Вера Иванова - Поцелуй звезды

Вика снова покачала головой, всхлипнула и смахнула нарезанный лук в миску, пробормотав:

– Не подлизывайся.

– Как хочешь, – Светик пожала плечами и принялась бойко кромсать длинные зеленые стрелки, пританцовывая в такт музыки, – учительница Ольга Леонидовна разрешала слушать на уроках плееры. Но Викуся как назло оставила плеер дома, и это было хуже всего. Раньше в такой ситуации Светик поделилась бы с ней наушником, но теперь просить было неудобно.

И все-таки это было свинство! Почему все вокруг такие счастливые, а она должна страдать? Вон «бешеные» – это их класс слили с Викиным – как всегда, хорошо устроились! Судакова режет огурцы, а Веревкина – помидоры. Почему бы им не радоваться жизни?

На душе стало так тоскливо, что захотелось разрыдаться. Что она и сделала – благо, лука было много, и можно было не прятаться.

Но, наверное, ее плач был слишком уж сильным для «лукового», потому что поднялась суматоха и вокруг тут же столпились девчонки.

– Ой, да ты с этим луком совсем замучилась! Хочешь, возьми мою картошку, а я за тебя дорежу! – великодушно предложила Катя Рыбкина.

– А я с тобой на морковку могу поменяться, – сказала стройная светловолосая Оля Ракитина.

– А я – на перчик! – донеслось от Яны Гребешковой.

Не успела Викуся опомниться, как все ее луковицы были расхватаны, и можно было с гордостью резать «приличные» овощи.

Зато нельзя было спокойно и незаметно поплакать.

Пришлось действительно заняться овощами. А без Светика и плеера это было довольно скучно, поэтому Вика стала прислушиваться к разговорам, которые раздавались вокруг.

…– Он такой лапочка! С ним так интересно! Мы с ним два часа говорили, беспрерывно!

– И о чем же?

– О футболе…

Это Катя Рыбкина и Яна Гребешкова. Значит, кто-то из них встречается с футболистом. Надо же, какое совпадение! Интересно, а она, Викуся, могла бы проговорить с Ростиком два часа о футболе? Да, могла бы. И даже больше могла бы. Вот только в футболе она вообще ничего не смыслит. Ну и пусть! Тогда пусть бы он говорил, говорил, говорил, а она бы слушала, слушала, слушала… Хоть сто часов! Но только после того, как он признался бы ей и она стала бы для него единственной и неповторимой. А до этого пусть других своим футболом мучает!

…– А я думаю, ему надо волосы назад зачесывать. Это было бы так стильно!

– Лысый – тоже стильно…

Это Оля Ракитина и Динара Ахмаева. Обе помешаны на прическах, все время одна другую заплетают. Интересно, о ком это они? Вроде в классе нет лысых парней…

…– Мы сидели в кафе, и он все время смотрел на нее. Представляешь? А ведь сам меня туда пригласил!

– Это для прикрытия, поверь…

– Что – для прикрытия? Меня – для прикрытия или на нее глазел для прикрытия?

Таня Иванова и Таня Петрова. Их еще «близняшками» называют, за имена и фамилии. Значит, какая-то из них тоже стала жертвой несчастной любви…

…– Я пойду к нему сегодня и признаюсь!

– Пойдешь? Одна?

– Ну да! Отдам шарф. И не вздумай за мной увязаться!

– Но ведь это я вчера шарф нашла после тренировки!

– И что? Он все равно не твой, а его!

– А как же ты к нему пойдешь? У него же нога больная. Он же, наверное, ходить не может!

– Главное, чтобы он мог слушать. И вообще, не порть мне настроение! Мне еще надо слова придумать.

– Да что тут придумывать! Все давно придумано. «Я тебя люблю!» Что тут еще сказать-то можно?

Ба, да это же «бешеные»! Ссорятся. А Веревкина собралась кому-то признаваться, какому-то парню с больной ногой. Вот и их секреты выплыли наружу. Что значит, привыкнуть к плеерам и думать, что все уши вокруг тоже заткнуты наушниками и никто тебя не слышит!

Разговоры растравляли рану, и Вика становилась все мрачнее. Легкомысленные девчонки! Лучше бы о книжках поговорили, что ли. Или о кино. Ни одного упоминания школы, уроков или учителей. Весна так на всех действует? Будь бы она учительницей, разнесла бы всех в пух и прах! Исписала бы все дневники замечаниями.

