найду себе маленький дом и буду жить тихой жизнью, и предоставлю вам жить своей, где вам не придется терпеть мое присутствие. Это должно прекрасно устроить нас обоих.

Лорд Ротуэлл поднял руку и указал прямо на Ксантию.

— Выведи… ее… отсюда, — произнес он. — Немедленно.

Идея поездки в Париж потускнела. Мартиника бросила взгляд на трясущееся лицо дяди, и, внезапно, сильно испугалась. Его рука напряглась, словно он на самом деле мог ударить ее наотмашь. Когда тетя Ксантия обняла ее одной рукой и повела из комнаты, Мартиника не стала колебаться.

— О Боже мой! — услышала она снова голос леди Шарп. — О, эта беспечная, беспечная Кристина! В этот раз я и самом деле могу задушить ее!

К двум часам этого дня граф Сент-Врейн придерживался гораздо менее снисходительного мнения в отношении миссис Эмброуз и ее беспечности, которая, как он заключил, не существовала в природе. Его свидание с мисс Невилл было запланировано, в этом он был уверен все сильнее. Во время этого унизительного момента он едва ли был в состоянии думать о Кристине. Однако теперь он начинал догадываться о способе ее мести. Но он совершенно не мог придумать, какого дьявола ему теперь делать с этим.

Ему определенно нет необходимости жениться на мисс Невилл, признал Сент-Врейн, спешиваясь в конюшнях Хайвуда. Лорд Ротуэлл, несмотря на весь его рев, не может заставить его сделать это. Кроме того, Сент-Врейн переживал и худшие скандалы. В этом отношении Кристина плохо выбрала свою жертву.

Или нет? У него еще оставался какой-то тонкий слой чести, предположил Сент-Врейн; некоторая малая часть его сердца, которая все еще сжималась при виде попавшей в беду леди. Он не мог легкомысленно смотреть на падение юной девушки, которая не сделала ничего, кроме того, что оказалась удобной пешкой для злобы Кристины. И все это из-за девицы в таверне! Девицы, к которой, ей-Богу, он никогда даже не прикасался, несмотря на ее многочисленные откровенные приглашения. Возможно, раненая гордость заставила ее распустить эти слухи? Сент-Врейн не знал, и почти не заботился об этом. Он не собирался защищать себя перед Кристиной.

После смерти Джорджины много лет назад, Сент-Врейн утопал в жизни, полной гедонистических удовольствий — чувственных удовольствий, по большей части. Молодым человеком он многому научился в будуарах Парижа, с женщинами, намного более опытными и хищными, чем когда-либо надеялась стать Кристина. Они ошеломляли его, даже когда мучили его и дарили ему удовольствие, оттачивая его умения до остроты лезвия бритвы. Он никому не клялся в верности; и, на самом деле, никто не ожидал этого от него.

Когда он приблизился к западному портику Хайвуда, Сент-Врейн поднял голову и увидел лорда Шарпа, который стоял у одного из окон и наблюдал за его приближением. Джентльмен шевельнулся, словно собираясь приветственно поднять руку, но так вяло, словно эта рука была сделана из свинца. Вот этой встречи несомненно стоило страшиться. Ей-Богу, ему следовало отплатить Шарпу лучшим поведением, чем это.

Но, странным образом, Сент-Врейн не боялся столкновения с дядей мисс Невилл. Тревога даже не шевельнулась в нем, даже когда лакей взял его пальто и шляпу, или когда они шагали по длинному, центральному коридору Хайвуда. Барон Ротуэлл, как проинформировал его слуга, ожидал лорда Сент-Врейна в библиотеке.

Он стоял позади широкого стола орехового дерева спиной к Сент-Врейну, его руки крепко стиснуты за спиной, словно барон пытался удержать себя от насилия. Ротуэлл казался массивным гигантом, закрывая широкими, неподвижными плечами большую часть зимнего солнечного света. Он не обернулся от окна до тех пор, пока лакей снова не закрыл дверь.

Ротуэлл не стал церемониться с выражениями.

— Я полагаю, сэр, что моя племянница больше не девственница, — заявил он. — И что благодарить за это я должен вас.

— Она уже не девственница, — тихо ответил Сент-Врейн. — Я сожалею об этом, Ротуэлл, но не стану лгать.

Барон вскипел.

— Мне следует отстегать вас хлыстом, пока вас не вырвет, похотливый эгоцентричный ублюдок, — рявкнул он.

Сент-Врейн сделал шаг вперед.

— Вы вполне можете попытаться, — спокойно возразил он. — Но это не удалось мужчинам лучше вас. И я не могу понять, каким образом это поможет вашей племяннице.

— Ей это ни черта не поможет, — признал Ротуэлл. — Но я почувствую себя намного лучше из-за удовлетворения пролить вашу кровь.

Сент-Врейн улыбнулся.

— Я начинаю думать, что мне бы понравилась наблюдать за тем, как вы пытаетесь это сделать, — тихо проговорил он. — Но в настоящее время я больше озабочен благополучием мисс Невилл, как, я предполагаю, следует поступать и вам.

Кулак Ротуэлла с грохотом опустился на стол.

— Черт возьми, не смейте говорить мне, как обращаться с моей семьей!

— Вы ведете себя так, словно она — не из вашей семьи, — спокойно заметил Сент-Врейн. — В самом деле, судя по вашим поступкам, она — испорченный товар, бремя которого вы теперь должны нести. Правда — совершенно иная. И правда в том, что я сделал ошибку, войдя в комнату этой бедной девочки. Но только и всего. Только ошибка.

— И все же вы остались, когда правда вышла наружу.

Сент-Врейн медлил.

— Почему? — потребовал ответа лорд Ротуэлл.

Потому что она умоляла меня? Потому что она от природы самое чувственное создание, которое я когда-либо встречал? Потому что я так сильно желал ее, что у меня сжималось сердце?