-    Ты о чем? - рассеяно спросил он, не в силах отвести взгляд от мокрых дорожек на ее щеках.

-    О твоей Булочке... Прости меня, пожалуйста...

-    Ах, да... Машина... - Самсонов махнул рукой, даже не оглянувшись на смятый капот. - Плевать, всего лишь груда металлолома. Ты цела? Черт, Варя, ты вылезешь или так и будешь там сидеть? Почему ты плачешь? Сильно болит?

Она открыла дверцу, и он протянул ей руку.

-    Мама... Понимаешь, мы поругались... Я... Я все ей высказала... Она сделала ужасную вещь, Саша. И я не знала, что с тобой... Я звонила Амире, но она не берет трубку... А ты... Тебе досталось из-за меня... А я только испортила твою машину... - ее плечи подрагивали, она с трудом выговаривала слова, сдерживая рыдания.

-    Иди ко мне, - мягко сказал он. - Теперь все будет хорошо.

Она прильнула к его груди, и он бережно сомкнул руки на ее плечах. Ему невыносимо хотелось прижать ее крепко-крепко, чтобы закрыть собой от окружающего мира, наполнить своей силой, залечить ноющие рубцы, заставить забыть. Но он боялся даже легким касанием причинить ей новую боль. Да что уж там, и его собственное туловище хранило живые воспоминания о встрече с мужскими ботинками.

-    Поехали домой? - он касался подбородком ее затылка и втягивал родной запах.

-    Я следом. Газиев вернул мою машину маме, когда я сбежала. Теперь я снова за рулем.

-    Нет. Отгони ее на парковку, поедем вместе. Сегодня я не собираюсь выпускать тебя из виду.

Булочка была на ходу: крупповская сталь защищала, как броня. Князев помог перегрузить Варины пожитки в багажник, девушку с комфортом устроили на мягком заднем сидении, и вся компания повезла Пашу к его собаке.

Поначалу они со взахлеб обсуждали сегодняшнее выступление «Игуаны», маскарад и то, над чем уже могли посмеяться. Но вскоре сзади стало тихо, Самсонов взглянул в зеркало: Варя дремала, приоткрыв рот и запрокинув голову.

-    Отважная девчонка, - шепотом заметил Князев. - Безбашенная, но добрая.

Она проспала всю дорогу до дома, и не проснулась даже на парковке. Саша какое-то время сидел, уже заглушив мотор, и не решался потревожить ее безмятежность. Столько всего обрушит на нее пробуждение! Если бы он только мог вырвать последний день из ее памяти. В мозгу всплывали тошнотворные слова Газиева, и пальцы сами собой сжимались в кулаки. Нет, больше он ее не потеряет. Варя, его нежная ренуаровская купальщица, пусть и в драных джинсах, с дурацкой малиновой прядью на встопорщенных перьях коротких волос и свирепой медвежьей мордой на мягком фарфоровом плече. Куда делась ее робкая стеснительная улыбка? Кто стер девчачий восторг из прозрачных сапфировых глаз? А ведь когда-то он решил, что она - забитая мямля... Осел! Как мог он не разглядеть под мягкими округлостями железную волю? Отвагу, которой и он-то, мужик на четвертом десятке, похвастаться не мог. Рокер. Вольнодумец. Куда там! Собой бросилась защищать детей, как маленькая волчица. В одиночку против дракона. И ведь зубами выгрызла себе свободу! Не изнеженная благовоспитанная принцесса - Ракша! С двумя чужими человеческими детенышами.

Что мог он ей дать? Брак для усыновления? Квартиру? Статус? Нужен ли он ей, слабак на десять лет старше? Очкарик, который ничего, ровным счетом ничего не смог сделать против Газиева? Даже этот Костик кинулся защищать ее, не задумываясь. Молодой и симпатичный. Девочки любят барабанщиков.

Варя коротко вздохнула, веки затрепетали и распахнулись.

-    Ой, мы уже приехали? - спросила она, сонно щурясь. - Давно?

-    Не знаю. Так хорошо смотреть, как ты спишь.

-    Я рада, что ты мне не приснился, - она улыбнулась с такой щемящей лаской, что у него заныло внутри.

Костик?! Какой к черту Костик! Никому, ни одному проклятому барабанщику, будь он хоть трижды Ринго Стар, он ее не отдаст. Вот уж ни за что. Самому нужна.

