Она схватила Грейс за плечо и сильно, резко встряхнула ее.

— Вот, что я скажу тебе, — произнесла Джорджия, продолжая крепко держать Грейс. Она понизила голос и сделала из ряда вон выходящее признание: — У меня тоже были свои неприятности. Это случилось очень давно, и я никогда не собиралась обременять вас моими проблемами. Но если бы вам когда-нибудь пришлось узнать о них, то мне хотелось быть уверенной, что вы, мои дочери, будете гордиться тем, как я справилась с ними.

Грейс вырвалась от матери и уставилась на нее с явным недоверием. Она знала, что для Джорджии болезнен даже намек на раскрытие тщательно хранимой семейной тайны. Но, поскольку мать сама заговорила об этом, Грейс имела право на корректировку ее абсурдных концепций, особенно если Джорджия стремилась представить себя как пример для подражания.

— Гордиться? Ты сошла с ума? Почему, черт возьми, нам следует гордиться тем, что ты закрывала глаза на то, что творилось у тебя под самым носом? — крикнула Грейс.

— Ради Бога, о чем ты говоришь? — гневно прошептала Джорджия. — Никогда, ничего не «творилось под самым моим носом»!

— О, ну, давай! — усмехнулась Грейс. — Господи, мама, но ведь ты была там! Как насчет миссис Причетт? Энни Причетт! Ты хочешь мне сказать, что не знала о ней?

Джорджия нахмурилась, пораженная безрассудностью Грейс. Она хотела признаться, что в ее браке были определенные… проблемы. Но Грейс переступила черту той сферы, которая ее не касалась и о которой она ничего не знала.

— Энни Причетт — друг нашей семьи! Послушай, Вилли всегда любил пофлиртовать, и от него исходит определенное очарование, которое женщины находят весьма привлекательным, — решительно произнесла мать, надеясь, что у Грейс хватит разума понять, что она больше не желает обсуждать эту тему.

Грейс округлила глаза:

— О Боже, мама!

— У тебя чересчур разыгралось воображение. Нет, Энни Причетт — подруга твоего отца. И все! — настаивала Джорджия.

— Мама, она была лишь одной из многих. И не говори мне, что ты не знала! Он стал легендой, крича об этом на всех углах, — прошипела Грейс. — А твое категоричное отрицание вовсе не заставляет меня гордиться тобой! Каролина, по крайней мере, будет знать, что я не была половой тряпкой, о которую Эдди мог вытирать ноги или переступать через нее! Как ты могла подумать, что я буду тобой гордиться?

Едва эти слова вырвались у нее, Грейс увидела по лицу Джорджии, что она всадила нож в сердце матери. Джорджия широко раскрыла рот, безмолвно выражая состояние шока, слишком глубокого, чтобы высказать это вслух. Она качала головой из стороны в сторону, как бы отрицая возможность даже доли правды в словах Грейс. Затем мать выхватила носовой платок из руки Грейс, сунула его обратно в сумочку и бросилась вон из комнаты.

— Мама, подожди! — крикнула Грейс.

Она поспешила за матерью в коридор, но было поздно — Джорджия влетела в переполненный лифт, двери которого уже закрывались, но Грейс успела заметить, что у матери по щекам текут слезы.

Грейс устало прислонилась к стене и закрыла лицо руками. Что она наделала? Сначала с Эдди, теперь с собственной матерью… Она на самом деле стала монстром, отравляющим жизнь любимых людей своей злобой. Грейс глубоко вздохнула, попыталась привести лицо в более или менее нормальный вид и пошла узнать, как там Эдди.

С порога его палаты она не могла сказать, спит он или нет. Его глаза были закрыты, а лицо казалось ужасно бледным. Он дышал настолько тихо, что грудь почти не вздымалась. Но доктор заверил ее, что Эдди не умрет, хотя это был один из самых тяжелых случаев пищевого отравления за всю его врачебную практику.

Грейс уже собиралась уходить, когда Эдди открыл глаза. Ему потребовалось значительное усилие, но он приподнял руку и поманил ее к постели. Она на цыпочках вошла в комнату и с трудом заставила себя улыбнуться. Удастся ли ей когда-нибудь вымолить прощение за содеянное? Она любила мужа. Ей пришлось чуть ли не убить его, чтобы выяснить это. Их слишком многое связывало, чтобы вот так легко отказаться от десяти лет, прожитых вместе. В конце концов Грейс решила, что, как бы там ни было, их брак стоит наладить вновь.

