Отгоняя от себя непрошенные воспоминания, Калинина еще раз внимательно ее осмотрела и спросила:

— Хорошо, пусть будет Аня. Гимнастику не забросила?

— Ну березку делаю, — буркнула Аня. — Пять ставят.

— Березка — это хорошо, — на лице тренерши промелькнула усмешка. — Давно ты тут торчишь?

— Всегда.

— А когда все это здесь закончится? Придется ведь уйти. Думала, что дальше?

— Вам-то что?

— Помочь хочу.

С этих простых слов, с этого самого «помочь хочу» и началась история Северины.

Юлиан Фишер, лет семь назад переехавший в Мюнхен, якобы на историческую родину, наведывался в Питер довольно часто по двум причинам. Здесь осталась его давняя любовница, Ольга Николаевна. И по совместительству — пособница. Под видом благотворительной программы для детей-сирот, меценатом которой выступал господин Фишер, Калинина ездила по детдомам и отбирала перспективных девочек. И мало кто догадывался, что красивыми словами прикрывались обыкновенные эскорт-услуги. Это тоже не вполне выражало смысл означенной деятельности, но наиболее подходило. От тех, кто все же догадывался, откупались.

Анна провела в компании Ольги Николаевны и Юлиана пять лет. Зерна обучения профессии были брошены на благодатную почву. Анна была не простой сиротой. Настя Горина училась в престижном лицее Питера. Всегда была любознательной девочкой, говорила на двух языках. И потому ей оставалось постигать тонкости науки любви, что оказалось несложным, когда она поняла, какие возможности дают знакомства и деньги. А знакомства и деньги — теперь были единственным, что она считала важным в жизни. Потому что только так однажды она смогла бы подобраться к убийце своих родителей. Оставалось только набраться терпения и веры, что однажды этот день придет. И быть хорошей ученицей, самой лучшей ученицей, чтобы попасть в тот круг, куда нет доступа простым смертным — попасть в любом качестве. Смешно. В семнадцать лет напридумывала в своей голове целый роман. А оказалось, что все — просто болото, из которого невозможно выбраться, если уже угодил. Засасывало.

И все же знакомства помогли ей подняться по «карьерной лестнице». Ей шел двадцать первый год, когда в эскорте у нее появился постоянный клиент. Все знали его под именем Кайзер. Но Анна ласково называла его «мой Мандей». Он всегда забирал ее к себе по понедельникам на всю ночь и увозил на свою дачу. Кайзер был фетишист, любил разные игрушки и ролевые игры. Анна порой под утро падала, где придется, чтобы вздремнуть с полчаса. А Мандей продолжал бодрствовать, забавляясь с ее обессиленным телом. И никогда не отпускал без заключительного акта прямо в коридоре.

Однажды Мандей порекомендовал ее хозяйке «Носорога», членом которого был и сам.

Настоящего имени мадам Ламберт не знал никто из девочек. Но платила она исправно, сильно не обижала и даже принимала некоторое участие в их жизнях. Веревкиной она без обиняков предложила денег на аборт. А Анну поддержала, когда та сообщила, что собирается поступить в университет.

По дороге в клуб, уставившись невидящим взглядом в окно, Анна пыталась разобраться в себе. Желание мести возродилось в ней с удвоенной силой. Но все ее желания пока оставались лишь фантазиями. Для претворения их в жизнь нужно было составить четкий план, но он никак не приобретал обозначенных линий. И Анна загадала. Если Закс придет к ней снова, именно к ней, ее месть свершится.

Переодевалась она дольше обычного. Безуспешно пыталась загримировать укус, но он все равно проступал сквозь толстый слой тонального крема. И был заметен во всех корсетах. Анна почти отчаялась, когда вспомнила про костюм ковбоя. В белой блузе из плотной ткани кроваво-синее пятно было незаметным. Но и без этого все внимание всегда привлекали джинсы с большими вырезами вместо карманов на ягодицах. На бледной коже были нарисованы мишени. Завершали образ большая ковбойская шляпа и револьверы с присосками за голенищами сапог.

Задержавшись на лестнице, Северина глянула в зал сверху вниз и удовлетворенно прищелкнула язычком. За барной стойкой со скучающим видом и стаканом виски в руке сидел Закс. Он явился гораздо раньше, чем накануне. И все это напоминало бы простую игру вроде бадминтона, если бы для Анны не было игрой не на жизнь, а на смерть.

