Родион мельком огляделся. Малюсенькая однокомнатная квартирка, больше похожая на приют для мышки-норушки, чем на нормальное человеческое жилье.

Вероника в домашнем костюмчике из розовой фланельки держала за руку маленькое подобие Юстаса. У Родиона перехватило горло. Присев на корточки, он протянул руку и сказал:

– Здравствую, Юстас-второй! Давненько я тебя не видал.

Но малыш руки ему не подал, а спрятался за мать. Виктория с горькой усмешкой сказала:

– Он не одобряет незнакомцев. А мужчин он вообще видит мало.

– А Юстас что, не приходит?

– Мы с ним встречаемся на нейтральной территории. Здесь он не бывает.

– То есть он не знает, где ты живешь?

– Да. И учти, если ты скажешь ему мой адрес, я сразу отсюда уеду. Я не хочу, чтобы… – она осеклась и закусила губу.

– Ты не хочешь, чтобы тебя тревожили разные недостойные типы? – закончил за нее Родион.

– Что-то в этом роде, – согласилась Вероника и нехотя пригласила: – Проходи.

Они прошли в малюсенькую комнатку. Родион осторожно сел на хлипкое кресло. Вероника устроилась на диванчике напротив.

– Откуда ты узнал мой адрес? – она сверлила его подозрительным взглядом.

– Случайно, совершенно случайно. От одной моей знакомой. Откуда узнала его она, понятия не имею.

Вероника ему не поверила. Но допытываться до правды не стала, она не любила пустых препирательств.

– И зачем ты приехал в такую даль? Надеюсь, не по просьбе Владимира? Тогда это напрасно. Я с ним виделась позавчера и все ему сказала.

– Нет, Юстас о моем визите сюда не знает. Я пришел извиниться. Я не понимал, что он оказался между двух огней, и что я провоцирую его на неподъемные траты.

Вероника округлила глаза и нервно засмеялась.

– Ты провоцируешь? Да ты, по сути, развалил нашу семью. И делал это целенаправленно и целеустремленно. И говоришь, что не понимал этого?

Родион покраснел. Ему было стыдно.

– Увы, я и впрямь этого не понимал. Честное слово. Я думал, что ничего страшного не случится, если мы посидим немножко в тесном дружеском кругу. Так, как раньше.

– Посидим? Немного? Да он возвращался с ваших посиделок под утро, всегда под хмельком! И это было несколько раз в неделю! Мне не на что ребенка было кормить, а этот «заботливый» муженек все деньги тратил на соответствие твоему образу жизни! Ты же не по дешевым кафешкам таскался, а по самым дорогим ресторанам!

– Извини, но я все возмещу… – Родион и сам понимал, что его обещания похожи на жалкий детский лепет, но не мог найти нужных слов.

– Что ты можешь возместить, Родион? Мою изгаженную любовь? Мои слезы, когда я просила Володьку остаться со мной и больным ребенком, потому что у меня уже не было сил, а он, наплевав на нас, тащился на посиделки с тобой? Он сам сделал свой выбор, я ему больше мешать не буду. Может быть, какая-нибудь другая бабенка это все и стерпела бы, а с меня хватит!

Вероника раскраснелась, по ее щекам непрерывной струей бежали слезы, и Родион впервые в жизни заглянул в глаза настоящему горю. У него болезненно сжалось сердце, и стало трудно дышать.

– Я могу поговорить с Юстасом, и, клянусь, никогда больше в ваши отношения встревать не буду.

– А зачем? Между нами все кончено. Я никогда не прощу человека, который клялся мне в любви, а сам ежечасно доказывал обратное. Он предавал меня на каждом шагу!

– Он этого не понимал, как и я. Просто мы тоже клялись друг другу в верности и дружбе. И сделали это гораздо раньше. Я понимаю, это не оправдание, но…

– Родион, ты как был глупым сопливым мальчишкой, так им и остался. Что такое мальчишеские клятвы перед настоящими обязательствами? Да ничто! И если мужчина остается им верен, то ему просто не надо заводить семью! Как тебе! Ты совершенно правильно делаешь, что не женишься. Тебе это ни к чему. А Володька ухаживал за мной настойчиво и упорно, я ему поверила. И полюбила. И зря. Он меня просто размазал по стенке. Я теперь себя чувствую жалкой половой тряпкой. А когда-то я была веселым человеком. До замужества. Как я теперь жалею, что поверила ему! Но ничего уже не вернуть, к сожалению… Ни любви, но доверия, ни нежности. Ни-че-го!

Чувствовалось, что она еще многое чего могла высказать из наболевшего на душе, но она оборвала себя на полуслове и потребовала:

– Думаю, мы друг друга поняли. Уходи!