Когда она подошла достаточно близко, он осторожно притянул ее к себе и придвинул губы к ее уху. Грейс уже собиралась посоветовать ему, чтобы он берег силы, а поговорить они смогут и потом, но он явно решил сказать ей что-то немедленно. Его голос прозвучал хрипло и тихо; доктор предупредил, что у него несколько дней будет болеть горло после такой сильной рвоты.

— Найми адвоката, — услышала она его шепот.


Вилли напевал дуэтом с Тамми Уайнетт, включив мигалку правого поворота. Да, думал он, жизнь прекрасна. Он стал перебирать в уме блага, дарованные ему Богом: красивая жена, понимающая, что в такой вечер, как сегодня, мужчине может захотеться уйти из дома и насладиться парой бутылочек пива в компании друзей; здоровая семья; прекрасный конь, приобретенный практически даром у Джеми Джонсона. Конь обязательно станет победителем Гран-При, или он — не Вилли Кинг.

Не стоит обращать внимания на всю эту чушь между Эдди и Грейс. Когда сегодня днем он заскочил в контору к Эдди просто поболтать, тот сообщил ему, что Грейс готовит ужин для него. Ужин? На двоих? Он подмигнул зятю. Любой дурак мог бы догадаться, что это означает. Наверное сейчас они уже резвятся в постели, такие же счастливые, как в первую брачную ночь.

Песня кончилась, Вилли икнул. Он свернул на дорожку и заметил фургон, проехавший мимо него в противоположном направлении. Водитель дружески махнул ему, когда они поравнялись. Вилли помахал в ответ и усмехнулся, подумав, кому это — Эмме Рэй или Джорджии — не сидится дома.

Он устал, и ему хотелось поскорее лечь и заснуть. Вилли вылез из машины и направился к дому. Он удивился, заметив, что Джорджия забыла оставить свет включенным для него, как делала обычно, когда он поздно возвращался домой. При серебристом свете луны трудно было разглядеть ступеньки в темноте. Он тихо ругнулся, споткнувшись на верхней ступеньке, и нащупал дверную ручку.

Вилли рванул дверь и чуть не свалился с крыльца. Проклятая дверь была закрыта. Он дернул вновь, но та оставалась закрытой. Даже не просто закрытой: она была заперта. Он забарабанил в дверь, гремя дверной ручкой, и заорал:

— Мать! Что-то случилось с этой чертовой дверью!

— С дверью ничего не случилось, — донесся ответ Джорджии. — И не зови меня «мать»!

Он мог поклясться, что она стоит прямо за дверью, в прихожей.

— Тогда открой эту проклятую дверь! — крикнул он.

— Убирайся к черту! — громко заявила она.

— Джорджия? — За все тридцать восемь лет совместной жизни он никогда не слышал от жены ни одного ругательства. Что происходит? Открывай!

— Почему бы тебе не постучаться к Энни Причетт? — выкрикнула она.

Вилли почесал затылок и подумал, неужели две бутылки пива повлияли на его слух. А может быть, это Джорджия хватила лишнего?

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — разъярился он. — Ты что, напилась яблочного вина?

Он услышал, как щелкнул замок, затем дверь приоткрылась на пару дюймов. Он попробовал распахнуть ее шире, но его ждала еще одна новость — дверная цепочка была прочно закреплена.

Джорджия сердито взглянула на него через узкую щель.

— Я говорю о твоих мерзких выходках! — ответила она. — Я говорю о твоем обмане и бесчестном…

— Эй, подожди минутку! — вставил он. — Я не обманывал тебя! Возможно, я немного подурачился, но никогда не вел себя нечестно по отношению к тебе.

— Как ты мог, Вилли? Энни Причетт — моя подруга! Я вместе с этой женщиной помогаю в церкви! А девочки! Грейс и Эмма Рэй… — У нее сорвался голос.

— Открой дверь, милая, — мягко попросил он.

Джорджия покачала головой:

— Они считают меня дурой! — огорченно произнесла она. — А я и есть дура. Все эти годы… Иногда, Вилли, у меня мелькали мысли, но я никогда… из уважения к тебе и нашему браку… А теперь я жалею, что не сделала этого! Я была полной дурой!

Вилли с трудом понимал ее; Джорджия говорила какими-то странными, отрывистыми, незаконченными фразами.

— Послушай, не говори так! Ты — не дура, милая… — Его вдруг озарило, что она имела в виду. Мысли? Какие мысли?

— О докторе Льюисе. Фрэнке Льюисе. Спустя столько лет он все еще испытывает нежные чувства ко мне! Особенно после смерти жены. Он сказал… он сказал, что у меня красивые бедра!

