Среди писем, присланных ей после приезда сюда, было и длинное сердечное послание от Шарлотты Брэндон. В довольно прямых, но мягких выражениях она сообщила, что Алекс объяснил ей обстоятельства гибели Джона Генри, и выражала надежду, что случившаяся болезнь Джона Генри привела его когда-то к душевному краху, что в свете контраста между тем, каким он был раньше, и каким беспомощным стал потом, будучи еще безумно влюбленным в Рафаэллу, его жизнь фактически превратилась для него в тюрьму, из которой он мечтал убежать. И поэтому то, что он сделал, хотя это и трудно понять всем оставшимся в живых, стало для него истинным освобождением. «Несмотря на то, что его поступок был проявлением эгоизма, — писала Шарлотта Рафаэлле, — я надеюсь, ты поймешь и примешь его без укоров в свой адрес и самобичевания». Она уговаривала Рафаэллу принять случившееся, как данность, оставаться благодарной Джону Генри в своей памяти, пощадить себя и жить дальше. Она умоляла Рафаэллу подумать о себе самой, как бы не кощунственно казалось ей это делать.

Это было единственное письмо, на которое Рафаэлла ответила не сразу, а долго, в течение нескольких часов, раздумывала, сидя в своей башне, украшенной слоновой костью. Письмо Шарлотты несколько недель безответно лежало на ее столе. Рафаэлла попросту не знала, как на него отвечать. В конце концов, она ответила просто, выразив свою благодарность за теплые слова и добрые советы и в конце добавила, что если Шарлотте доведется быть в Европе, она будет рада видеть ее в Санта Эухении, чтобы провести в ее обществе несколько дней. Как ни трудно было Рафаэлле примириться с родством Шарлотты и Алекса, она была благодарна этой женщине и была бы искренне рада с ней повидаться. Приглашая Шарлотту погостить, Рафаэлла не ожидала получить от нее вестей до конца июня. Шарлотта и Мэнди только что отправились в Лондон на презентацию новой книги Шарлотты. После должна была начаться работа над киносценарием — так что дел у Шарлотты было невпроворот. Но в программу входили поездки в Париж и Берлин. Будучи в Европе, Шарлотта ломала голову над тем, как бы ей слетать в Мадрид, повидаться там со своими друзьями. Шарлотта с Мэнди рвались увидеться с Рафаэллой, но не знали, смогут ли соблазнить ее приехать в Мадрид, или им придется самим добираться до Санта Эухении. Они все-таки решили поехать к ней, и Рафаэлла была глубоко этим тронута. Она не посмела им отказать, хотя и сделала попытку отговорить. Она объясняла, что ей неудобно оставлять Санта Эухению, что ей нужно присматривать за детьми и принимать бесчисленных маминых гостей. Но все это были лишь отговорки. С тех пор, как другие члены семьи стали съезжаться на лето, Рафаэлла уносила в свою комнату еду на подносе. Для большинства испанцев в таком поведении не было ничего необычного, но мать Рафаэллы была крайне обеспокоена состоянием дочери.

Письмо, которое Рафаэлла адресовала Шарлотте в Париж, лежало на специальном столике для почты, готовое к отправке. Но в тот же самый день, когда Рафаэлла оставила его там, один из племянников сгреб всю почту в свой рюкзак, чтобы опустить в городе в почтовый ящик, но по дороге вместе со своими сестрами зашел в магазин купить леденцов, и случайно выронил где-то письмо. Возможно, Рафаэлла придумала всю эту историю, чтобы оправдаться перед Шарлоттой, которая позвонила, чтобы узнать, почему не получила от нее ни строчки за последний месяц.

— Можно нам приехать к тебе в гости?

Рафаэлла выдержала паузу, чувствуя себя в ловушке:

— Ко мне? Но здесь такая жара, вы с ума сойдете! Вообще-то, не думаю, что вам здесь понравится, и кроме того, мне не хочется вас затруднять.

— Тогда приезжай в Мадрид, — доброжелательно ответила Шарлотта.

— Я действительно не могу уехать отсюда, хотя мне бы очень этого хотелось, — все это было откровенной ложью.

— Похоже, что у нас нет выбора. Как насчет завтра? Мы можем взять на прокат автомобиль и приехать к тебе после завтрака. Что ты об этом думаешь?

— Три часа провести за рулем только ради того, чтобы увидеть меня? О, Шарлотта, мне ужасно неловко!

— Брось! Для нас это удовольствие, только б у тебя все было бы в порядке. — На какой-то миг Шарлотта засомневалась, действительно ли Рафаэлла хочет с ними видеться. Она подумала, что слишком давит на Рафаэллу, которая, быть может, вовсе не желает с ними встречаться. Быть может, каждое лишнее напоминание об Алексе чересчур для нее болезненно. Однако по голосу Рафаэллы Шарлотта поняла, что она была бы искренне рада их увидеть.