Но хуже всего стало, когда овощи были дорезаны. Вымыв доску и миску, Вика сняла фартук и, покручивая в руках нож, начала бесцельно слоняться по классу. С нарастающим унынием она убедилась, что темы разговоров не изменились. Более того, в отсутствие плеера и собеседников в ней самой вдруг заговорил внутренний голос, который вполне отчетливо произнес:

«Ты сама должна решить, что для тебя важнее, Ростик или принципы».

«Принципы!» – мысленно воскликнула Вика. И тут же поняла, что это неправда и для нее важнее Ростик. Пусть будет как угодно, только бы с ним.

«Ко всему прочему, ты еще безвольная и малодушная, – тут же пригвоздил ее внутренний голос. – Никакого достоинства! Полная и окончательная тряпка».

Пристыженная Вика так и сяк повертела в голове этот вывод и поняла вдруг, что быть «тряпкой» иногда очень даже неплохо: можно, например, отбросить обиды и немедленно помириться со Светиком.

Что Вика и сделала: подойдя к подруге, тронула ее за рукав:

– Мне такой сон приснился…

– А? Что? – Светик моментально выдернула наушник и посмотрела на нее. – Ты больше не сердишься? – В ее виноватых глазах светилась радость.

– Не-а. Проехали. Короче, слушай. У меня был сон, и там все в футбол играли.

– Ну еще бы! – фыркнула Светик. – И ты тоже играла?

– Не я, а мной.

– ???

– Я была футбольным мячом.

– Ой, надо же! – наморщив лоб, подруга немного подумала и сообщила: – Это к травме. Или к депрессии.

– Ну и пусть, – вздохнула Вика. – Мне уже все равно.

– Я же говорю – к депрессии! – воскликнула Светик и озабоченно потрогала Викин лоб. – Или к травме? Может быть, к душевной?

А потом тоже вздохнула и добавила:

– Даже и не знаю, как тебе и сказать-то!

– Что? – насторожилась подруга.

– Это… Насчет Ростика.

– Ну???

– Короче, он сегодня в школу не придет.

– Почему? – воскликнула Вика. «Поздороваюсь! Сто раз поздороваюсь, только бы пришел!» – тут же взмолилась она.

– Ногу растянул. Вчера на тренировке. Ой, так вот же и травма! – ахнула Светик. – Сон в руку… Вернее, в ногу.

А Вика тоже ахнула, потому что и до нее кое-что дошло.

– Веревкина! Парень!! С больной ногой!!! Так вот кому она собирается сегодня признаваться!!!

Ревность, обида, огорчение тут же были отброшены в самый дальний угол. Викина любовь, сумасшедшее, отчаянное чувство одержало полную победу и требовало срочного действия. Уж теперь-то она знала, что делать, никаких сомнений и колебаний не осталось – надо было во что бы то ни стало не допустить, чтобы Веревкина призналась Ростику!

А значит, надо было не допустить Веревкину к нему.

Все последующие уроки подруги составляли план действий.

– Надо задержать ее после уроков в школе! – придумала, наконец, Светик.

– Но как? Как это сделать? – Вика дергала то за одно «щупальце», то за другое, отчего парик болтался на голове, как большой осьминог на поросшем водорослями подводном валуне.

– Пока не знаю…

Очередное озарение нашло на подругу во время сочинения.

– Есть идея! – воскликнула Светик так громко, что учительница Лидия Тимофеевна, вздрогнув, оторвала глаза от журнала.

– И что же на этот раз, Гусь? – сухо произнесла она.

– Теперь я знаю, почему Наташа Ростова влюбилась в Андрея Болконского! – нашлась Света.

– И почему же?

– Он был красивый и хорошо танцевал!

Учительница усмехнулась и покачала головой:

– Замечательно, но зачем же кричать на весь класс?

Она вернулась к журналу, а Викуся нетерпеливо дернула Светика за рукав.

– Ну что? Что придумала?

Однако подруга отмахнулась, с курьерской скоростью дописывая сочинение.

– Учительская раздевалка! – только и бросила она, стремясь высказать свое мнение и поставить точку в сложных взаимоотношениях Наташи и Андрея.

План Светика оказался гениальным.

– Мы спрячем одежду Веревкиной в учительской раздевалке, – объяснила она Вике на перемене. – Пусть побегает поищет! А когда найдет, получит головомойку!

Вика не могла не восхититься. Заходить в раздевалку учителей было категорически запрещено, за нарушение можно было схлопотать нешуточный скандал с непредсказуемыми последствиями. Если план сработает, им удастся убить двух зайцев сразу: задержать Веревкину в школе и навлечь на ее голову наказание!

– А ключ? Где мы возьмем ключ?

