Бейли даже открыла рот, но тут же закрыла.

— Тебе действительно нисколько не стыдно? Впрочем, можешь не отвечать. — Бейли внезапно сделалась сама деловитость, даже, несмотря на краску, по-прежнему заливавшую ее щеки. Она пригладила волосы. — Я не знаю, что ты здесь делаешь, но у меня нет времени обмениваться с тобой оскорблениями.

В этот момент шофер выступил вперед и протянул ей аккуратно сложенные бумаги, которые он собрал, а потом помог ей поправить лямку ранца на ее плече.

— Спасибо, — сказала Бейли с преувеличенной любезностью, ясно давая понять Ноа, что он для нее не ценен. Даже в малой степени… по сравнению с этим шофером.

Ей наперекор Ноа только заулыбался. Добывая себе, право на работу у Франклина Дента, он знал, что Бейли будет не в восторге от новой встречи с ним. Но это не отменяло предвкушения ожидаемого испытания. Нужно разрушить какие бы то ни было, вполне заслуженные барьеры, которые она возвела между ними. Если их кратковременные, хоть и бурные, отношения, в конечном счете, не удались, это не означает, что воссоединение невозможно. Можно получать наслаждение и на менее качественном уровне. Кроме того, для Ноа состязательный процесс был только дополнительным стимулом. Вот почему он так упорно и целеустремленно пробивался к Франклину Денту.

Ноа наблюдал, как Бейли Мэдисон входит в дом Дента. Правда, это скорее было похоже на марш — расправленные плечи, вздернутый подбородок, уверенная походка. И большое грязное пятно на попе. Уж если кто и мог вышагивать с таким самоуверенным видом, так это… ну разве что Шарлиз Терон. Однако и у Бейли Мэдисон это получалось великолепно. Посмеиваясь, Ноа покачал головой и тоже прошел в дом. «Почему я раньше не добивался ее с тем же упорством? — подумал Ноа и сам себе ответил: — Потому что я вообще никого не добивался таким вот образом».

Кроме того, даже если бы ему хотелось видеть перед собой одну и ту же личность в долгосрочной перспективе, чего Ноа никогда не хотел, то, во всяком случае, это вряд ли была бы Бейли. Она ему совершенно не подходила. Его интересы носили глобальный характер. Им двигало желание создавать реальные сюжеты о реальных людях, с огромным разнообразием их отношений на первом плане. Тем, кто следил за его документальными фильмами, они помогали понять, сколь тесно связано человечество между собой, несмотря на все различия. Бейли же клепала свои «мыльные оперы», с фантастическими ситуациями, не имеющими ничего общего с реальным миром.

Ноа четко представлял свои цели. Агрессивный по натуре, он шел к ним с непоколебимой уверенностью. Что касается Бейли, настрой у нее был решительный, но слишком уж она вжилась в свои ограниченные рамки. Она хотела стать романистом и творить в духе современной прозы, которая развлекает и просвещает. И это было бы достойной целью, если б для этого ею хоть что-то предпринималось. Но насколько знал Ноа, Бейли для этого не делала ничего.

Сам же он впрыгнул в жизнь обеими ногами. Склонный к риску и смелый, он заводился от всего нового и разнообразного. А Бейли была… ну, попросту говоря, немного недотепистая. Она шла по жизни, спотыкаясь, однако, все же ухитряясь чаще распрямляться, чем наоборот. Ей недоставало способности руководить собой и контролировать ситуацию.

Вообще непонятно, как они сошлись друг с другом. Это действительно было удивительно.

Взгляд Ноа снова плавно переместился к ее попе. Только грязное пятно на этот раз выпало из мыслей. Он задумался. Что его все-таки сроднило с Бейли? Их одинаковый, эмоциональный склад. Сточки зрения физиологии это определенно имело значение. Бейли была не самой изощренной и гибкой из женщин, это так. Ее приходилось немного уговаривать, чтобы она расслабилась в достаточной мере для получения удовольствия. И приобщать к большему сексуальному разнообразию, нежели позиция типа миссионерского отбывания долга. Но усилия того стоили. Хотя Бейли была не самой уверенной в себе личностью в том, что касается собственного тела и сексапильности, но в ней был боевой задор, нужно отдать ей должное. Это было то выражение в глазах, когда она нервно покусывала губу, мысленно готовясь шагнуть из комфортной зоны и всерьез отдаться всему, к чему бы он ее ни склонял. Даже если она знала, хотя более вероятно, что нет, к сколь ошеломляющему катаклизму это ее приведет.

