— Нет, — повторила Джулия, — есть так много других вещей…

— Ты что, пытаешься избавиться от меня?

— Нет! Разумеется, нет.

— Скажи мне, Джулия. Я нужен тебе?

Джулия улыбнулась лучшей из своих улыбок и, понимая, что ее ответ точно заставит его уйти, сказала:

— Нужен, но не в ближайший час или два, я полагаю.

Растмур хотел бы, чтобы она восприняла его вопрос более серьезно, но, разумеется, этого не произошло. Видимо, заново завоевать ее доверие будет нелегко. Он может и подождать, по крайней мере этот час или два, решил он.

— Очень хорошо, я сделаю, как ты говоришь, — ответил он, наклонившись к ней, чтобы поцеловать, а потом снова отстранился. — Я пойду к матери и постараюсь убедить ее, что ты не воплощение дьявола. А также принесу печальную весть Пенелопе, что ее мечтам выйти замуж за оперного певца не суждено сбыться.

Джулия рассмеялась:

— Не слишком удивляйся, если она не будет так уж разочарована. Думаю, Пенелопа намного умнее, чем ты думаешь.

— В самом деле? В конце концов, она отдала медальон Фицджелдеру и пыталась обручиться с женщиной. Да, она выдающаяся личность.

— Полагаю, что так, — пожала плечами Джулия.

Растмур направился к двери.

— Я постараюсь убедиться, что Пенелопа хорошо перенесет новости. А ты пообещай мне, что все это время будешь оставаться здесь.

— Не беспокойся. Пока все не прояснится с медальоном, мы с отцом останемся в этом доме.

— Чудесно! Но я имел в виду, что ты не выйдешь из комнаты.

— Но мне нужно спуститься вниз и найти отца.

— Нет. Теперь, когда Фицджелдер знает, кто ты, тебе грозит опасность. Я уверен, что он не оставит попыток отомстить, и к тому же я не доверяю этому Д'Аршо. Кроме того, Дэшфорд позволил Линдли свободно разгуливать по дому. Сказать по правде, его-то я и подозреваю больше всех в подмене медальона.

— Но зачем Линдли медальон?

— Не знаю. Но если Фицджелдер подменил его, зачем он так хотел найти Софи, чтобы вернуть медальон? Я буду чувствовать, что ты в большей безопасности, если ты не будешь бродить по дому. Обещаешь?

— Я буду в безопасности.

— Ты останешься здесь?

— Останусь здесь до тех пор, пока не понадоблюсь где-то еще. Нет нужды волноваться напрасно. Это тебя устраивает?

— Нет, но поскольку другого ответа я от тебя все равно не дождусь, то устраивает. Я скоро зайду, — сказал Энтони, распахивая дверь.

— Я знаю, — ответила Джулия.

Он быстро поцеловал ее, и она закрыла за ним дверь и почувствовала, словно уходит из солнечного света в тень. Она слишком легко отпустила его, и он не умолял о том, чтобы остаться.

Когда у него хватит отваги умолять?

Энтони ушел безо всяких рассуждений. Но чего она ожидала? Что он пообещает ей любовь до гроба и пойдет против семьи и общества, чтобы жениться на ней? Разумеется, она этого не ждала. Она не хотела этого.

Была бы она счастлива, если бы стала женой лорда? Растмур живет в мире, которому она никогда не сможет соответствовать; у него есть обязанности, которые лишь еще больше отдалят его от нее. Ее отец, очевидно, не будет желанным гостем в его доме. Его друзья голубых кровей станут гнушаться ею, а вслед за ними начнет и он. А если у них будут дети? Им тоже будет отказано в счастье и уважении.

Нет, Джулия не желала этого. Она хотела Растмура, нуждалась в нем, но не такой ценой. Не ценой его собственного счастья.

Ей придется отпустить его. И чем скорее, тем лучше. Она достаточно хорошо знала его и понимала, что он не просто проводит с ней время. Когда все закончится и безопасность его семьи и это глупое сокровище будут под присмотром, он скорее всего захочет сделать их связь более прочной. Он предложит ей стать содержанкой, возможно, захочет спонсировать театр ее отца.

Но ей придется быть свидетельницей того, как он женится. Она будет наблюдать, как растут его законные дети, ей придется делить его с ними всеми.

Нет, такого она не допустит. Лучше уж она проведет остаток жизни вдали от лорда Растмура и его проклятого благородного существования. Они должны расстаться…

В коридоре послышались шаги, и Джулия обрадовалась. Неужели Энтони решил вернуться к ней?