Родион остался сидеть, уронив руки на колени.

– Неужели ничего нельзя сделать?

– Если ты предлагаешь мне обратиться к специалисту по семейным проблемам, то уже. Но мне ничего не помогло. Так что копаться в своей душе я больше не буду. – Вероника встала и железным голосом произнесла: – Прощай! Говорить, что приятно было повидаться, не буду!

Родиону пришлось выйти. Сев в машину, он положил руки на руль и рассеянно посмотрел по сторонам. Как же он жил почти тридцать лет, если оставил за собой столь разрушительные последствия? Самое мерзкое, он был уверен, что только так и надо жить! Права, ох права была Дана, говоря, что он самовлюбленный нарцисс.

Поехал домой. Пошатался по квартире, не вынес в одиночестве душевной боли, и без предупреждения отправился к родителям. Дома их не оказалось. Открывшая ему горничная сказала, что они улетели в Париж. Видимо, решение было спонтанным, потому что об этом они ему ничего не говорили. Понятно, решили вспомнить молодость. Наверняка поехали на пару дней. Пошатаются по Елисейским полям и вернутся.

А вот что делать ему? Из рук все валится, душа ни к чему не лежит. Может, вернуться в Подлесную? Но под каким предлогом? Нет, надо иметь гордость. Получил гарбуза, и сиди себе в сторонке. Хорошо хоть о его конфузе никто не знает. А то бы не преминули посыпать солью его кровоточащие раны.

Интересно, а как там Ольга? Позвонил ей. Она ответила почти сразу:

– Привет, говори быстрей, я в Осло!

– Чего ты там делаешь? – Родион не мог понять, с чего членов его семейства так стремительно охватила тяга к перемене мест.

– Решили с Алексеем поесть настоящей красной рыбки. Ее нигде так не готовят, как в Осло.

– Помирились, значит?

– А мы и не ссорились. Он покаялся, я его простила. Ну, естественно, предупредила, что отвечу тем же. Вот появится на моем горизонте приятная особь мужского полу, и закручу романчик. И он пусть не возникает, поскольку рыльце в пушку. Так что мы с ним друг друга поняли. Пока, а то у меня батарейка садится!

– Как все просто у некоторых! – сердито заявил Родион замолчавшему телефону. – И никаких тебе мучений и переживаний! Хотя Ольга наверняка хорохорится. Она, как и я, своих переживаний никому демонстрировать не будет.

Чтобы скоротать вечерок, в последнее время вечера стали совершенно нескончаемыми, побрызгал в нос спрей от аллергии и пошел в мамин розарий. Принялся вырезать отцветшие розы, рыхлить, поливать, подвязывать тяжелые плети.

Полюбовался результатом и похвалил сам себя. Розарий стал выглядеть гораздо презентабельнее. Вот если бы и в человеческий отношениях все было так просто и легко! Посмотрел на свои исцарапанные до плеч руки и уточнил: почти легко!

Из дома донесся бой часов. Полночь. Хорошо. Может быть, после интенсивной физической работки ему удастся заснуть без мучительных пережевываний прошлого? Не разбирая до последней запятой своих небрежных слов и поступков?

Лег в своей комнате, выключил бра, закрыл глаза в надежде на посещение благодатного сна. Не ту-то было! Болели исцарапанные руки. Пришлось встать, отправиться в мамину комнату, найти аптечку, смазать руки какой-то вонючей мазью от укусов и царапин. Вроде стало легче.

Снова лег, закрыл глаза. Тут же захотелось пить. Пошел на кухню, выпил воды. Снова лег. Сон ни в какую не приходил. Зато пришла Дана. Родион не знал, что ему с ней делать: она смотрела на него презрительно-негодующим взглядом и обвиняла.

Он не хотел слышать одно и тоже в тысячный раз, поэтому сел на кровати и вслух перечислил ей свои достоинства. Увы, их оказалось слишком мало. Тогда он припомнил ее недостатки. Но ее недостатки каким-то таинственным образом превратились в достоинства. Ему бы так!

Заметив, что уже несколько часов спорит сам с собой, лег и натянул одеяло на голову, скрываясь от ее обвиняющих глаз. Проснулся от духоты. Вынырнул из-под одеяла, посмотрел на часы. Десять! Проспал! Отец ему голову снимет! Тут же вспомнил, что отец в Париже и, вообще, сегодня суббота.

Пожалел, что выходной. Будний день пережить гораздо легче, чем воскресный. Пошатался по дому, пугая прислугу, которая надеялась передохнуть, пока хозяева развлекаются за границей. Решив не путать их планы, распрощался и уехал. Перекусил в каком-то попутном ресторанчике, даже на название не взглянул. Какая разница? Лишь бы не отравили.

