Вероника Карпенко - Посторонние

«Любопытно, сестрица до сих пор целка?», —  думал я, разглядывая ее за ужином. Она не менялась, и даже не пыталась быть похожей на девушку. Никаких платьев, только заношенные джинсы. Рубашки навыпуск, и этот вечный колтун на голове. Да кто на неё позарится? Через пару десятков лет про неё снимут фильм «Сорокалетняя девственница».

Нет ничего приятнее, чем слышать, как кого-нибудь ругают в твоём присутствии. Так, однажды за столом отчим учинил братцу разбор полётов! Якобы тот совсем запустил учёбу, шатается неизвестно где и с кем...

— Па, не при посторонних! — бросил он.

Мама поджала губы, а дядя Вадик от возмущения побагровел.

— Это кто здесь посторонний? — он указал на мать.

— Я имею ввиду её, — Артём кивнул в мою сторону. 

Отчим смягчился - такая альтернатива его вполне устраивала. Но, взглянув на маму, все-таки уточнил:

— Нина не посторонняя, она – твоя сестра.

— У меня нет братьев и сестёр. Я один у родителей, — спокойно заметил Артём.

С этим было трудно спорить, и дабы пресечь дальнейшее обсуждение моей персоны, я встала из-за стола.

— Нина, не обижайся на него! — взмолился дядя Вадик.

— Ну что вы, я не обижаюсь, — ответила я, не глядя в сторону братца, — Просто, понимаете, единственный ребёнок в семье, как правило, вырастает эгоистичным и самовлюблённым. Таким детям нелегко приходится во взрослой в жизни.

Мама с удивлением уставилась на меня.

— Я много читаю, — деловито кивнула я, и, поблагодарив за ужин, поспешила удалиться.

— А давай я трахну её? — по-дружески предложил Димон.

Мы сидели на веранде, потягивая пиво. Очередная зима промелькнула, как один день. Оставалось ровно полтора года до моего УДО. И я уже предвкушал летние каникулы.

На этот раз я решил не ехать с родителями. Хватит, не маленький! Пускай греют свои престарелые косточки на заграничных пляжах, а мне и здесь не плохо. Тут есть всё, что нужно для кайфа: девчонки, речка, шашлыки. Вот бы ещё они сестрицу прихватили с собой…

— Офигел? — наехал я на друга. Тот и впрямь с интересом наблюдал за Нинкой, которая увлеченно сыпала семечки в деревянную кормушку.

За последнее время она чуть выправилась, и стала больше походить на существо женского пола. Появились даже первичные половые признаки. Но столь мелкие, что без лупы их было не различить.

— А что? Она сразу добрее станет! — со знанием дела заключил Димон, — Вон, как наша классуха. Как мужик у неё завёлся, так она сразу захмелела, и пофиг ей на всех.

Мы заржали в два голоса.

— Ну чё, может в картишки? — предложил я, — Или музон послушаем? Пару новых дисков раздобыл.

Димон присосался к бутылке и одним глотком осушил её до дна. Он взрослел быстрее меня. Прямо на глазах мужая! Тогда, как я всё ещё оставался дробным. И на фоне рослого друга теперь казался еще мельче.

Он встал, зажав между пальцев пивные бутылки, на манер официанта.

— Э, подожди! Оставь! — махнул я.

— Да неудобно как-то, — озираясь, шепнул Димка.

— А баба тебе на что? — передразнил я и громко свистнул.

Нинка на том конце двора вздрогнула и обернулась. С журналом под мышкой и гордо вздёрнутым кверху носом, она прошествовала мимо, одарив нас такой пренебрежительной гримасой, что Димон невольно закашлялся.

— Я ваш срач убирать не стану! — бросила она через плечо.

— А если я чаевые оставлю? — очнулся Димка.

— Облом! — усмехнулся я, раздумывая над тем, что скажет сестрица, если я решу замутить с её подругой Диной.

То ли это лето подействовало на нас умировторяюще, или просто мы оба устали воевать. Но, на исходе первого года совместного проживания всё как-то устаканилось.

Нет, мы, как и прежде, на дух не выносили друг друга! Но, отныне не стесняясь, демонстрировали свою взаимную неприязнь родителям. Те списывали все на переходный возраст. Однако, серьёзных стычек, несущих угрозу жизни и имуществу, больше не случалось.