Хендрикс придерживался того же мнения. Увидев Варю, он взвился беспорядочным мохнатым вьюном, раскидывая обувь и влетая в мебель. Размахивал костлявым хвостом, как лопастью вентилятора, и любой попавшийся ему на пути был бы немедленно разрублен в фарш. А уж от слов «Хеничка, мой сладкий мальчик» пес даже стал поскуливать. И Варе пришлось не разуваясь десяток-другой раз кинуть ему мячик, чтобы он перестал мельтешить и позволил, наконец, увести себя во двор.

Когда Самсонов вернулся с прогулки, Варя, распаренная, с влажными после душа волосами, стояла в пижаме у окна и подозрительно шмыгала носом. Он подошел и развернул ее к себе.

-    Газиев?

Она покачала головой.

-    Мама, - снова всхлип.

-    Что она тебе наговорила? - Самсонов обеспокоенно вглядывался в заплаканные глаза.

-    Старая история.

-    Про ребенка?

-    Ты знал?! - Варя отшатнулась от него. - И как давно?

Он поведал ей всю историю с Воропаевой.

- И ты знаешь, что я... больше никогда не смогу... - она замялась.

-Да.

-    И что ты об этом думаешь?

-    В смысле?

-    Зачем нужна женщина, которая тебе не родит...

-    Посмотри на меня, - он аккуратно взял ее за подбородок и приподнял к себе навстречу. - Ты - единственная женщина, которая мне нужна. Поняла? А дети ведь у нас уже есть, верно?

-    Почему ты такой хороший? - ее глаза снова заволокло влагой.

-    Без тебя я бы никогда не стал заводить детей. У меня есть свои проблемы, и однажды я тебе про них расскажу. Но не сейчас. Главное, что ты снова со мной. Больше я никуда тебя не отпущу, и мне все равно, что там у тебя с кем было без меня...

-    Это что еще значит? - она сдвинула брови.

-    Ну, барабанщик, который просил тебя одеться.

Она наморщила лоб и задумалась.

-    Только не говори, что уже забыла. В твой день рождения, - напомнил он.

- Ах, это... Какая ерунда! Я просто собиралась на концерт.

-    И?..

-    И все. У нас ничего не было, - она широко улыбнулась. - За кого ты меня принимаешь, Отелло?

-    Я бы сейчас тебя страстно поцеловал, но наши синяки этого не выдержат. Поэтому просто представляй себе этот поцелуй, когда пойдешь в кровать. Я уже представил, - он легонько прижал ее к себе.

-    О, ты, кажется, представил не только поцелуи, - она потерлась о него.

-    Прекращай издеваться. Я об этом с Нового года думаю. Мне многого не надо. Пойду-ка лучше на диван. И как ты вообще можешь так спокойно говорить о сексе после того, что сделал Газиев?

-    Тебя ведь он тоже избил.

-    Тоже?! Меня-то он не насиловал.

-    Фу, Саша! Меня тем более! Разве ты не смотрел запись?

-    Не до конца. Но Газиев говорил, что...

-    И ты ему веришь? - она отошла от него и села на кровать. - Он просто хотел тебя позлить. Газиев всего лишь хлестал меня ремнем.

-    Всего лишь?! - он потряс руками в воздухе, как заправский итальянец. - Варя, ты точно та, за кого себя выдаешь? Не какая-нибудь шпионка? Ты точно не служила в армии? Всего лишь хлестал ремнем?! Ты меня с ума сведешь. Покажи, что он с тобой сделал.

-    Ни за что, - она упрямо вцепилась в верхнюю пуговицу пижамы. - Ты психанешь.

Он сдался. Они совсем разберутся позже, главное, она дома. И все же, когда Варя, наконец, расслабилась и уснула, он потихоньку вытащил из ее сумки паспорт и надежно спрятал. Кто разберет, что у нее в голове.

Он беспокоился напрасно. Утром она была по-прежнему с ним. Теплая, ласковая, трогательная. Они решили отложить поездку в Питер, чтобы не пугать детей побитыми рожами. Несколько дней в благостной домашней тишине. Только она и он.

Телефон зазвонил, когда в квартире уже витал дразнящий запах свежего колумбийского кофе, а на плите поспевала фриттата с острыми копчеными колбасками. На экране высветилась круглое, лишенное растительности лицо Левинского, одного из директоров медиахолдинга.

-    Слушаю, Марк Ефимыч, - Саша нажал громкую связь мизинцем, чтобы не запачкать гаджет.

Бизнесмен долго мялся и юлил, прежде чем признаться, что они лишают Самсонова поста.

-    У нас только что было экстренное совещание, - извиняющимся тоном заметил Левинский.

-    Без меня? - резко спросил Саша.