Ноа ухмыльнулся. Да, это действительно было чертовски ошеломляюще. Жаль, что они с Бейли были, не так схожи в других отношениях.

Уйдя глубоко в свои мысли, Ноа чуть не врезался ей в спину, когда она резко остановилась в центре огромного просторного холла.

— Bay, — прошептала она, оглядываясь кругом и запрокидывая голову, чтобы охватить целиком куполообразный потолок высотой в два этажа.

Ноа молча разделил ее впечатления. Он приехал днем раньше и стоял здесь точно так же, а на самом деле даже не один раз, и сейчас испытывал такое же благоговение, что и она.

— Бог мой, это напоминает фрески Микеланджело из Сикстинской капеллы, — сказала Бейли хриплым от волнения голосом.

— Это точная копия. Здорово, правда?

По роду своей профессии Ноа получал приглашения в самые разные дома, от хижин до дворцов. Поэтому он считал себя привычным ко всему и был далек от благоговейного почтения перед роскошью. Ничто уже не могло его удивить. И главным образом потому, что он научился подходить к новому проекту по возможности с минимальной предвзятостью, но этот… Этот безрассудный эпатаж не мог оставить его равнодушным.

— Эвфемизм века. — Бейли медленно повела рукой, описывая круг, по-прежнему глядя на стены и купол. — Хотя не уверена, что это слово может передать мое впечатление.

— То ли еще будет, — сказал Ноа. — Тебе придется иметь дело с кучей подобных слов, я полагаю. Надеюсь, ты захватила словарь синонимов?

Бейли остановилась и наклонила голову.

— На что ты намекаешь?

Ноа пожал плечами и снова переключил внимание на стены, украшенные совершенно уникальной мешаниной из картин в витиеватых рамах, семейных реликвий и ряда чучел звериных голов на постаментах.

— Я намекаю на то, что если ты собираешься адекватно описать жизнь этого человека, тебе понадобится немало таких определений, к которым ты не прибегала прежде.

— Ты так считаешь? — Бейли сложила руки на груди, подозрительно и в то же время раздраженно. Это было поистине захватывающее сочетание, в результате чего в глазах у нее вспыхнул настоящий зеленый огонь. — И вообще, что ты здесь делаешь?

Подражая ее позе, Ноа скрестил руки.

— То же, что и ты.

— Это индивидуальный проект. Мистер Дент ничего не говорил о том, что кто-то еще в нем участвует. И потом, ты же не писатель.

Ноа поднял бровь.

— Ты зарабатываешь на жизнь сценариями для остросюжетных приключенческих фильмов, — продолжала Бейли.

Дорогостоящими сценариями. Они все до единого были дорогостоящие, мог бы подчеркнуть Ноа. И делал он их исключительно для того, чтобы финансировать свои документальные фильмы. Но к чему юлить и оправдываться? Бейли замахала рукой.

— А это…

— Это и есть настоящая остросюжетная приключенческая история, — закончил за нее Ноа.

Он увидел вспышку интереса в ее глазах.

— Неужели ты здесь не для того, чтобы сделать фильм о его жизни?

— Я, конечно, мог бы это сказать. Но не хочу врать.

— Будто в первый раз, — пробормотала Бейли.

— Я никогда тебе не лгал.

Она только возвела глаза к небу.

— Я… — начал Ноа.

Бейли подняла руку, чтобы остановить его.

— С меня довольно убогих извинений.

— Я не извиняюсь — ни убого, ни как-либо еще! — возмутился Ноа.

Он не имел на это никакого права, поскольку прервал их отношения, ничего внятно не объяснив. Хотя это следовало бы сделать. Однако он не привык как-либо оправдывать свои поступки. Он был перекати-поле. И Бейли должна была это понимать, когда они сблизились. Так почему, спрашивается, нужно ставить ему в вину то, что он заранее не предупредил ее о разрыве? Он решительно этого не понимал. Все равно рано или поздно Бейли отпихнула бы его. Поэтому он только облегчил задачу для них обоих.

— А может, тебе все-таки начать с извинений? — спросила Бейли.

— Ты очень противоречивая и своевольная женщина, Бейли, — сказал Ноа. — Ты это знаешь?

Она наградила его заведомо притворной улыбкой.

— Да, я такая.

Прежде чем он успел остроумно ей возразить, в холл вошел дворецкий Дента. После того как воссоединение с Бейли прошло не так гладко, как хотелось бы, Ноа был рад, даже больше чем следовало, видеть угрюмого испанца. Действительно, мажордом, казалось, не питал к гостю никакого расположения.