Единственное, что раздражало меня, как и прежде, это мамино отношение к Артёму. Она чуть ли не усыновила его! Или просто хотела выиграть конкурс на лучшую мачеху города? Как бы там ни было, но мамины попытки угодить, оправдать, похвалить, порой переходили все границы! Так холят и лелеют младшего ребёнка в семье, но никак не чужого избалованного сына.

Последней каплей стал жуткий, из ряда вон выходящий случай…

Весной и летом я любила помогать маме по саду. Общение с цветами доставляло мне радость. Эти безмолвные творения природы были столь совершенными и прекрасными, что заставляли меня забыть о собственном несовершенстве. Подаренным на день рождения фотоаппаратом я делала снимки цветов и бутонов, а после изучала их, размышляя, как бы еще выгоднее преподнести тот, или иной цветок.

В один из подобных дней, окопав кустик розы, и опрыскав листву от вредителей, я залюбовалась «королевой сада». Старая кустовая роза в тот год цвела особенно пышно. Из-за цветков было не видно листвы! И аромат стоял вокруг, ну просто божественный!

И мне пришла в голову мысль: почему бы ни украсить розами спальню? С таким запахом никаких духов не нужно! Я вооружилась секатором и принялась за дело. «Один, второй», — считала я, складывая ветки на траву...

И вдруг мою руку зажало в капкан! Я дёрнулась, и позади увидела Артёма. Он стоял, точно бык на корриде, раздувая ноздри от гнева.

— Ты что? — испугалась я.

Но он в ответ только крепче сжал моё запястье, выхватил секатор и бросил на траву.

— Ты какого хрена делаешь, сука? — прошипел он мне в лицо.

— Что? Что я делаю? — я попятилась, но ощутила сзади колючие ветви.

— Тебе кто разрешил этот куст трогать? — процедил он, приблизившись настолько, что мне пришлось выгнуть спину. Глаза его так бешено сверкали, а хватка на моём запястье становилась все крепче. Казалось, еще немного и он сломает мне руку!

— Мне… больно, Артём! — жалобно заскулила я.

— А ему, ему, сука, не больно, думаешь? — он сдавил пальцами моё лицо и силой повернул его в сторону лежащих на траве роз.

— Я… только хотела три штучки, — пропищала я, второй рукой отталкивая его.

Не тут-то было!

— Ты хотела? — его ладонь переместилась и сдавила мне горло, — А хочешь, я тебе палец отрежу? И повешу у себя над кроватью?

Из глаз брызнули слёзы, от обиды и боли. Рука на моем горле сжималась с каждым сказанным словом...

Вдруг из окна кухни выглянула мама, чтобы позвать нас обедать.

— Ещё раз тронешь кустарник, я тебя землёй накормлю, поняла? — он встряхнул меня и отпустил так резко, что я, потеряв равновесие, шлёпнулась на траву.

Тем временем братец поднял секатор и, добавив к букету еще одну розу, понёс цветы на кухню.

— Теть Мила, — обратился он к моей матери, — а это вам!

Он протянул ей букет, и мама от неожиданности чуть не выронила из рук тарелку с супом.

— Боже, Тёмочка! — она всплеснула руками и захлопотала, подыскивая достойную вазу.

Войдя на кухню, я застала трогательную сцену.

— Смотри, какой галантный кавалер наш Артёмка, — сказала мама, даже не замечая моих слез.

После того случая, в саду, я впервые почувствовал себя виноватым. Нинка притихла и редко появлялась за столом, стараясь есть в одиночку.

— Видимо, влюбилась, — предположила тетя Мила.

Я-то знал истинную причину! Но не решался заговорить первым. Пожалуй, стоило извиниться... Но я не умел!

Однажды, столкнувшись с ней в дверях ванной комнаты, я заметил краем глаза синяк на шее - дело моих рук.

А ведь, и вправду, хотел придушить! В меня точно бес вселился! Мне померещилось, что это не куст… Что это не просто куст! Глупо признаться даже самому себе, что я всегда верил, будто в этом кустарнике, который мать любила больше других, нашла приют её душа. А она, Нинка, его секатором…

Как-то раз, перед сном, я решил заскочить в туалет. Дверь была не заперта. Я открыл её и замер на месте…

Лампы не горели, на полочке стояли две свечи. Тёплый мягкий свет погружал комнату в полумрак, добавляя ей таинственности. Мне показалось, что я попал в зазеркалье. В воздухе витал аромат каких-то ягод, цветов…

А в ванной, в облаке белой пены, лежала Нинка. Глаза закрыты, в ушах – наушники. Она не видела и не слышала меня. А я стоял и не мог пошевелиться!