Она осторожно приоткрыла дверь комнаты и увидела не Растмура, а Линдли, который как раз достиг лестничной площадки.

Он огляделся, но, кажется, не заметил, что дверь ее комнаты слегка приоткрыта. Джулия затаила дыхание и прислушалась.

Да, Растмур не зря его подозревал. Все в Линдли свидетельствовало против него. Тихо, словно кошка, он двинулся прямо к комнате Фицджелдера. Странно, как мог Линдли знать, где его комната?

Он подошел к двери и опустился перед ней на колени. Затем осторожно достал что-то из рукава. Нож? Нет, слишком узкий. Ключ? Возможно.

Он тихо вставил это в замок на двери Фицджелдера, и Джулия услышала легкий щелчок. Затем Линдли положил металлический предмет обратно в рукав, взялся за ручку двери, и та легко повернулась. Дверь со скрипом отворилась.

— Какого черта?.. — услышала Джулия голос Фицджелдера.

— Заткнись. Это я, — сказал Линдли, входя внутрь. — У меня есть для тебя кое-что интересное.

— Что ж, — ответил Фицджелдер масленым голоском, — ты как раз вовремя.

Затем дверь плотно захлопнулась, и Джулия больше ничего не смогла услышать.

Боже правый, она уже услышала достаточно! У Линдли был медальон, и он пришел отдать его Фицджелдеру. Растмур все еще в опасности!

Она должна что-то сделать. Очевидно, она не могла ворваться к двум заговорщикам и потребовать, чтобы те отдали ей медальон. Нет, но нельзя оставаться здесь и позволить им делать, что они захотят, несмотря на обещание, которое она дала Растмуру.

Но она не обещала этого. Она лишь сказала, что будет осторожна и не будет бесцельно бродить вокруг. Она и не собиралась этого делать. Однако ей нужен план!

Отец знает, что делать. Разумеется, ей придется пойти к нему. Должно быть, он тоже о ней волнуется.

Также тихо, как Линдли, она прокралась по коридору и поспешила вниз по лестнице. Лакеи перед входной дверью кивнули ей, когда она проходила мимо. Да, она здесь не пленница. Дэшфорд не приказывал следить за ней.

Хорошо. Джулия обернулась и улыбнулась лакеям.

— Кто-нибудь может подсказать мне, где актеры? — с милой улыбкой спросила она. — Я слышала, что они обедали в кухне.

Лакеи любезно указали ей путь туда. Она поблагодарила их и пошла в указанном направлении. Растмур будет доволен — она вовсе не бродит бесцельно.


Мать была в своей комнате. В ту минуту, как Растмур вошел и взглянул на нее, он сразу понял, что она все знает.

Черт, как же быстро распространяются новости! И он совсем не спешил. Хотя следовало бы.

— Это ты, мой сын? — спросила она.

— Да, мама, это я, — ответил он. — Полагаю, ты сердишься на меня?

Леди Растмур резким движением отложила вышивку в сторону и сказала:

— Да я просто в ярости! Ты привел сюда эту женщину! Эту шлюху, эту актрису, эту грязную обманщицу — ты привел ее в дом друга и еще посмел представить нам.

— Мама, не нужно нервничать. Джулия не…

— Не произноси при мне ее имени! Я и подумать не могу, какой вред все это принесло бедняжке Пенелопе.

— Господи, да разве можно навредить Пенелопе?

— Эта падшая женщина была слишком дружелюбна с ней.

— Я сомневаюсь, что несколько часов знакомства с Джулией могут навредить нашей Пенелопе. Кроме того, она, без сомнений, узнает ее лучше в будущем.

— Ты собираешься снова привести ее к нам?

— Я совершенно серьезно намерен жениться на ней, мама, как мне и следовало сделать три года назад.

Леди Растмур посмотрела на сына в полной растерянности:

— Что ты намерен сделать?

— Я собираюсь жениться на ней.

— Ей снова удалось заманить тебя в ловушку? Что ж, это еще не причина, чтобы жениться!

— Я женюсь на ней, потому что люблю ее, мама. И думаю, этой причины достаточно.

— Нет, это не так. Не для такой женщины.

— Когда ты узнаешь ее, ты поймешь.

— Ни за что!

Леди Растмур встала и оказалась лицом к лицу с сыном. Теперь Энтони вспомнил, почему считал ее такой высокой в детстве. Эта женщина была угрожающей, когда нападала на кого-то.

