От сказанной мною фразы Стас недовольно поджимает губы, морщится, от чего на лбу образовывается глубокая складка. Я же украдкой смотрю на его руки, уверенно лежащие на руле, на белые манжеты рубашки, плавно облегающие кисти, на пальцы с идеальной ногтевой пластиной, на небольшую поросль волос тыльной стороны ладони. Я помню, как он ласкал меня, как проводил пальцами по губам, как целовал и шептал нежные слова. Прогоняю эти воспоминания и концентрируюсь на дороге, пытаясь не думать о прошлом, чтобы не выдать себя.

— Скажешь, почему ты ко мне так относишься? — совершенно неожиданно спрашивает Стас.

— Как так?

— С презрением, — без тени улыбки произносит он. — Мы едва знакомы, но ты разговариваешь со мной так, будто я главное зло в твоей жизни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Я замираю и сглатываю, понимая, что мой острый язык доведет до того, что он вспомнит меня. А там и о сыне узнать минутное дело.

— Мне не понравилось наше знакомство, — нахожу вполне правдоподобную причину моего к нему отношения.

Мало какой девушке понравится то, что мужчина знакомиться с ней и намекает на близость через минуту после того, как отправил другую в номер отеля.

— Согласен, перегнул, — кивает Стас. — Может, забудем? И перейдем на ты?

— Послушайте, я очень благодарна вам за помощь, правда. И за то, что вы купили лекарства. Деньги я обязательно вам верну, как только смогу. Но вы извините, я думаю, нам не стоит переходить на ты.

— Я не просил возвращать мне денег, — замечает Стас. — И я не привык с девушками общаться на вы, а с тобой мы видимся довольно часто.

— Простите, не думаю, что могу предложить вам то, чего вы хотите.

— И чего же я хочу? — с ухмылкой произносит Стас, останавливая автомобиль на красный и поворачиваясь ко мне.

Через секунду его лицо оказывается ко мне слишком близко, я не успеваю сориентироваться вовремя и когда поднимаю голову чуть задеваю губами его щеку.

— Вот это всё, — сбивчиво произношу. — Неправильно.

Голос охрип, дыхание спирает, губы горят огнем, потому что я только что коснулась его, тело предательски горит. Рядом с ним происходит то, о чем я забыла на долгое время: я испытываю желание, потребность коснуться его, обнять, поцеловать, провести ладонью по его шероховатой на ощупь щеке. Я вся прекращаюсь в чувствительный комок, который требует ласки и любви, нежных, сказанных на ухо слов, и требовательных умелых рук, способных подарить наслаждение.

— И что же именно неправильно? Что ты так реагируешь на незнакомца, забывая о своем парне? — его дыхание обдувает мою щеку, а голос звучит соблазнительно и хрипло.

Когда нам сигналят и Стас вынужденно отстраняется, чтобы ехать дальше, я выдыхаю и опускаю голову, изучая свои руки, сжатые в кулаки. Мне не нравится то, что только что произошло, его поведение и моя реакция находятся где-то за гранью допустимого. За пределами разумного и мое никуда не уходящее желание остановить эту чертову машину, перемахнуть через коробку передач, сесть мужчине на колени и прижаться к его горячему телу, почувствовать его губы на своих и руки на талии, бедрах, груди.

Хватит, приказываю сама себе и, пока не пропал запал, быстро бормочу, замечая, что мы почти подъезжаем к детскому саду:

— Послушайте, Станислав. Вы, наверное, меня неправильно поняли, но меня совершенно не интересуют одноразовые связи с мужчинами. У меня есть парень и сын, я не собираюсь размениваться, что бы вы там не думали. И за помощь я заплачу, потому что не хочу быть вам должна, — акцент на предпоследнем слове заставляет его сжать губы в тугую полоску и недовольно посмотреть на меня сквозь зеркало заднего вида.

Я стараюсь не обращать на это внимание и как только мы паркуемся, вылетаю из машины, потому что мой сын вместе с воспитательницей стоит у входа в детский сад. На улице давно не лето, а он в простенькой, пожалуй, чересчур тонкой для вечера курточке. Утром было тепло, и я одевала его по погоде, а вот сейчас ему заметно холодно.

— Даня, — кричу и направляюсь к нему.

Сын тут же вырывается из рук воспитательницы и летит ко мне, распахнув руки, правда, пробегает мимо и направляется в сторону мужчины, который является его родным отцом. Я разворачиваюсь и ошеломленно смотрю на не менее ошарашенного Стаса, держащего Даню на руках и крепко прижимающего его к себе.