Он заметил ее почти сразу, едва она спустилась. И, развернувшись к ней на полкорпуса, кривовато усмехнулся. По улыбке его оказалось легко читать. Очередное приглашение. От него — ей.

Северина медленно приблизилась к нему и протянула один из револьверов.

— Метко стреляешь? — усмехнулась она и скинула шляпу на спину.

Закс приподнял бровь и посмотрел на пистолет. Медленно взял его в свои руки и направил на девушку.

— Когда-то упражнялся, — коротко ответил он. А потом приставил дуло к виску. — С тех пор в эти игрушки не играю.

Она безучастно смотрела за его движениями.

— А по-моему, это возбуждает. Мужчина с оружием в руках, — мечтательно протягивая звуки, проворковала Северина. — И еще зависит от цели.

Она резко развернулась на каблуках и встала перед ним, широко расставив ноги, оттопырив попку и упершись ладонями чуть выше ягодиц. Обернулась через плечо и спросила:

— Нравится?

— Не нравится, — коротко ответил он. Пистолет стукнулся о барную стойку, и Закс вернулся к виски. — Но задница красивая.

— Как знаешь, — легко ответила девушка, взяла револьвер и сунула его обратно в сапог. — Пойду поищу, кто захочет пострелять. Всегда находятся.

— Стоять!

Северина от удивления приоткрыла рот и потянулась за оружием.

— Передумал?

— Нет, ищу способ, как заставить передумать тебя. В тир ходила когда-нибудь?

— Только принимала участие в охоте.

— Успешно?

— Для охотников — да.

— На кого охотились хоть?

— Среди прочих и на меня, — негромко ответила Северина, не отводя взгляда от серых глаз Закса.

Он недоуменно вскинул брови, внимательно осматривая ее. Потом медленно произнес:

— Ни хрена себе… Интересная у тебя жизнь.

— Интересная, — согласилась девушка. — И все-таки мне нужен стрелок.

— Ладно, допустим, я стрелок. Дальше что?

Северина издала звук, похожий на боевой клич индейцев, и рассмеялась.

— Дальше будем искать второго стрелка и судью. Два револьвера, две мишени. Победителю достанется приз.

Его брови второй раз удивленно взметнулись, оказавшись высоко на лбу.

— Весело. Приз — ты?

— Возможно, — таинственно прошептала она.

— Я не хочу кота в мешке. Я хочу тебя.

— Кто платит, тот и заказывает. Что угодно.

— Но стрелять при этом обязательно? — с легкой улыбкой уточнил он.

— Обязательно. Ствол же у тебя, — хрипловато хохотнула Северина и закусила палец.

Он рассмеялся и протянул руку:

— Если ты об игрушке, то пока нет. Давай сюда.

— Об игрушке. О твоей, — она кокетливо вскинула бровь. — Я бы поиграла.

— Тогда на кой черт нам сдались второй стрелок и судья?

— Ok, подловил.

— Я тоже в некотором роде охотник.

— Заметно.

— Тогда пошли добычу делить. Каждый свою.

Сунув большие пальцы в карманы джинсов, Северина двинулась в сторону лестницы, виляя бедрами и напевая разудалую ковбойскую песенку. Закс, глядя ей вслед, опрокинул в себя остаток виски и поднялся следом. «Носорог» он покинул за час до рассвета.


Глава 5. Чугунка


Он проснулся в четвертом часу утра и больше уже не мог спать. Сон был прежний, который он знал наизусть, переживая его снова и снова. Он повторялся из раза в раз, заставляя его подхватываться с постели с криком. Не понимающим, где он, и что происходит, бросаться куда-то вперед, вытягивая перед собой руку, в которой все еще сжимал пистолет. Десять лет он держал этот чертов пистолет в своей ладони и не мог опустить его. Пальцы его ощущали холодную гладкую поверхность курка. И отвратительная его тяжесть ложилась тяжестью на душу. Это потом уже Закс понимал, что руки его цепляются за воздух. Ничего и никого нет.

К утру Закс обыкновенно приходил в себя. Контрастный душ, бритье, ведро кофе без сахара. Свежая рубашка, дорогой парфюм. Ни одна тварь из тех, что окружали его эти долбанные годы, не знала, что скрывается за строгим костюмом и почти мальчишеской улыбкой успешного бизнесмена. К своему, надо сказать, счастью.

Ему тридцать шесть. Он стоит во главе крупной компании, созданной когда-то его отцом. И имеет больше, чем простой смертный может себе представить.

