Тереза Медейрос - Поцелуй, чтобы вспомнить

Душераздирающие рыдания матери Стерлинга стихли, когда он стал устраиваться в уголке экипажа. Его двоюродный дед поднялся в экипаж, и карета, покачнувшись, тронулась в путь. Последним, кого видел Стерлинг, была Нелли, которая сидела на карнизе гостиной и одиноко смотрела ему вслед.

Мой дорогой сын, у меня начинают дрожать руки, когда я берусь за это письмо…

В Девонбрук Холл приехал дьявол.

Он приехал не в колеснице, запряженной четырьмя белыми лошадьми, и не возник с помощью огня и серы, а явился в лице золотоволосого и ангельски спокойного Стерлинга Харлоу, седьмого герцога Девонбрука. Стерлинг шагал через мраморные коридоры роскошного особняка, который называл домом последние двадцать один год, а за ним следовали два пятнистых мастиффа, которые ступали с львиной грацией, так похожей на его собственную.

Он остановил собак небрежным щелканьем пальцев, потом толкнул дверь, ведущую в студию, и прислонился к косяку, думая о том, как долго его кузина* сможет притворяться, что не замечает его.

* По родственным связям Диана Стерлингу не кузина, а тетя, т. к. она дочь Гренвила Харлоу, который приходится Стерлингу двоюродным дедом (дядей его отца). В оригинале присутствует игра слов — двоюродный дед звучит как great uncle и часто сокращаем до uncle («дядя»), тогда как сама Диана всегда обозначается как cousin (" кузина") — прим. переводчика

Ее рука еще несколько минут продолжала что-то писать в бухгалтерской книге, пока особенно сильный росчерк перекладины в букве — т - не оставил на странице уродливое чернильное пятно. С вздохом признавая свое поражение, она глянула на него поверх очков в металлической оправе.

— Я вижу, что Наполеон так и не смог преподать тебе урок хороших манер.

— Наоборот, — парировал Стерлинг с ленивой улыбкой. — Это я преподал ему урок или даже два. Говорят, что он отрекся от престола после Ватерлоо, только чтобы сбежать от меня.

— Сейчас, когда ты вернулся в Лондон, думаю, мне стоит рассмотреть возможность присоединиться к нему в изгнании.

Стерлинг пересек комнату, и его кузина застыла, словно манекен портнихи. Это было достаточно странно, поскольку Диана, вероятно, была единственной женщиной в Лондоне, которая не казалась чужой за этим столом из красного дерева, обитым кожей. Как всегда, она избегала бледно-пастельных и девственных белых цветов, обожаемых последними модницами, и предпочитала величественные оттенки лесной зелени и вина. Ее темные волосы были стянуты в простой пучок, который подчеркивал элегантность ее вдовьего мыска (вдовьим мыском называется линия волос, которая посередине лба делает v-образный выступ — прим. переводчика).

— Пожалуйста, не дуйся на меня, дорогая кузина, — пробормотал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в щеку. — Я могу перенести осуждение всего мира, но твое надрывает мне сердце.

— Это было бы возможно, если бы у тебя таковое было, — она подставила ему щеку для поцелуя, напряженная линия ее рта смягчилась. — Я услышала, что ты возвращаешься, еще больше недели тому назад. Я решила, что ты снова остался с этим повесой Тейном.

Проигнорировав кожаное кресло с подголовником, которое стояло перед столом, Стерлинг обошел вокруг и присел рядом с ней на угол стола.

— Знаешь, он никогда не простит тебе, что ты разорвала вашу помолвку. Он говорит, что ты разбила его сердце и жестоко оклеветала его характер.

Несмотря на то, что Диана позаботилась, чтобы ее тон был как можно более нейтральным, ее щеки немного порозовели.

— Моя проблема была не в характере твоего друга. Она была в нехватке такового.

— И все же, за все эти годы, ты так и не вышла замуж, а он так и не женился. Я всегда находил это достаточно… любопытным.

Диана сняла очки и посмотрела на него ледяным взглядом.

— Я скорее буду жить без мужа совсем, чем выйду замуж за мальчишку. — И словно осознав, что сказала слишком много, она снова надела очки и стала вытирать перо, которым писала. — Однако я уверена, что даже авантюры Тейна бледнеют по сравнению с твоими собственными. Я слышала, что со времени своего возвращения в Лондон ты уже успел ввязаться в четыре дуэли, вдобавок выиграл семейные состояния трех неудачливых юнцов и разбил энное количество невинных сердец.