Глава 10

Открыв рот от удивления, наблюдаю за тем, как сын спокойно сидит на руках у Стаса, правда, проходит всего несколько секунд, и он начинает вырываться и звать меня. Я тут же подбегаю и беру его на ручки, успокаивающе обнимаю за плечи и ничего не понимаю. Почему он вообще подошел к чужому человеку?

— Зайчик, ты почему к дяде побежал? — спрашивать это в присутствии Стаса и под его пристальным изучающим взглядом оказывается настоящей пыткой, но Даня напуган, а я совершенно ничего не понимаю.

— Там, — сын показывает в сторону Стаса, стоящего у автомобиля. — Не Мас.

— Не Мас, — соглашаюсь и выдыхаю я, понимая, что ребенок попросту перепутал. Не удивительно, на улице заметно стемнело, поэтому малыш мог и правда не видеть, кто стоит у машины.

Господи, а я уже подумала!

Успела кучу вариантов в голове прокрутить за каких-то несколько секунд. И что кто-то в саду сказал ему об отце, возможно, увидев Лебедева по телевизору, или же подруга… о последнем я подумала сразу, но и тут же отмела эту версию. Лерка ни за что бы не стала этого делать, зная, как я боюсь за сына.

— Настенька! — позади слышится голос воспитательницы. — У вас все в порядке?

Она заботливо кладет руку на мой локоть и заглядывает в лицо, стараясь узнать, что случилось.

— Извините, Ольга Ивановна, — начинаю оправдываться. — Отец попал в больницу, я ездила к нему, а Даню должен был забрать мой молодой человек, но, видимо, что-то не получилось. Мне жутко неловко за то, что заставила вас ждать.

— Ничего страшного, — она сжимает мое плечо своей мягкой ладонью и ободряюще улыбается. — Здоровья вашему папе.

— Спасибо, — улыбаюсь ей в ответ и смотрю за тем, как она, подхватив сумку, удаляется.

Я же неловко поворачиваюсь к Стасу и не знаю, что ему сказать. Извиняться, оправдываться, благодарить?

Набравшись смелости, смотрю ему в глаза и снова говорю спасибо за сегодняшнюю помощь.

— Насть, прекращай меня благодарить, — строго произносит он, хотя у самого на лице играет улыбка. — Садитесь в машину и называй адрес.

— О, нет, — поспешно отказываюсь. — Мы пройдемся, нам тут близко.

— Ты правда хочешь, чтобы я отпустил вас одних идти по темным улицам? Не выдумывай, садитесь в авто.

— Мы прогуляемся, — говорю Стасу. — Правда, у нас спокойный район.

Он недоверчиво осматривается по сторонам, скептически хмурится, после чего произносит:

— Хорошо.

Я успеваю выдохнуть, правда, Лебедев тут же ставит автомобиль на сигнализацию.

— Пойдемте, провожу вас, раз вы хотите прогуляться.

Перспектива провести с ним около двадцати минут времени совсем не радует, поэтому я соглашаюсь на поездку, помогаю сыну залезть на заднее сиденье, с удивлением отмечаю, что тут есть автокресло и усаживаю его туда. Сама размещаюсь рядом и выдыхаю, потому что Стаса не будет рядом со мной. Это заметно расслабляет и позволяет мне отодвинуть напряжение, сковывающее тело, и откинуться на спинку.

До дома мы добираемся за считанные минуты. Вечерних пробок нет, ехать нам чуть меньше километра, поэтому мы с Даней не успеваем понять, как машина останавливается. Стас тут же покидает салон и, пока я выбираюсь со своей стороны, отстегивает сына с кресла и помогает тому слезть. Он больше не отбивается от него, как от прокаженного, но как только появляется возможность, тут же сбегает ко мне.

Мы останавливаемся у подъезда. Я хочу снова поблагодарить Стаса за все, но вовремя одергиваю себя и просто прощаюсь.

— Стася, мы можем поговорить наедине? — задает неожиданный вопрос.

В его планы, видимо, не входило быстро распрощаться.

— Не думаю, что…

— Брось, я не из тех, кто лезет к девушкам без их согласия. Можно я поднимусь? Это касается твоего сына.

