Линн Смитерс - Потери и обретения. Книга первая

В тот день, когда Милдред Сэвидж хоронила своего единственного сына, дождь лил как из ведра. Холодный ветер, дувший со стороны покрытого белыми гребнями свинцового моря, напомнил всем о недавно прошедшей зиме. Но даже разгул стихии не мог удержать людей дома - казалось, все жители города явились сюда. Ряды черных зонтов, словно грибы, плотно заполнили все пространство вокруг травянистого холма, образовав арочные перекрытия.

Ничто так не притягивает толпу, как скандальные истории, подумала Милдред. Впрочем, не каждый ведь день убивают единственного наследника крупнейшей в Америке цепи универсальных магазинов «Сэвидж» вместе с женой.

Двойное убийство уже само по себе давало пищу любителям почесать языки, а то, что обе жертвы были хорошо известны всему городу, только подлило масла в разгоревшуюся вакханалию сплетен и слухов. Но мало этого, так еще и Элисон…

Мысль о пропавшей двухлетней внучке заставила сердце Милдред болезненно сжаться. Сквозь плотно стиснутые губы у нее прорвалось короткое рыдание.

- Вам плохо? - забеспокоился доктор Максвелл Стоун. Он крепко держал ее под руку.

- Разумеется, мне плохо! - резко ответила женщина. - Моего сына с невесткой вот-вот опустят в землю, а внучка словно исчезла с лица земли! Как бы вы себя чувствовали на моем месте?

- Черт знает как, - упавшим голосом ответил он. - Не забывайте, Астор был моим лучшим другом. А Элисон моя крестница.

Максвелл Стоун и Астор Сэвидж росли вместе. В дождевиках и блестящих резиновых сапожках они мальчиками ловили мелких моллюсков в морских бухтах. В старших классах школы Астор стал подающим в бейсбольной команде, а Максвелл - принимающим игроком. За четыре года они вывели школьную команду на три окружных чемпионата. Оставаясь неразлучными, они поступили учиться в университет штата, где приобщились к студенческому братству. И только четыре года спустя судьба разлучила их: Астор уехал в Гарвард получать юридическое образование, а Максвелл готовился стать врачом, что наполняло законной гордостью его отца, служившего у Сэвиджей старшим садовником. Наконец они вновь воссоединились в приморском городке, где прошло их детство, во Флориде.

В эти ужасные дни Максвелл стал для Милдред Сэвидж надежной опорой. Когда она, вконец обезумевшая, позвонила ему, не прошло и нескольких минут, как он уже примчался к ней, и с этого момента редко оставлял ее, поскольку она ждала сообщения от похитителей ребенка.

Слезы слепили ее, Милдред решительно смаргивала их, клянясь в душе, что не позволит себе дать волю слабости до тех пор, пока ее внучка не вернется домой в целости и сохранности.

Она поблагодарила священника за вдохновенный панегирик ее сыну, не показав и виду, что не слышала ни одного слова, отвернулась и пошла, тяжело ступая по мшистому торфянику.

Вдали над красными крышами городских домов величественно возвышались изумрудные склоны гор. Парочка каких-то одержимых играла в гольф на бархатистых газонах загородного клуба. В открытом море за мерцающей серой завесой из тумана и дождя виднелись высокие мачты рыбацкого судна, которое, преодолевая сопротивление волн, упорно держало курс на Сарасоту. На палубе стоял мужчина в непромокаемом плаще. Глядя на него, Милдред с болью осознала, что, несмотря на крушение ее собственного мира, люди продолжают жить повседневной жизнью и земля не остановилась в своем вращении.

Она дошла до лимузина, и тут же из припаркованной за ним полицейской машины в черно-белую шашечку выбрался начальник полиции города Сарасота и поспешил к ней. Вид его не предвещал ничего утешительного.

- Здравствуйте, господин Бентли. - Тени залегли вокруг ее глаз, но взгляд оставался прямым и твердым.

Шеф полиции поднес в знак приветствия два пальца к шляпе.

- Здравствуйте, миссис Сэвидж. - Он снял шляпу и принялся вертеть ее, перебирая пальцами. - Сотрудники Федерального бюро расследований нашли в Майами няню вашей внучки, Мэри Сандерс, которая зарегистрировалась в отеле под чужим именем.

- Слава Богу, все-таки ее нашли. - Милдред вздохнула с облегчением. - А где Элисон? С ней все в порядке?