– Он висит в учительской, на досочке с гвоздиками, вместе с ключами от других кабинетов, – сообщила Мисс Всезнайка.

– А как он выглядит?

– Понятия не имею. Но только когда начнется урок, он, по идее, должен остаться там один – ведь ключи от других кабинетов будут разобраны! Ну и какая-то бирка на нем должна быть, типа с надписью «раздевалка».

В очередной раз поблагодарив небеса за такую мудрую подругу, Викуся спросила:

– А как мы попадем в учительскую, когда начнется урок?

– А то ты не знаешь! – фыркнула Светик.

– Но выйти из класса вдвоем не получится!

– А нам и не надо вдвоем. Выйдем по очереди, с интервалом в пару минут. Одна займется ключом, другая – одеждой Веревкиной.

При этих словах подруги озадаченно уставились друг на друга.

– Хоть убей, не помню, во что она одевается, – развела руками Викуся.

На что Светик с торжеством вытащила мобильник и показала фотографию, на которой были изображены Судакова и Веревкина – на улице, в куртках, шарфах и ботинках.

– А зачем ты их фоткала?

– Врагов надо знать в лицо! – ответила Светик фразой Викуси. – Короче, встречаемся в нашей раздевалке.

Эпидемия гриппа диктовала изменения расписания, и последний урок, история, был снова сдвоенным. «Бешкам» пришлось потесниться, вдоль стен и в проходах поставили стулья, но, как говорится, в тесноте да не в обиде.

Викуся с радостью уступила свою парту симпатичной светловолосой «ашке», а сама села поближе к двери и стала придумывать предлог, чтобы выйти из класса.

Долго думать не пришлось: едва только прозвенел звонок, учительница истории, Галина Павловна, оглядев класс, скомандовала:

– Бушуева, а ну-ка быстренько в учительскую за журналом!

Не веря своей удаче, заговорщицы многозначительно переглянулись, и Викуся в два прыжка достигла двери.

Очутившись в коридоре, перешла на шаг – теперь торопиться было некуда, наоборот, требовалась осторожность и осмотрительность. Она подошла к учительской, робко постучалась, открыла дверь…

И наткнулась на строгий взгляд Фаддея Еремеевича, преподавателя алгебры и геометрии, самого «страшного» учителя школы.

– Что вам, Бушуева? – грозно уставился на девочку математик. Огромный, с лохматыми бровями и торчащими усами, он напоминал Карабаса-Барабаса.

– Журнал, – пролепетала Вика, вмиг превратившись в испуганного Буратино. – Галина Павловна просила.

– Проходите, – буркнул Карабас. – Только быстро!

Чувствуя на спине грозный взгляд, «Буратино» медленно направилась к полке с журналами. Ой-ой-ой… Где же она, злосчастная доска с ключами? Ага, вот, рядом с принтером. В противоположном углу от журналов! И там не один ключ, а два. Как же так? Светик сказала, что будет один… Ах да, Карабас ведь тут, наверное, это ключ от его кабинета. Но как же добраться до ключей под его пристальным взглядом?!

И тут судьба снова протянула руку помощи – из противоположного от двери угла засвистел электрочайник.

Вика обернулась – и увидела спину отвернувшегося учителя. Одним стремительным броском она рванулась к ключам – вот они висят, оба, но боже, совершенно одинаковые, только у одного зеленая бирка, а у другого – желтая, и надписи полустерты, не разобрать… КАКОЙ же выбрать??? В панике она сорвала наугад зеленый и, сунув в карман, метнулась к журналам. А вот уж тут можно и дух перевести – журналов несколько, есть время спокойно постоять, повыбирать.

Через пару минут пришедшая в себя Викуся в обнимку с журналом уже почти спокойно направилась к двери, пожелав учителю на ходу:

– Приятного аппетита, Фаддей Еремеевич!

А еще через минуту пришла эсэмэска от Светика:

«Я на месте!»

«Отвлеки «Глаз-алмаза»!» – написала в ответ Викуся, направляясь к лестнице.

Казалось бы, что проще – дойти от учительской до раздевалки! Полкоридора на втором этаже, лестница и полкоридора на первом. Но этот маленький путь превращается в настоящую полосу препятствий, если его предстоит проделать под пристальным взглядом школьного охранника, Василия Андреевича. Майор в отставке славился тем, что был невероятно наблюдательным, за что получил прозвище «Глаз-алмаз». Он видел всегда и все, имел фотографическую память и знал всех учителей и учеников по имени и в лицо, так что попадаться ему на глаза во время урока около раздевалки, да еще с журналом, ни в коем случае не следовало.