Но это не мешает ему просыпаться в четвертом часу утра, подрываться с подушки и стрелять в черноту вязкой ночи, дышавшей ему в лицо. Это после уже Виктор взял с тумбочки телефон, чтобы взглянуть на время. До этого он несколько секунд дышал часто, всматриваясь в темноту. И пытаясь унять биение сердца.

Лекарство оказалось кратковременным. И действие его вполне естественно прекращалось без приема на сон грядущий. А ведь курс проходил уже почти месяц. Почти месяц, за время которого он, как юноша с острым спермотоксикозом, таскался в «Носорог» к Северине. Она отгоняла его кошмары, едва ли догадываясь об этом. Это было непривычно и странно — знать, что после нее ничего уже сниться не будет. Может быть, потому он торчал в ее комнате ночами напролет, не в силах насытиться ею? Саморазрушение? К черту все, ему нравилось трахать эту бабу больше, чем других вокруг. И ни одна не приводила его к чувству странного, обманчиво светлого умиротворения, после которого не страшны кошмары.

Он очень хорошо помнил, когда впервые понял, что значат для него их дикие, звериные встречи. Это был четвертый его визит в клуб. Она изображала что-то невообразимое в своей пошлости. А он мог думать только о том, как ему нравится целовать ее полные мягкие губы. Наверное, тогда, в тот вечер, поцелуй впервые стал ритуалом. Он целовал ее жадно, ненасытно, будто пытался съесть целиком. И одновременно с болезненной нежностью, словно хотел, чтобы она чувствовала так же, как чувствовал он. У них ничего не было — на двоих. Только эти вот поцелуи, дурманящие мысли. Все прочее — продолжение прежней, как до этого, беспощадной игры в проститутку и клиента, что тоже было до пошлости честно и справедливо.

Накануне вечером Закс заработался допоздна. И вместо «Носорога» поехал домой. Вот результат. Сидит на постели, смотрит в ночь и задыхается. После он снова откинулся на подушку. И пытался вспомнить, какой день недели. Не помнил. Знал, что не выходной. И знал, что Лиза с вечера не отзвонилась. Откуда эта мысль взялась в его голове, Закс не имел представления. Он никогда не думал о ней, пока она сама о себе не напоминала.

Встал ближе к шести. И по заведенному кругу — душ, кофе, сигарета на балконе с видом на равнодушный ноябрь в сумерках. Потом завтрак. Слуги в доме знали, что встает он затемно. И все всегда было готово заранее.

В восемь Виктор был уже в офисе. День начался по плану. Не по плану была только дикая головная боль. И навязчивая мысль о том, что прошлую ночь вполне можно вычеркнуть из жизни и памяти — в ней не было Северины с ее дурацким именем и глазами, красивее которых он не знал. Ей шел оргазм. Лицо, искаженное наслаждением, преследовало его каждую минуту. Даже при изучении макроэкономических показателей.

Ему пришлось отвлечься и от одного, и от другого, когда дверь с шумом распахнулась, и в кабинет ворвался Андрей Горин. Лицо его было перекошено от гнева, и сейчас сильнее, чем обычно, он напоминал своего отца. Губы его так же влажно кривились, и он нервно поправлял то очки, то галстук.

— Ты мудак! — крикнул с порога Андрей.

Дверь он оставил открытой, а свое тело бросил на мягкий удобный диван.

— Ты последний, мать твою, мудак! — он пожевал губами, снял очки, близоруко прищурился, снова нацепил очки на нос и брезгливо добавил: — Поц!

Закс приподнял бровь и не без саркастичной интонации уточнил:

— Ты сейчас обо мне так смачно?

— А ты видишь варианты? — Андрей обвел взглядом кабинет и ухмыльнулся.

— Ясно. Что случилось?

— Ты совсем охренел? — взвизгнул Горин. — Ты еще спрашиваешь? У меня под носом пи**ишь бабки с чугунки и сидишь с невинным видом папы римского.

Несколько секунд Виктор молча смотрел на партнера и прикидывал, насколько тот завелся. Судя по всем показателям, легко читаемым на его лице, это был еще не предел, но остановить надвигающуюся бурю будет сложно. Он медленно встал с кресла, захлопнул дверь и подошел к бару. Вынул бутылку коньяка и коротко бросил:

— Есть еще виски и ром. Будешь?

Андрей скорчил презрительную гримасу.

— Думаешь, накачаешь меня и уболтаешь? Ясный пень, я не могу лакать коньяк литрами, как ты и твой дружок Ольховский.