- Это нам пока неизвестно.

- Как неизвестно? Что вы хотите сказать?

- Когда она регистрировалась в отеле, ребенка при ней не было.

- Но Мэри непременно сообщит вам, где находится девочка. Даже если она откажется сотрудничать с полицией, я думаю, у ваших людей найдутся средства заставить ее заговорить? - В голове у нее промелькнули мысли о резко направленном свете и резиновых палках.

- Боюсь, это невозможно, - нехотя произнес Бентли. Вид у него был обескураженный. - Няня мертва, миссис Сэвидж.

- Мертва?!

- Она повесилась.

- Но… Что же с Элисон? - Милдред почувствовала, как сжались пальцы Максвелла, державшего ее под руку.

- Нам ничего неизвестно, - выдавил из себя шеф полиции. - Со смертью няни свидетелей не осталось, похитители молчат… Мы зашли в тупик.

- Но вы продолжите поиск, - с настойчивой интонацией сказал Максвелл.

- Конечно. Только вынужден сообщить вам, миссис Сэвидж, - добавил шеф полиции, - что няня малышки оставила предсмертную записку, в которой просит прощения у Бога… и у вас. В Федеральном бюро расследований склонны рассматривать эту записку как свидетельство того, что ваша внучка… - он запнулся, вид у него был как у человека, идущего на эшафот, - умерла.

Нет! Впервые за всю свою жизнь Милдред почувствовала, что сознание готово покинуть ее. Она сделала глубокий вдох, втянув в себя резкий запах нефти, принесенный морским ветром от буровых вышек на побережье, и головокружение прошло.

Словно со стороны она услышала свой голос, которым благодарила шефа полиции за то, что он не оставляет стараний. Голос звучал странно, будто доносился из морских глубин.

Вернувшись в свою усадьбу Кармелито, она огромным усилием воли заставила себя сохранить внешнее спокойствие, так как пришлось принимать соболезнования людей, присутствовавших на похоронах. Наконец, и это было самое милосердное, все ушли, оставив ее наедине с Максвеллом.

- Вы уверены, что желаете остаться здесь на ночь? - Его красивое лицо выражало одновременно и профессиональное, и личное участие.

- Куда же я поеду? Мой дом здесь. - Не зная, чем занять руки, Милдред машинально начала переставлять белые лилии в фарфоровой вазе. Дом буквально утопал в цветах, густой настой ароматов, сладких и пряных, вызвал у нее сильную мигрень.

- Если не хотите оставаться в одиночестве, - заботливо предложил молодой человек, - я с радостью составлю вам компанию.

- Не надо. - Она покачала головой. - Ценю твою заботу, но, если не возражаешь, я бы предпочла одиночество, день был для меня трудным. - Увидев по его лицу, что он намерен спорить, она добавила: - Со мной все будет хорошо. Обещаю тебе, честно.

Он нахмурился.

- Если вы не сможете заснуть…

- Я приму одну из тех таблеток, которые ты мне прописал, - заверила она его, зная наперед, что ничего принимать не будет.

В ту первую ночь она уступила его врачебному предписанию и испытала на себе действие этих пилюль, от которых у нее осталось ощущение, будто ее голову укутали в вату. А для нее было жизненно важно не пропустить момент, когда позвонят из полиции и сообщат, что они разыскали Элисон.

Ей не удалось до конца убедить молодого врача, но он все-таки ушел. Милдред так и осталась сидеть в глубокой тишине и полном одиночестве. Весь день она провела на глазах у людей и теперь радовалась возможности расслабиться, дать свободу мышцам лица и плеч, облегчить душу.

Она не знала, сколько времени просидела так. Наконец, когда она почувствовала в себе достаточно сил, чтобы передвигаться без риска упасть, она встала на ноги и поднялась по изысканной лестнице, выполненной в английском стиле эпохи Карла I, в детскую, где и бодрствовала до глубокой ночи.

Не обращая внимания на грозившие ей со всех сторон опасности, Джоанна Лейк на всех парах пересекла обледеневшую мостовую, ловко разминувшись с двумя такси, серебристо-серым «мерседесом» и блестящим черным «феррари». Ее красная шерстяная накидка с капюшоном, словно оперение птицы кардинал, ярко выделялась на фоне серого зимнего парижского неба и летящего снега. Длинные ноги, обтянутые черными колготками, в красных ковбойских сапожках с задранными носами были отмечены короткой перекличкой автомобильных гудков и заставили оглянуться восхищенного водителя «феррари».