Стерлинг укоризненно посмотрел на нее.

— Когда ты научишься не слушать всякие дурацкие сплетни? Я всего лишь ранил в плечо пару приятелей, выиграл семейное поместье еще у одного и ушиб одно единственное сердце, которое оказалось гораздо менее невинным, чем меня заверяли.

Диана покачала головой.

— Любая женщина, которая оказывается достаточно глупа, чтобы доверить свое сердце в твои руки, получает то, что заслуживает.

— Ты можешь и дальше дразнить меня, если хочешь, но теперь, когда война закончена, у меня есть твердое намерение всерьез заняться поиском невесты.

— Эта новость согреет сердца всех амбициозных красавиц и их мамаш в городе. Так что рассказывай, что заставило тебя внезапно затосковать по домашнему очагу?

— Совсем скоро мне потребуется наследник, и в отличие от дорогого старого дяди Гренвила, упокой Боже его черную душу, у меня нет намерения его покупать.

Наводящий ужас рык пронесся по комнате, словно упоминание Стерлингом его дяди призвало в комнату кого-то из загробного мира. Он глянул через стол и увидел мастиффов, которые смотрели на него снизу вверх, и чьи хвосты сейчас подрагивали от напряжения.

Диана неторопливо откинулась в кресле и показала, что у нее на коленях лежит, свернувшись, изящная белая кошка. Стерлинг нахмурился.

— Разве она не должна находиться в подсобных помещениях? Ты же знаешь, что я не выношу эти существа.

Улыбнувшись Стерлингу улыбкой, очень похожей на кошачью, Диана погладила кошку по пушистой шейке под мордочкой.

— Да, я знаю.

Стерлинг вздохнул.

— Лежать, Калибан. Лежать, Цербер. — Когда недовольные собаки опустились на коврик у камина, он сказал, — Не знаю, зачем я пошел на войну сражаться с французами, когда я с тем же успехом мог остаться здесь и сражаться с тобой.

По правде говоря, они оба знали, почему он пошел.

У Стерлинга не заняло много времени понять, почему его дядя не против демонстрации силы духа юношей. Оказалось, что старому негодяю очень нравилось выбивать из него силу духа своей тростью. Стерлинг стоически выносил попытки его дяди вылепить из него следующего герцога, пока не достиг семнадцати лет и так же, как и его отец, прибавил в высоту восемь дюймов за несколько месяцев.

Стерлинг никогда не смог бы забыть ту холодную зимнюю ночь, когда он развернулся и вырвал из рук дяди его трость. Старик спасовал перед ним, боясь ударов, которые могли на него посыпаться.

Стерлинг до сих пор не мог точно сказать, презрение к дяде или к самому себе заставило сломать трость надвое, швырнуть ее дяде под ноги и уйти. Старик больше никогда не поднимал на него руку. Спустя несколько месяцев Стерлинг уехал из Девонбрук Холла, отказавшись от большого турне, которое его дядя запланировал в честь десятилетия сражений с Наполеоном. Его блестящая военная карьера сопровождалась частыми визитами в Лондон, во время которых он играл так же активно, как и сражался.

— Ты давно мог вернуться и жить дома, — сказала Диана. — Мой отец умер больше шести лет назад.

Стерлинг покачал головой, в его улыбке отразилось сожаление.

— Некоторые призраки, возможно, никогда не успокоятся.

— Я знаю, — ответила она и отвела глаза.

Его дядя никогда не бил ее тростью. Будучи женщиной, она не удостаивалась таких знаков его внимания.

Стерлинг потянулся к ее руке, но Диана вытащила из-под промокашки свернутый лист писчей кремовой бумаги.

— Оно пришло по почте больше пяти месяцев тому назад. Я бы отправила его в твой полк, но… — Ее грациозное пожимание плечами говорило красноречивее любых слов.

Подтверждая правильность ее суждений, Стерлинг открыл ящик стола и уже собирался бросить это послание на толстую пачку других таких же писем — все они были адресованы Стерлингу Харлоу, лорду Девонбруку, но ни одно не было распечатано. Но что-то удержало его руку. Несмотря на апельсиновый аромат, который все еще исходил от письма, почерк человека, который его писал, не был тем легким и петляющим, какой он ожидал увидеть. Странный озноб, слабый, словно вздох женщины, заставил волосы у него на затылке встать дыбом.