-    Такие условия. Слушай, мы сами не рады, но нас поставили в такое положение... Конечно, никто не отбирает у тебя акции. Если захочешь, мы можем выкупить твою долю. На твое усмотрение. И эфиры можешь вести, как прежде.

- Я должен подумать. Кого назначат вместо меня?

-    Мы пока не решили.

-    Тогда ставьте Макса Штайна.

-    Конечно-конечно, мы доверяем тебе в этом вопросе, - торопливо заверил Левинский. - Я надеюсь, между нами не останется недопонимания...

-    Все предельно ясно, Марк Ефимыч. Извините, мне пора.

Он ткнул пальцем в красный кружок и облокотился на столешницу. Так вот, что приберег для него Газиев.

-    Саша, мне так жаль... - Варя подошла сзади и робко погладила его по спине.

- Мне тоже, Варя. Мне тоже.

Глава 21


Мелодичное пиликанье доносилось откуда-то издалека, сквозь вату блаженного утреннего сна. Не разлепляя век, Варя на ощупь обшарила прикроватную тумбочку, пока пальцы не наткнулись на гладкий металл телефона. Выключила мучителя. И снова стала проваливаться в тягучую мягкую дремоту…

Черт, фестиваль! За шкирку вытащила себя в реальность и подскочила. Глянула на экран – слава Богу! Забытье длилось всего три минуты. Собираться, срочно собираться.

Окна ее новой комнаты выходили аккурат на запад, и всю вторую половину дня ядовитое июльское солнце превращало ее в жаровню. Варя еще не успела поставить кондиционер или повесить шторы, поэтому полночи задыхалась в не успевшей остыть бетонной клетке.

Рабочие закончили неделю назад, переезд был в самом разгаре. Кровать, пара тумбочек, светлые голые стены, - вот все, что составляло спальню. И коробки, коробки, коробки…

Ноги плохо слушались после сна, и Варя, осторожно балансируя между картонными башнями, прошлепала босиком в ванную. А, черт, направо же! Никак не могла привыкнуть к новому месту. Прохладные струйки согнали остатки ночной духоты, и она яростно растерлась полотенцем. Ее белое гладкое тело ничем не напоминало о зверских побоях трехмесячной давности. Лишь приглядевшись можно было заметить ниточку шрама у пупка, след от пряжки. Медвежий оскал из хны давно смылся, поверх темной краски на волосы лег привычный пшенично-русый оттенок.

Варя натянула светлые джинсы и черную футболку с открытым плечом, словно кто-то ее пытался сорвать, да так и оставил. День обещал быть жарким, но кто ж выходит на сцену в тонком сарафане?

На цыпочках она подошла к детской. Ее хотя бы успели обставить. Заглянула в щель: Ваня раскинулся морской звездой, медвежонок валяется на полу. В пушистых кудряшках играют утренние лучи – их комната на восток. От ярких желтых занавесок вся комната в теплом свете. Вчерашний замок из кубиков, на письменном столе для будущей первоклашки – раскрытая книжка, Ванины каляки на доске. Катя, как всегда, накрылась одеялом, одна тоненькая косика торчит на подушке. Такая трогательная родная косичка. Как будто кто-то включил паузу на пульте жизни, вот-вот еще несколько минут тишины, а потом раз – и снова закипит детская суматоха.

Переступая игрушки и закусив губу от впившейся в пятки детали конструктора, Варя тихонько прокралась к разложенному креслу. Третья комната была совсем не готова, и Елену Эдуардовну пришлось класть сюда.

 - Мне уже пора, - прошептала Варя над самым ухом женщины.

 - А? – она вздрогнула и заморгала. – Да-да, Варюш, иди, я посмотрю за ними.

 - Я постараюсь быстро обернуться.

 - Не торопись, мы справимся.

Варя благодарно сжала ее руку.

 - Суп в холодильнике, на ужин – куриные котлетки. И ради Бога, не возитесь с выпечкой!

 - Перестань, для чего еще нужны бабушки.

Варя улыбнулась. От Елены Эдуардовны еще никто не уходил голодным.

Девушка выглянула в окно – новенький зеленый минивэн ждал у подъезда. Их продюсер, Рыбаков, который взялся за «Игуану» в середине мая, настоял, чтобы на важные мероприятия музыканты ездили вместе. И пунктуальней, и аппаратура в целости. Даже сделали сбоку аэрографию с символикой группы. Настоящий рок-мобиль.

Варя была последней точкой в маршруте, от нее собирались стартануть напрямик в Тверскую область, на главное событие лета.  Фестиваль «Легенда Рока». И они станут его частью.