В Париже праздновали Рождество. Переливчатые гирлянды лампочек обвивали голые ветви городских деревьев, превратив авеню Монтеня и Елисейские поля в грандиозные сверкающие проспекты и напоминая всем и каждому, что Париж - это город света.

Но мысли Джоанны были далеки от ярких огней и праздничного веселья. Ее заботы носили личный и безотлагательный характер. Она держала путь к ателье Поля Бертье, чтобы еще раз попытаться отвоевать себе труднодоступное место в таинственном мире французского модельера. Разумеется, она понимала, что получить работу в знаменитом Доме моды почти так же невозможно, как собрать в ладонь лунную пыль, но еще больше, чем поражение, ее пугала перспектива состариться, так и не сделав этой попытки.

Впервые заявивший о себе десять лет назад элитный дизайнер почти сразу выступил в роли законодателя мод и был принят нуворишами с распростертыми объятиями.

Стиль знаменитости чувствовался во всем, что его окружало: им благоухал каждый закоулок его ателье, он отражался в сиянии лобового стекла его «ламборгини» и в искрящемся блеске хрустальных люстр его многочисленных домов.

Девицы из ночных клубов Америки заискивали перед ним. В Альпах он катался на лыжах с кинозвездами и был желанным гостем на президентских застольях в Риме, Вашингтоне и Париже.

Когда Джоанна училась в Институте моды в Майами, им показывали посвященный этому дизайнеру документальный фильм известного американского режиссера под названием «Мир Бертье». Она просидела целых три сеанса как очарованная.

Джоанна помедлила перед входом в салон, чтобы выровнять дыхание и успокоиться. Но при виде имени своего кумира, выведенного серебряными буквами на черном стекле, разволновалась еще больше.

Ты можешь это сделать, мысленно внушала она себе, чтобы взбодриться. Удача ждет тебя за этой дверью. От тебя требуется только протянуть руку и схватить ее.

Она отказывалась думать о том, что после многомесячных визитов в обменное бюро, где она обналичивала постепенно тающий запас дорожных чеков, осталась почти без средств к существованию. Она подрабатывала в ночном клубе на Монпарнасе, где подавала пиво и вино, и этих денег ей как раз хватало на оплату жилья. Зато, работая по ночам, позволяла себе весь день посвятить поискам какой-либо должности в модных салонах. И хотя нормальный сон стал для нее большой редкостью, она считала, что это мизерная плата за полученный шанс осуществить свою мечту.

Развернув плечи, Джоанна вытянулась во весь свой рост, равный пяти футам семи дюймам, и с привычной ей бравадой вошла в салон. Дверь за ее спиной захлопнулась с легким щелчком, что свидетельствовало о неизменном превосходстве продукции фирмы «Мерседес».

Переднюю комнату, где обычно принимали постоянных клиентов, заливал холодный серый цвет. Современная мебель в чехлах из ткани цвета олова располагалась на серебристо-сером ковровом покрытии, сливавшемся со стенами, обтянутыми серым шелком.

Вивьен, сестра Поля Бертье и директор модного салона, восседала за черным столиком, блестевшим лаковым покрытием. На ней было черное шерстяное джерси; волосы цвета платины, собранные в низкий пучок сзади на лебединой шее, разделял прямой пробор.

При виде Джоанны она нахмурилась.

- Я все помню, - сказала Джоанна, жестом затянутой в перчатку руки как бы предупреждая директора салона от выражения недовольства. Она откинула капюшон, высвободив буйную копну темно-рыжих волос. - За последние шесть месяцев вы неоднократно говорили мне, что у вас нет вакансий. Но если бы они и были, вы все равно не взяли бы американку. Но я подумала, что, взглянув на мои работы… - она протянула папку, - вы, может быть, решите показать их месье Бертье.

Джоанна вздернула подбородок, словно заранее готовилась с достоинством встретить очередной холодный отказ. Но кто не рискует, тот не выигрывает.

Она даже удивилась, когда Вивьен не дала ей сразу от ворот поворот, как это происходило во всех предыдущих случаях.

- Где, говорите, вы учились? - спросила директор салона таким же замороженным голосом, как и ее глаза.