Она явно перебрала яблочного вина, хотя он не чувствовал запаха. Трудно было воспринимать все это всерьез. Что нашло на нее сегодня вечером? Он мог побиться об заклад, что, просматривая любительские фильмы, жена вдруг осознала, что уже не так молода, как прежде. Черт, его это не волновало. Он все так же любил ее до безумия, как много лет назад, когда они только встретились.

Вилли улыбнулся про себя:

— Милая, я бы не стал с надеждой цепляться за что-то, сказанное кем-то сорок лет назад.

Самодовольная улыбка на его лице послужила последней каплей!

— Он сказал это на прошлой неделе! Когда я возила к нему тетю Рэй, то прошла ежегодный медицинский осмотр. Он сказал это на прошлой неделе! — с гордостью сообщила она мужу.

Его ухмылка мгновенно исчезла.

— Ну ладно, хватит! — прорычал он. — Открывай эту чертову дверь! Я весь день работал как вол!

— Ты весь день работал только своим большим ртом!

Он бросился на дверь, но от этого цепочка только сильнее натянулась.

— Открой сейчас же! Я не потерплю подобного неуважения после столь трудного дня! — завопил он.

Вилли предпринял вторую безуспешную атаку на дверь.

Что там говорила Грейс за ленчем?.. Неужели это было только вчера? Что-то о глотании дерьма… Джорджия терпеть не могла ругательств, но была вынуждена признать, что эта фраза точно отражала то, чем она занималась почти с первого дня их брака с Вилли. Ну, что же, теперь все изменится на ферме Кинга! Должно измениться!

— Не упоминай мне о неуважении! Тебе даже незнакомо значение этого слова! Ты — эгоцентричный старый козел!

— Эгоцентричный? — рявкнул он, потирая ушибленное о дверь плечо. — Черт возьми, с кем, по-твоему, ты разговариваешь? Разве я не дал тебе все, что ты когда-либо желала? Ты думаешь, у тебя была бы подобная жизнь с Фрэнком Льюисом?

Джорджия захлопнула дверь и откинула цепочку, затем распахнула ее и преградила вход мужу. Подавляемое годами возмущение вскипело в ней. Взрыв гнева Грейс оказался болезненным для матери, но в ее словах была истина. Теперь Вилли предстояло получить свою дозу правды.

— С Фрэнком Льюисом я могла бы иметь жизнь, в которую входило бы уважение! Но вот что я скажу тебе. Мне стыдно за тебя! Ты — воплощение позора! У нашей Грейс разваливается семейная жизнь, а ты только мог заявить ей, что это плохо для дела! Ты — само бесчестие! Ты слишком много пьешь! Ты смеешься чересчур громко над собственными шутками, и скажу тебе вот еще что, Вилли: ты пердишь во сне! Но я принимала все твои недостатки, потому что они — часть тебя, а я любила тебя! Я гордилась, что являюсь твоей женой. Но теперь я больше не горжусь! Так что, если желаешь войти в этот дом, пусть так и будет. Но тебе следует знать, что если ты переступишь этот порог, то я позвоню в конюшню и попрошу мальчиков прийти оттуда и вышвырнуть тебя пинком под зад!

Он уставился на нее, совершенно лишившись дара речи.

Она даже не стала ждать его ответа и шагнула обратно в дом. Дверь захлопнулась перед его носом и на сей раз так и осталась закрытой.


На миг Грейс подумала, что у нее галлюцинации, когда, въехав на дорожку, она увидела Вилли, покачивающегося перед ее машиной. Затем поняла, что это действительно ее отец, и резко нажала на тормоза, когда он ухватился за капот, чтобы заставить ее остановиться.

Вилли подбежал к дверце пассажира и попытался открыть ее, но та была заперта. Он застучал руками по окну и сделал дочери знак, чтобы она опустила стекло. Как только образовалась щель, он ухватился руками за верх стекла и стал давить на него, как бы желая заставить его опускаться быстрее.

— Все сошли с ума и беснуются, как черти! — закричал он.

«Должно быть, отец пьян», — решила Грейс, стараясь не паниковать.

— Что случилось? О чем ты говоришь?

— Все забились по норам и устроили шабаш ведьм! — Он неистово замахал руками в сторону дома. — Твоя мать совсем выжила из ума!

Мама! Грейс подумала: «О Боже! Это я виновата во всем происходящем».

— Папа, пусти! Дай мне сходить к ней!

— Она как с цепи сорвалась! Эта чертова…

— Папа! — воскликнула Грейс. — Я должна пойти к ней!

Он никак не хотел убирать руки с окна, пальцы все еще цеплялись за стекло, когда она нажала кнопку, чтобы поднять его.