— Привет, Костас.

Ноа воздержался от вопроса, как он чувствует себя, после вчерашнего дня, когда дворецкий застал его слоняющимся по дому. Конечно, хотелось посмотреть, как при этом сморщится его лицо, но пришлось порядком напрячься, чтобы себя ограничить.

Однако дворецкий только молча посмотрел в его сторону и после долгой паузы бросил взгляд на Бейли. И тут произошла самая поразительная трансформация. Костас заулыбался. У него были превосходные зубы, идеально ровные и блестящие, особенно два из них с золотыми коронками.

Дворецкий изобразил легкий, но элегантный поклон.

— Миз Мэдисон, мы рады вас видеть. С приездом вас. — Он говорил с сильным акцентом. — Мистер Дент поручил мне показать вам ваши комнаты.

Ноа изумился такой почтительности. К нему в отличие от Бейли относились не с таким уважением. Ладно. Возможно, его легкое раздражение было вызвано тем, что Костас не пожелал с ним разговаривать. Но что он такого сделал? Обычно люди тянулись к нему. Должно быть, здесь играл свою роль тендерный фактор. Ничего другого Ноа придумать не мог. Костас был выходцем из той части мира, где особенно сильны патерналистские традиции. Или, может быть, ему просто нравились леди. Нужно будет предостеречь Бейли.

Лицо мажордома приняло нейтральное выражение, когда его переместившийся взгляд охватил их двоих, Ноа и Бейли.

— Мистер Дент присоединится к вам вечером за обедом. Ровно в шесть. Одежда обычная. Вам дадут знать за пятнадцать минут. — Дворецкий взглянул на Бейли, и его резкие черты снова смягчились. — Меня зовут Костас. Если вы хотите, чтобы вас заранее разбудили, только скажите.

Приятная улыбка Бейли не заставила себя долго ждать.

— Вы очень любезны, Костас. Но спасибо, я со всем прекрасно справлюсь.

Дворецкий с холодностью посмотрел на Ноа:

— Я надеюсь, вы найдете свои комнаты?

Накануне вечером испанец застукал Ноа шастающим по дому, то есть, по сути, сующим нос в чужие дела, и отнесся к этому отнюдь не дружелюбно. Учитывая справедливость его претензий, Ноа тогда принес свои извинения, но черта с два он будет делать это сейчас.

В своем соглашении с Дентом он оговаривал, что для надлежащего освещения его жизни ему должна быть предоставлена полная свобода. Но Дент, строго говоря, не давал ему на это своего официального согласия. Ноа же привык раздвигать границы, когда ему было нужно. И знакомство с личным пространством Дента было только началом этого процесса. А Костас с его чопорной ущербностью собирался вставлять палки в колеса.

— Я могу сам о себе позаботиться, — ответил дворецкому Ноа. Испанец натянуто кивнул, а затем снова обратил свою сияющую улыбку к Бейли.

— Ваши чемоданы уже отнесли наверх. Пойдемте. Я провожу вас в ваши комнаты. — Он показал на широкую витую лестницу, ведущую на второй этаж. Ступени лестницы были устланы изысканной ковровой дорожкой с восточным узором, а каждая подступень пригнана бронзовыми фиттингами. Одно только ковровое покрытие, должно быть, встало Денту в приличную сумму, а ручная резьба на перилах красного дерева — тем более.

Ноа наблюдал, как Бейли, даже не взглянув в его сторону, поднимается за Костасом по лестнице. Интересно, что она сделает из этого гигантского мавзолея, где каждая комната представляет музей своей эпохи?

Однако какого черта он вообще думает об этом? Бейли здесь для того, чтобы писать за Дента его автобиографию, а ему нужно снимать документальный фильм о его жизни. Оба они попытаются донести до читателей и зрителей, кто он на самом деле, этот непростой человек, чем он живет, в чем причина его успеха. Но у каждого из них будет свой подход, свое собственное видение.

Ноа ощутил знакомый выброс адреналина, что происходило всегда, когда он принимался за новый проект. Пусть Бейли перекладывает на бумагу мириады черных и белых фактов, из которых составляется типичная биография. Он покажет истинную жизнь Дента, предъявит миру реального человека, который стоит за несметными богатствами, нарисует его такими сочными, колоритными, увлекательными штрихами, какие можно создать только при помощи кино. Для этого не нужно, как Бейли, проникать к человеку в душу.