— Привет, Рэндольф. — Гостеприимная хозяйка с улыбкой протянула руку человеку, который двенадцать лет назад поломал ее жизнь. — Неужели я настолько изменилась, что ты меня не узнаешь?

Он ответил ей улыбкой, и Элис с удивлением поняла, что Рэндольф нервничает ничуть не меньше ее. Поцеловав ей руку, он задержал ее пальцы в своих.

— Ты замечательно выглядишь, Элисон. Я так рад снова тебя видеть.

— Неужели? — Элис отняла у него руку. — Я, Длинная Мег, десяти футов роста, состоящая из одних костей и имеющая отвратительные командирские замашки?

Произнеся последнюю фразу, Элис пришла в ужас — она вовсе не собиралась упрекать его. Но горькие слова сами собой сорвались у нее с языка.

Рэндольф зажмурился, по лицу его пробежала судорога.

— Боже правый, значит, все дело в этом, — тихо прошептал он, обращаясь не столько к Элис, сколько к самому себе. — Двенадцать лет я ломал голову, пытаясь понять, что заставило тебя сбежать. Поскольку твой отец сказал, что ты хотела разорвать нашу помолвку, у меня возникло опасение, что ты могла случайно услышать эти слова, и я молил Бога, чтобы это было не так.

В течение долгих лет Элис считала лорда Рэндольфа циничным предателем, в душе насмехавшимся над ней. Однако теперь, когда она увидела его искаженное страданием лицо, этот образ неожиданно для нее самой стал рушиться в ее душе.

— Пожалуй, лучше присесть, — холодно сказала она. — Похоже, нам есть о чем поговорить.

Они уселись в кресла, и Элис начала рассказ:

— Я вернулась с верховой прогулки и уже собиралась войти в комнату, но вдруг услышала обрывок вашего разговора — фразу, которую сказал твой друг, и то, что ты ему ответил.

Перед глазами Элис снова возникли колеблемые ветром синие шторы, и у нее появилось неприятное ощущение под ложечкой. Однако это была уже не боль, а лишь воспоминание о боли.

— И разумеется, ты решила, что я согласен с тем, что он сказал, — произнес Рэндольф с окаменевшим лицом.

— А как еще я могла понять твои слова? — сухо осведомилась Элис. — Я прекрасно все слышала собственными ушами. Должна сказать, что после всех твоих заверений в вечной любви мне было довольно неприятно узнать, что на самом деле тебя интересовала не я, а мое состояние.

— Это было совсем не так, — тихо возразил Рэндольф. — Я в самом деле любил тебя. Я любил тебя так, что не мог выразить это словами.

— Ну разумеется, кто же не полюбит мешок с деньгами, — горько усмехнулась Элис. Ее бьющий жених и сам был очень богат — в противном случае ее отец ни за что бы не счел его подходящей партией для дочери. Однако ей было прекрасно известно, что алчность свойственна богатым людям. Рэндольф затряс головой.

— Элисон, я сам был и остаюсь весьма обеспеченным человеком. Конечно, никто никогда не отказывается от возможности увеличить свое состояние, но у меня не было причин жениться из меркантильных соображений. Я мог жениться только по любви, а тебя я любил. Ты была не похожа ни на одну девушку из тех, кого я знал. Ты была умной, веселой, сочувствовала тем, кому повезло в жизни меньше, чем тебе. Ты была очень забавная. Иногда ты становилась ужасно высокомерной, но обычно держалась скромно и просто. И ты была настолько хороша, что я с трудом удерживался, чтобы не пойти на поводу у собственных нескромных желаний. Элис покраснела.

— Не надо насмехаться надо мной, Рэндольф. По мне, лучше открытые оскорбления, чем фальшивые комплименты.

— Элисон, я никогда не обманывал тебя, — сказал Рэндольф, глядя ей в глаза. — Только однажды я сказал не правду — в тог самый раз, когда ответил на глупый вопрос Фогерти, в тот самый злополучный день.

У Элис перехватило дыхание — как это ни странно, она верила своему бывшему жениху.

— Если ты в самом деле меня любил, как мог сказать такое? — спросила она, чувствуя, что давняя боль все еще живет в ее сердце.

Рэндольф тяжело вздохнул.

— Не знаю, сможешь ли ты это понять, но молодые люди почему-то стесняются сознаваться своим сверстникам в серьезных, глубоких чувствах к женщине. Они могут хвастаться любовными похождениями, но о своей любви не говорят никогда. Многие мои друзья были очень удивлены тем, что я хотел жениться, а не ухлестывал за опереточными танцовщицами, как они. Они могли бы, пожалуй, понять меня, если бы ты была смазливой куклой, но ты была совсем иной.