По тонкой шее вниз скользила капелька воды, волосы мягкими локонами обрамляли лицо, где-то чуть влажные от пара. Руки, тонкие и почти такие же белые, как сама ванна, лежали вдоль бортиков. Пена прикрывала нижнюю часть тела, но оставляла открытой грудь. Маленькие бугорки, погружённые в воду на две трети, маняще выглядывали наружу, бесстыдно выставляя напоказ твердые розовые соски.

А там, ниже, под водой, в тёплой неге жемчужной пены, нежился ее плоский живот, бедра, и колени, что поочерёдно появлялись и снова исчезали…

Зачарованный этим зрелищем, я ощутил прилив крови и немедленную потребность освободиться. Хотелось подойти, рывком выдернуть её тонкое хрустальное тело из воды! А после скользкую, еще горячую после ванной, такую ароматную, любить… любить… любить, до потери сознания.

Я также тихо вышел, притворив за собой двери.

С того дня, ублажая себя, я представлял не каких-то местных красоток, не кинодив. Каждый раз меня заставлял кончить только один образ. Её, Нинкин!

Не сказать, чтобы я стала бояться. Меня одолевали разные чувства. Если еще накануне я была готова заключить мировую, то теперь, ни о каком мире речи быть не могло. Но и мстить не хотелось! Хотелось просто дистанцироваться, отгородиться от него хотя бы дверью спальни.

«Всего лишь год», — думала я, когда становилось совсем плохо.

Машка приезжала всё реже. Мама отныне переметнулась на сторону врага. А Динка… Я стала замечать в её поведении странные перемены. Она как будто обозлилась на меня за что-то. И на все попытки выяснить причину, уклончиво сворачивала тему. Её отец попал под сокращение, и теперь был вынужден колесить по городу до самой ночи, подбирая кого попало. Когда я совершенно искренне предложила поинтересоваться у дяди Вадика насчёт вакансий в его компании, Динка злобно бросила:

— Обойдёмся!

Зато, у меня оставалось много времени на учёбу. Потому из разряда троечниц я вдруг перекочевала в категорию отличниц. Кажется, внешнему виду моё одиночество также пошло на пользу. О том свидетельствовало внимание парней. Особенно, одного из них, старшеклассника Ромки...

авидный во всех отношениях претендент, спортсмен и душа компании, отчего-то изменил своим вкусам, и обратил внимание на девчонку не своего круга. И я всерьёз подумывала над тем, чтобы ответить ему взаимностью!

В очередной раз «красные дни календаря» выбили меня из колеи, и я отпросилась домой. Отлежаться пару дней стало для меня нормой. Девчонки поговаривали, что секс способен прекратить боли. Те, кто уже жил половой жизнью, уверяли, что помочь смогут только роды. Однако на склоне лет понимаешь, что избавить тебя от ежемесячных мучений способно только одно! А именно, климакс. В то время я не думала о таких вещах, и наивно верила всему, что пишут в журналах.

…В доме было тихо. Я, стянув перепачканные джинсы, спустилась в подвал, в намерении устроить большую стирку. Свет внизу горел, и я решила, что кто-то из домашних забыл погасить его. Однако стоило спуститься на пару ступенек ниже, как меня охватил ужас. В подвале кто-то был! Совершенно точно! Из угла, где стояла машинка, доносились звуки, совсем не искусственного происхождения.

Первой мыслью было бежать наверх и звонить в полицию. Затем, мне вдруг подумалось, что через вентиляцию внутрь мог забраться какой-нибудь зверёк. Так бывало летом! И даже соседи рассказывали, что у них в трубе однажды застряла кошка. Я выдохнула и поспешила на помощь несчастному животному.

Вопреки ожиданиям, в углу, прислонившись спиной к стене, стоял Артём. Чуть расставив ноги, он… Я даже не сразу сообразила, что вижу перед собой! Мой братец, со спущенными до колен штанами, занимался… онанизмом. Он дрочил! Прямо у меня на глазах. Вернее, он не знал о том, что делает это у меня на глазах. Так как, был настолько увлечён процессом, что моё появление осталось незамеченным.

Я подоспела к финалу действа. И, вместо того, чтобы поднять его на смех, и обломать кайф, продолжала смотреть, как зажатый ладонью член извергает сперму. Артём скорчился, как от боли, согнулся пополам, и я, обретая дар речи, неосознанно ойкнула.