От его слов на мгновение замирает сердце, но совсем скоро оно начинает биться в ускоренном ритме. Я боюсь этого разговора, поэтому руки дрожат, когда я пытаюсь нажать код домофона и открыть дверь. Наконец, мне удается это сделать, мы проходим вначале в старенький, далекий от идеальной чистоты подъезд, а затем заходим в квартиру. Здесь все не так печально. Ремонт свежий, мебель, пусть и не дорогая, но новая и привлекательная, правда, стоит Стасу закрыть за собой дверь, как в нашей крохотной прихожей не остается места.

Несмотря на это, Лебедев ничего не говорит, разувается и проходит на кухню после моего приглашения.

— Подождите меня несколько минут, — прошу у него. — Я вымою Дане руки и отведу в комнату.

— Я не спешу.

Быстро вымыв руки Дане и усадив его в комнате, рассыпав игрушки, прохожу на кухню. Сыну нужно поесть, поэтому я не сажусь рядом со Стасом, а достаю из холодильника кастрюльку с супом и кладу ее на плиту.

— Кофе, чай? — предлагаю я и прячу трясущиеся руки за спину, чтобы он не увидел моего волнения.

— Нет, спасибо, — отказывается Лебедев. — Я не уверен в том, что хочу сказать, — произносит Стас, — заставляя меня нервничать еще сильнее. — Постарайся не поднимать панику, а выслушай меня и только потом примешь решение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Я быстро киваю, правда, от спокойствия уже не осталось и следа. Стараюсь вспомнить, где же я оставила аптечку и есть ли в ней успокоительные, но с треском проигрываю своей памяти, потому что в голове творится сумбур. Напротив сидит настоящий отец Дани, и сейчас он хочет поговорить о сыне. Внутри все трясется от напряжения, я крепче сжимаю руками столешницу и с душевным скрипом натягиваю на лицо улыбку.

— О чем именно ты хочешь поговорить? — спрашиваю, сглатывая и делая продолжительный выдох.

Глава 11

— Ты не замечала у Дани проблем со зрением?

— Нет, — отвечаю, не до конца понимая, о чем пойдет речь. — Почему ты вообще об этом спрашиваешь? — я второй раз перехожу на ты, но сейчас это вовсе не то, о чем стоило бы думать.

— Потому что там, у детского сада, он перепутал меня с твоим парнем. Это должно насторожить.

— Было темно, — ищу оправдания, не желая признаваться, что я и сама подумала о зрении.

Хорошего обследования у нас с сыном не было. В годик нас осмотрел педиатр, а перед садом дали направление к хирургу, офтальмологу и еще нескольким специалистам. Всех мы прошли без проблем, да и я никогда не замечала за сыном проблем со зрением. До сегодняшнего дня. Можно, конечно, списать все на темноту, но ведь и правда, нельзя было не понять, что там не Максим.

— Я не говорю, что у него есть проблемы, — замечает Стас аккуратно. — На улице и правда уже стемнело, но я знаю, о чем говорю и лучше провериться. У Тимофея была такая проблема. Мы заметили ее несколько месяцев назад, сейчас болезнь на стадии активного лечения и уже есть успехи. Это не смертельно опасно, — спешит заверить Стас, видимо, замечая мое состояние.

Я могу лишь предположить, как выгляжу со стороны: пусть сжатые до боли костяшки за спиной не видно, но шок, явно написанный на лице и тяжелое дыхание не заметить невозможно. Поверить не могу, что у сына могут быть проблемы, но он прав, лучше перепроверить. Сходить в хорошую клинику.

— Кажется, ты в который раз за сегодня спасаешь меня, — с улыбкой произношу я, хотя страх за здоровье сына никуда не уходит.

— Мы тоже не заметили у Тимофея проблем, — замечает Стас. — Нам сказали совершенно посторонние люди.

Я киваю, только сейчас понимая, что Стас все еще находится в неведении относительно своего отцовства. Это помогает мне расслабиться. Я почему-то боялась, что стоит ему увидеть Даньку, как он все поймет, посмотрит на меня другими глазами, спросит, почему такая схожесть и мне придется рассказать, но нет.

Он не узнает.

Ни меня, ни сына.

Видимо, их схожесть все же заметна только мне. Этот поворот головы, взгляд из-под опущенных бровей, улыбка, трогающая ямочки на щеках и недовольное поджатие губ. У них даже мимика одинаковая, хотя Даня никогда не то, что не общался со Стасом, он его даже не видел до сегодняшнего дня.

— Может, и правда кофе?

Почему-то именно сейчас хочется его удержать, послушать его голос, посмотреть за тем, как он будет пить горький напиток из моей чашки.