Губы Элис скривились.

— Итак, мы снова вернулись к моему десятифутовому росту, моей костлявости и неспособности согреть мужчину ночью. Рэндольф болезненно поморщился.

— Ты была похожа на жеребенка, состоящего из одних длинных ног и огромных глаз, еще немножко неуклюжего, — заговорил он, тщательно подбирая каждое слово. — Мне ты казалась ужасно красивой. Я знал, что с годами ты станешь еще прекраснее, и не ошибся.

Внезапно Элис почувствовала, что ее душат слезы. И она закрыла глаза, чтобы не дать им пролиться.

— Что с тобой? — встревожился Рэндольф.

— Ничего, все в порядке. Твой рассказ звучит очень убедительно. Однако ты всегда умел убеждать, — закончила она жестко.

По красивому лицу Рэндольфа Леннокса вновь пробежала судорога.

— Ну что ж, наверное, я это заслужил, — пробормотал он. Элис нервным жестом откинула назад волосы.

— Почему, Рэндольф? Почему ты сказал своему приятелю, что женишься на мне ради денег, когда он спросил тебя о том, чем вызвано твое желание стать моим мужем?

— Потому что это было объяснением, которое он был в состоянии понять. Если бы я попытался рассказать ему о моих чувствах к тебе, Фогерти поднял бы меня на смех. Любовь делает людей уязвимыми. Мне было трудно признаться в своих чувствах даже тебе, а уж говорить о них приятелю, к тому же отнюдь не блещущему ни умом, ни тактом, для меня было делом совершенно невозможным.

Элис смотрела на Рэндольфа с изумлением:

— Так просто?

— Да, так просто, — ответил он с невеселой улыбкой. Глядя куда-то вдаль, Элис подумала, что не может не верить Рэндольфу. Хотя с момента ее бегства и разрыва их помолвки прошло двенадцать лет, ему, вероятно, нелегко было прийти к ней, чтобы повиниться и рассказать, как было дело.

— Не знаю, что это — трагедия или фарс, — сказала она. — Вся моя жизнь потекла по совершенно другому руслу в результате того, что я услышала оскорбление, которое, как выясняется, было произнесено тобой лишь для того, чтобы покрасоваться перед приятелем.

— Из-за моей минутной слабости ты провела двенадцать лет вдали от дома. Я никогда не прощу себе этого и от тебя не жду прощения. Все эти годы я боялся, что именно мои слова стали причиной твоего бегства. Теперь, когда я узнал, что так оно и было, мне, как это ни странно, стало даже как-то легче. — Рэндольф встал с кресла. — Думаю, ты вряд ли захочешь меня снова видеть. Большую часть времени я провожу за городом, так что мне скорее всего удастся устроить так, чтобы наши пути больше не пересекались. Прости меня, Элисон. Разумеется, подобного извинения маловато, когда речь идет о разрушенной жизни, но… это все, что я могу сделать в сложившейся ситуации, — извиниться перед тобой. Элис тоже поднялась.

— Подожди, не убегай. Выпей чаю, — предложила она и прежде, чем Рэндольф успел возразить, позвонила прислуге и отдала необходимые распоряжения.

Элис жестом пригласила своего бывшего жениха снова сесть в кресло. Выслушав его рассказ, она почувствовала неожиданную уверенность в себе.

— В том, что я тогда сбежала из дома, не следует винить только тебя. На моем отце лежит по меньшей мере такая же доля ответственности за это. И теперь, оглядываясь назад, я могу сказать, что мой поступок был глупым ребячеством. — Она грустно улыбнулась. — Однако после того как я совершила его, дала о себе знать гордость Блейкфордов. Я бы скорее умерла, чем вернулась обратно и признала свою не правоту. Если бы в дело не вмешался один… мой друг, меня бы сегодня здесь не было.

Принесли чай. Элис сама разлила его в чашки и предложила Рэндольфу отведать нежнейших пирожных. Ее бывший жених теперь держался намного свободнее, чем поначалу.

Сделав глоток, Элис заговорила снова:

— Ты можешь не мучить себя мыслями о том, что разрушил мою жизнь. Разумеется, мне вовсе не хочется снова стать преподавательницей истории, однако знакомство с миром, расположенным по другую сторону золоченой ограды Карлеона, пошло мне на пользу.

— Ты говоришь это, чтобы снять камень с моей души? — спросил Рэндольф, мрачно глядя на нее.

— Нет. — Элис снова потянулась за пирожным, но передумала: не следовало увлекаться сладким. Она бросила на своего бывшего жениха лукавый взгляд. — Как по-твоему, я похожа на женщину, которой поломали жизнь?