— Было бы здорово повидаться с вами обеими!

— Я не могу дождаться встречи с тобой Рафаэлла. Мэнди теперь не узнать! Ты не знаешь, она же осенью едет в Стэнфорд?

Рафаэлла неожиданно улыбнулась. Мэнди… ее Аманда… было так приятно думать, что она снова будет жить с Алексом. Он в ней очень нуждался, да и она в нем тоже.

— Я очень рада, — но потом, не удержалась и спросила: — А как Кэ?

— Она проиграла на выборах, ты, наверно, знаешь. Хотя ты об этом могла узнать еще до твоего отъезда. Это была последняя ее попытка.

Рафаэлла узнала обо всем из газет, но Алекс не захотел с ней обсуждать свою сестру в тот короткий период возобновления их отношений. Из-за Аманды его отношения с сестрой окончательно расстроились, а Рафаэлле было интересно, что бы он сказал, если бы знал о письме Кэ ее отцу. Он бы, наверное, убил бы ее. Но Рафаэлла никогда ему об этом не рассказывала. И теперь она была почти рада такому обстоятельству. Какое это имело значение? С их совместной жизнью было покончено, а Кэ, в конце концов, оставалась его сестрой.

— Дорогая, завтра мы к тебе приедем, тебе что-нибудь привезти из Мадрида?

— Ничего, кроме вас самих, — Рафаэлла с улыбкой повесила трубку.

Однако весь остаток дня она нервно шагала по комнате из угла в угол. Почему она позволила себя уговорить? Как ей себя вести, когда они приедут? Она не хотела видеть ни Шарлотту, ни Аманду, она не хотела ничего, что могло бы ей напомнить о ее прежней жизни. У нее теперь новая жизнь в Санта Эухении. Это все что она могла себе позволить. Зачем ворошить прошлое?

Когда Рафаэлла спустилась к ужину, ее мать заметила, что у нее дрожат руки. Она взяла себе на заметку и решила поговорить об этом с Антуаном. Она считала, что Рафаэлле следовало обратиться к врачу. Уже несколько месяцев на ней лица не было. Несмотря на превосходную, солнечную погоду, Рафаэлла не выходила из своей комнаты, и оставалась бледной, как тень. Она потеряла по крайней мере пятнадцать-двадцать фунтов веса с тех пор, как они вернулись из Сан-Франциско, и по сравнению с другими домочадцами выглядела по-настоящему нездоровой, с ее огромными, печальными глазами на осунувшемся лице.

Рафаэлла сообщила матери, что завтра к ней приезжают две гостьи из Мадрида.

— Собственно, они из Штатов.

— Да? — Алехандра обрадовалась. Все-таки это было хоть какое-то разнообразие в жизни Рафаэллы. Ведь она даже не хотела общаться со своими старыми друзьями в Испании. Алехандра еще не видела, чтобы к трауру относились так серьезно.

— Кто эти люди, дорогая?

— Шарлотта Брэндон и ее внучка.

— Писательница? — удивилась Алехандра. — Она читала несколько ее книг, переведенные на испанский, и знала, что Рафаэлла прочла все ее романы без исключения.

Рафаэлла с отсутствующим взором кивнула и направилась к себе в спальню.

Она не выходила до следующего утра, пока одна из служанок не постучалась к ней в комнату.

— Донна Рафаэлла… к вам гости.

Она стучала очень тихо, боясь потревожить госпожу. Однако дверь распахнулась, и Рафаэлла увидела испуганную пятнадцатилетнюю девушку в костюме горничной.

— Спасибо. — Рафаэлла улыбнулась и направилась к лестнице. Она так волновалась, что почувствовала, как ноги становятся ватными. Странно, но за это время она не встретилась ни с одним из своих друзей, и поэтому сейчас не знала, как начать разговор. Одетая в элегантное черное платье, купленное матерью в Мадриде, по-прежнему в черных чулках, бледная, как полотно, она спускалась по лестнице.