Дома включил комп, посмотрел почту. Несколько сообщений было от Юстаса. Тот спрашивал, куда он запропал, и не хочет ли встретиться. Впервые в жизни Родион не хотел встречаться с другом. Как ему вообще в глаза-то смотреть? Хотя Юстас после женитьбы вполне мог послать к чертям собачьим и его, и всех друзей скопом, и спокойно жить с женой и ребенком. Ведь сделал же так Мишка? Отошел от их холостяцкой компании, и все. А Юстас хотел угодить и нашим и вашим, результат оказался плачевным. Но, похоже, он тоже что-то понял.

Делать было нечего, все равно встретиться рано или поздно придется. Написал, что недавно вернулся, позвал к себе. Приглашать друга в рестораны он больше не будет. Самое большее – в парк, посидеть на скамеечке. Сбегал в соседний магазин, купил всякой мелочи к чаю. Спиртного он ему наливать тоже не будет. Если только в кофе.

Юстас заявился через пару часов. Дерганый и беспокойный. Сделав вид, что не в курсе его семейных проблем, Родион усадил друга за стол в гостиной и налил чаю. Тот удивился столь кардинальным переменам, но чай стал пить с удовольствием. Дождавшись, когда тот доест свое любимое пирожное «картошка», Родион сказал:

– Прости меня, я круглый дурак.

– С чего ты это взял? – Юстас подозрительно приподнял бровь. – Что это еще за самоуничижение?

– Суровая реальность, и ничего более того. Как мне сказала одна решительная особа, я ничего не вижу дальше своего носа. И вообще я человек недалекий и тщеславный. Нувориш, одним словом.

Юстас прищурил один глаз, посмотрев им на кающегося друга.

– Ты случайно «Гордость и предубеждение» не смотрел?

– Это что еще за мура? – Родион не понял скачка мысли Юстаса. – Почему я это должен смотреть?

– Это сериал по книге английской писательницы. Какой, не помню. Я его с Вероникой смотрел. – При имени жены у него болезненно дернулся мускул на щеке. – Ты мне его сюжет пересказываешь один в один. Там один богатый денди сделал предложение бедной девице, а она его отшила. Сказала, что он не обращает внимания на чувства других людей. Прямо как ты.

– А чем все закончилось? – неожиданно заинтересовался Родион. – Надеюсь, хэппи-эндом?

– Конечно, как в кино.

– Это утешает. Но я к тому, что не понимал, что творю.

– А что ты творил? – Юстас думал о чем-то своем и в слова друга не вникал.

– Мне нужно было понять, что ты изменился, и не тащить тебя за собой.

– Ты меня и не тащил.

– Ну, не силой, конечно. Просто играя на твоем чувстве товарищества. Я не понимал, что у тебя другая жизнь. И что я тебе ее ломаю.

Юстас впервые внимательно посмотрел Родиону в лицо.

– И когда ты это понял?

– Не так давно. Когда влюбился сам. – Это признание далось ему нелегко.

– Вот как, поздравляю. И когда свадьба?

– Насчет свадьбы облом. Мне выдали гарбуза.

– Ты что, на хохлушке хотел жениться?

– Нет. На казачке.

Юстас присвистнул.

– Никогда бы не подумал, что тебе могут дать от ворот поворот. А что за девица такая?

В ответ Родион вынул телефон и открыл сделанные втихомолку фотографии Даны.

– Хороша! – спокойно констатировал Юстас. – Но тебя другая бы и не зацепила. Ты переборчив, как девица.

– Вот-вот, это мне и было популярно объяснено. Ну, да все в прошлом. Давай лучше подумаем, как помочь тебе.

– А как мне помочь? – безнадежно проговорил Юстас. – Я уже несколько раз объяснялся с Вероникой. Она мне сказала, что я обманул все ее надежды, и больше она меня знать не хочет.

– Мне она тоже сказала что-то в этом роде.

– Ты что, с ней говорил?

– Говорил. Мне показалось, что она очень переживает. Как и ты.

– Да. Переживает. Когда я позавчера с ней говорил, у нее глаза были такие… трагичные. Вся проблема в том, что она романтичная слишком. И живет по принципу – или все, или ничего.

Родион сразу припомнил сестренку, которая жила по противоположному принципу – око за око, зуб за зуб. Просто и понятно.

– Не знаешь, что и лучше. Излишний практицизм тоже не слишком хорошая штука. Но, может быть, тебе ее в Париж свозить? Вот уж где романтики немеряно.

– Я ей это предлагал. Не хочет.