Рэндольф смущенно улыбнулся:

— Ты превратилась в чудную женщину, настоящую красавицу и выглядишь просто великолепно. Я всегда знал, что так и будет.

Элис была не из той породы женщин, которые в подобной ситуации кокетливо склоняют головку набок. Ей еще предстояло научиться с достоинством принимать комплименты.

— Ну а теперь, когда мы обсудили события давно минувших лет, расскажи о себе, Рэндольф, — попросила она, подливая чаю — Ты наверняка женат и обременен семьей?

— Представь себе, нет. Несколько лет я надеялся, что ты вернешься. Я просто не мог смотреть на других женщин. — По лицу Рэндольфа пробежала тень. — В конце концов я сдался и четыре года назад женился. Моя жена умерла во время родов.

— Мне очень жаль, — сказала Элис с неподдельным сочувствием и подумала о том, что одна неосторожно произнесенная Рэндольфом фраза, возможно, искалечила не только ее жизнь, но и его собственную. Она перевела разговор на другую тему, и они еще долго непринужденно беседовали. Элис вспоминала забавные эпизоды своей трудовой жизни, и Рэндольф слушал ее с неподдельным интересом и восхищением.

Уже уходя, он чуть замешкался у двери и, пристально глядя в лицо Элис, сказал:

— Насколько я понимаю, мы уже не сможем начать все сначала?

У него были добрые глаза.

Элис отрицательно покачала головой:

— Это можно было попробовать сделать тогда, двенадцать лет назад, теперь уже поздно.

Рэндольф кивнул, поцеловал ей руку и вышел. Элис поднялась к себе в комнату, печально думая о том, что Рэндольф — весьма достойный мужчина и настоящий джентльмен, который был рожден для того, чтобы стать чьим-то любящим, заботливым мужем. Она искренне надеялась, что судьба еще будет к нему благосклонна. Было, однако, нечто, в чем Элис была уверена на все сто процентов: он совершенно не годился в мужья женщине, которая обладала настолько странным вкусом, что предпочитала повес с дурной репутацией.


Элис расчесывала волосы, собираясь лечь в постель, когда раздался стук в дверь. Догадавшись, что это ее воспитанница вернулась после визита к родителям своего будущего мужа, она крикнула:

— Входи, Мерри!

Мередит, одетая в синее бархатное платье, которое ей очень шло, вошла в комнату и уселась в кресло.

— У Маркхэмов хорошо, а дома лучше, — заявила девушка с озорной улыбкой. — До сегодняшнего дня я никогда не бывала в лондонском особняке Дэрвестонов и даже не мечтала здесь побывать, но для меня дом — это место, где живете вы.

Элис растроганно улыбнулась.

— Может, ты хочешь, чтобы свадебное торжество состоялось здесь? На Маркхэмов это должно произвести впечатление.

— Что ж, стоит об этом подумать. Я напишу Джулиану и выясню, каково его мнение на этот счет. — Мерри состроила милую гримаску. — Но с каким бы нетерпением я ни ждала нашей свадьбы, мне будет очень не хватать наших с вами разговоров.

Элис подумала о том, что ей тоже будет недоставать бесед с Мередит. В ее жизни произошло чересчур много изменений, причем в слишком короткий срок. Со вздохом она присела на кровать.

— Расскажи мне поподробнее, как все было у Маркхэмов. Мерри с удовольствием удовлетворила ее любопытство. Они с Джулианом побывали в имении в Мортоне, где предполагали поселиться после свадьбы. Девушка горела энтузиазмом, говоря о том, как они с мужем будут вести дела и какие реформы проведут. Элис лишь кивала, время от времени вставляя короткий комментарий по поводу той или иной идеи, пока Мерри наконец не спросила:

— А когда вы вернетесь в Стрикленд? Элис помолчала, смущенная этим вопросом.

— Я не собираюсь туда возвращаться.

— А что Реджи будет без вас делать? — спросила Мерри.

— Я ему не нужна. — Элис старалась говорить небрежно, но ее голос предательски дрогнул. — Он ясно дал мне это понять. Мерри уставилась на свою опекуншу в немом изумлении:

— И вы ему поверили?

— А что еще мне оставалось делать? Во-первых, он с самого начала не хотел, чтобы его имением управляла женщина. И потом, мистер Дэвенпорт сам в состоянии с этим справиться.

Мерри бросила на Элис взгляд, полный жалости.

— Да при чем здесь это? Он же с ума по вас сходит. Возможно, вы не нужны ему как управляющая имением, но как женщина еще как нужны!