Шарлотта ждала ее внизу и когда увидела Рафаэллу, непроизвольно шагнула ей навстречу. Она впервые видела глубоко несчастную, измученную женщину, словно олицетворявшую саму печаль, одетую в черное платье и с глазами, полными скорби. Но Шарлотту она встретила с улыбкой, за которой было не спрятать глубокой тоски. Казалось, что с тех пор, как они виделись в последний раз, Рафаэлла переселилась в другой мир. Шарлотта с трудом сдержалась от того, чтобы не расплакаться. Кое-как она справилась с собой и прижала к себе внучку. Обнимая Аманду, она любовалась утонченной красотой Рафаэллы, которая в определенном смысле обострилась. Это была настоящая красота, такая, которую никогда нельзя понять до конца. Принимая гостей, Рафаэлла была грациозна и гостеприимна. Она очаровала их обеих, показывая им дом, сады, фамильную церковь, построенную ее великим дедом. Она познакомила их со всеми детьми, игравшими со своими няньками в парке, разбитом специально для них. Шарлотта поймала себя на мысли, что это неплохое местечко, где можно провести лето. Это был осколок иной жизни, иного мира, но никак не место для молодой женщины, желающей себя похоронить.

— Ты не хочешь вернуться в Сан-Франциско? — Разочарованно посмотрела на нее Шарлотта.

Но Рафаэлла отрицательно покачала головой.

— Нет. В конце концов мне, конечно, придется вернуться, чтобы продать дом, но это можно сделать и не уезжая отсюда.

— И ты не поедешь ни в Париж, ни в Мадрид?

— Нет, — Она сказала это твердо, а затем улыбнулась Аманде. Но Аманда почти ничего не говорила. Как она сюда приехала, она не отрывая глаз смотрела на Рафаэллу, словно на призрак мертвеца. Это была не Рафаэлла. Все это было похоже на сон. И подобно Шарлотте, Мэнди едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Она могла думать только о том, когда они счастливо жили вместе с Алексом. Она могла их видеть вместе каждый раз, когда возвращалась из школы. Но теперь, когда она смотрела на Рафаэллу, та ей казалась незнакомкой, иностранкой, лишь смутно напоминавшей прежнюю Рафаэллу. Они почувствовали облегчение, когда Рафаэлла предложила пойти искупаться. И как и прежде, Рафаэлла попыталась преодолеть свои чувства с помощью долговременного изнуряющего плавания, которое дало Шарлотте долгожданную возможность пообщаться с ней с глаза на глаз.

И теперь, когда они расположились рядом в удобных креслах в глухом уголке сада, Шарлотта нежно ей улыбнулась.

— Рафаэлла… могу я поговорить с тобой на правах старой подруги?

— Конечно, — и она вздрогнула словно испуганная лань: ей не хотелось отвечать ни на какие вопросы, и объяснять свои поступки. Теперь это было ее жизнью. И в нее она никогда не хотела пускать.

— Мне кажется, ты слишком терзаешь себя. Я вижу это по твоему лицу, по выражению твоих глаз, по тому, как ты разговариваешь… Рафаэлла… что я могу тебе сказать? Что вообще можно было бы сказать тебе, чтобы освободить тебя? — Рафаэлла отвернулась так, чтобы не было видно как наворачиваются слезы на ее глазах. Она делала вид будто смотрит в сторону сада, но потом медленно и грустно ответила.

— Я больше никогда не стану свободной, Шарлотта.

— Но такой жизнью ты посадила себя в тюрьму. Ты приняла на себя вину за деяния, которых ты не совершала никогда. Я всегда буду думать, что твой муж устал от жизни, и если ты себя перестанешь винить, ты тоже это поймешь.

— Я этого не понимаю. И никогда не пойму. Собственно, это не имеет никакого значения. У меня была полноценная жизнь. Пятнадцать лет я была замужем. Я больше ничего не хочу. Я теперь здесь. Я приехала домой.

— Если не учитывать того, что это больше не твой дом, Рафаэлла. Ты рассуждаешь как старая женщина.

Рафаэлла улыбнулась:

— Я такой себя чувствую.

— Это же дико, — и затем на какой-то миг она взглянула в глаза Рафаэлле, — почему бы тебе не поехать с нами в Париж?

— Сейчас? — Рафаэлла выглядела так, будто ее ударило током.

— Сегодня вечером мы возвращаемся в Мадрид, а завтра улетаем в Париж. Ну, как тебе идея?

— Довольно безумная, — Рафаэлла нежно улыбнулась.

Это ей было совершенно не по душе. Уже год она не была в Париже и не испытывала никакого желания ехать туда.

— Подумай об этом, — но Рафаэлла грустно покачала головой.

— Нет, Шарлотта, я хочу остаться здесь.

— Но почему? Почему ты должна так поступать? Эта жизнь не для тебя.

Теперь, наконец, она решилась задать вопрос, о котором думала целый день.

— Как Алекс? У него теперь все в порядке?

Он уже дважды посылал ей письма, но она не ответила ни на одно из них. Он был ошеломлен тем, что случилось, ее отъездом, ее молчанием, ее упорным нежеланием с ним встречаться.

— Он справляется.