— Открой, — скомандовал он, вжимая письмо обратно в руку Дианы.

Диана переглотнула.

— Ты уверен?

Он коротко кивнул.

Ее рука задрожала, когда она подсунула под восковую печать лезвие ножа для писем, сделанного из слоновой кости, и развернула послание. "Уважаемый лорд Девонбрук", — тихо прочитала она. — "К моему глубокому сожалению, должна вам сообщить, что ваша мать перешла из этого мира в намного более приветливый". Диана заколебалась, но затем продолжила, хотя и с очевидным нежеланием. — "Несмотря на то, что в течение последних лет вы игнорировали ее многократные просьбы о примирении, она умерла с вашим именем на устах. Я думаю, что эта новость не причинит вам больших страданий. В любое время к вашим услугам, мисс Лаура Фарли".

Диана медленно положила письмо на стол и сняла очки.

— О, Стерлинг, мне так жаль.

На его щеке дернулся мускул, только и всего. Без единого слова он взял письмо из рук Дианы и уронил его в ящик стола, который сразу же задвинул обратно. Но даже после этого в воздухе остался витать апельсиновый аромат.

Его губы изогнулись в улыбке, отчего на его правой щеке еще глубже обозначилась ямочка, которая всегда внушала его противниками страх, будь то игорный стол или поле битвы.

— Эта мисс Фарли не кажется мне сильно скромной. Кто эта развязная девчонка, которая смеет упрекать всесильного герцога Девонбрука?

Он подождал, пока Диана сверялась со своей бухгалтерской книгой в кожаном переплете. Его кузина вела дотошный учет всей собственности, которая раньше принадлежала ее отцу, а теперь ему.

— Она — дочь приходского священника. Сирота, я думаю. Семь лет назад твоя мать взяла ее к себе, вместе с младшими братом и сестрой, после того как их родители погибли во время пожара, уничтожившего их дом.

— Какая похвальная благотворительность с ее стороны. — Стерлинг скривился и покачал головой. — Дочь священника. Я должен был догадаться. Это не что иное, как праведное негодование бедной дурочки, которой заморочили голову и которой кажется, что Бог на ее стороне.

Он сдернул лист писчей бумаги с тикового подноса и положил перед Дианой.

— Немедленно напиши ответ. Информируй эту мисс Фарли, что герцог Девонбрук приедет в Хартфордшир через месяц, чтобы вступить в полное владение своей собственностью.

У Дианы отвисла челюсть, она выронила книгу, и та, упав, закрылась.

— Не может быть, чтобы ты говорил всерьез.

— И почему нет? Оба моих родителя умерли. И теперь Арден Менор принадлежит мне, разве не так?

— А что ты собираешься делать с сиротами? Выбросить их на улицу?

Он провел рукой по подбородку.

— Я скажу своему поверенному подыскать для них какое-нибудь место. Они будут мне благодарны за щедрость. В конце концов, когда трое детей слишком долго живут предоставленными самим себе, это может принести только вред.

— Мисс Фарли уже не ребенок, — напомнила ему Диана. — Она взрослая женщина.

Стерлинг пожал плечами.

— Тогда я найду ей мужа — какого-нибудь отставного солдата или судебного клерка, который будет не против взять в жены развязную девчонку ради того, чтобы подлизаться ко мне.

Диана прижала руку к груди и вытаращилась на него.

— Ты такой романтик. Это греет мне душу.

— А ты неисправимая ворчунья, — парировал Стерлинг, ущипнув ее за аристократический нос.

Он поднялся и небрежным движением подозвал мастиффов. Диана подождала, пока он вместе с собаками, не отстающими от него ни на шаг, не подошел к двери, и мягко сказала:

— Я все равно не понимаю, Стерлинг. Арден же просто скромное деревенское поместье, немногим больше коттеджа. Зачем тебе оно, если у тебя есть дюжина куда более обширных, которые ты даже не побеспокоился хоть раз посетить?

Он заколебался, в его глазах появился жестокий юмор.

— Мои родители продали мою душу, чтобы получить его. Я просто хочу решить, стоило ли оно того.

Отвесив безупречный поклон, он закрыл за собой дверь, оставив Диану гладить свою кошку и с задумчивым хмурым взглядом морщить лоб.