— Тогда я не останусь под одной крышей с ней, — заявила она с железной решимостью и, пройдя к колокольчику, несколько раз позвонила. — Я забираю Пенелопу и уезжаю отсюда. С нас довольно!

Мгновенно появилась горничная, отчего Растмур задумался, не слушала ли она все это время под дверью. Возможно, так и было. Слуги здесь знали обо всем, что происходило в доме. Должно быть, они наслаждались происходящим.

— Ну же, мама, — сказал он, зная, что его уговоры бесполезны, но он, по крайней мере, должен был попытаться. — Нет необходимости так спешить. Ты даже не знаешь, безопасно ли ехать, пока…

— Я лучше рискну выехать на открытую дорогу, чем останусь здесь, с этой… которую ты привел сюда, — фыркнула она. — Она повернулась к сыну спиной, и заговорила со служанкой: — Пожалуйста, ступайте к мисс Растмур и скажите, чтобы она пришла сюда.

— Но… миледи, — смутилась горничная, — леди Растмур нет в ее комнате.

— Что? Где же она?

— Полагаю, она пошла вниз в кухню. К актерам. Она… мм… репетировала с ними сцену.

Растмур видел, что мать готова взорваться. Однако каким-то образом ей удалось сохранить спокойствие. Она обернулась к нему и наградила его недовольным взглядом.

— Это твое влияние, — прошипела она.

— Боюсь, в последнее время я слишком мало проводил с вами времени, чтобы оказать на вас какое-либо влияние, — ответил он, пожав плечами.

— Я с этим разберусь, — объявила леди Растмур, а затем повернулась к служанке: — Отведите меня в кухню.

О Боже, это будет картина не из приятных. Что ж, похоже, ему тоже придется пройтись в кухню.


Глава 21

Вот черт, теперь она все-таки бесцельно бродила. Дэшфорд нарочно так спрятал свою кухню? Джулия выругалась, проходя мимо прачечной, которую она миновала уже дважды. Нижний этаж хартвудского поместья оказался настоящим лабиринтом.

Довольно странно, но казалось, что здесь не было слуг, у которых она могла бы спросить, куда идти. Впрочем, по этому коридору она еще не ходила. Кажется.

Она повернула и пошла по нему. Что это? Кажется, она услышала смех. Да, смех — громкий смех. И в воздухе витал запах еды. Слава Богу, она, наконец, нашла кухню.

Джулия пошла на звуки и наконец, добралась до узкой лестницы. Она спустилась по ступеням и оказалась в узком коридоре с еще одной лестницей на другом его конце. Теперь она узнала это место. Лакеи отправили ее сюда, но она, должно быть, где-то не там свернула и пошла в противоположном направлении. Если она спустится по той лестнице, кухня будет как раз слева.

Что ж, она потеряла всего десять минут. Очевидно, смех был доказательством того, что отец все еще здесь и наслаждается жизнью. Это напомнило ей о том, какой веселой была их жизнь раньше. И такой она будет для нее до конца дней.

Джулия пересекла коридор и пошла на звуки смеха и веселья. Отец отлично знал, как развлечь публику. Он был, как никто другой, хорош в этом — всегда подчинял себе окружающих. Он уж точно знает, что делать с этим чертовым медальоном.

Но она не смогла дойти до кухни. Внезапно из-за боковой двери появился человек и схватил ее, зажав ей рот и втащив в темный альков. Джулия оказалась в ловушке, и прошло две секунды, прежде чем она начала сопротивление. Но было слишком поздно. Джулия почувствовала у горла ледяную сталь ножа.

— Ну-ну, — произнес ненавистный голос, который она сразу же узнала, — ты слитком хорошо чувствуешь себя для той, которая умерла три года назад.

Она не видела его, но не было сомнений, что ее схватил Фицджелдер. Пока она блуждала по дому, он, должно быть, вышел из комнаты и последовал за ней. Черт, Джулия осмотрелась и поняла, что они в небольшой кладовой. Здесь была еще одна дверь, но вряд ли ей удастся выскользнуть в нее. Фицджелдер держал ее мертвой хваткой.

Однако Джулия еще не начала паниковать. Ее взгляд упал на знакомый предмет. По комнате были развешаны вещи отца. Это была одежда, которую труппа использовала для представлений. Должно быть, они пользуются этой комнатой между актами. Отец где-то недалеко.

Однако она все еще испытывала сильнейший дискомфорт. Некоторые акты длились довольно долго, особенно когда отец позволял миссис Биксли произносить все речи леди Макбет. Может пройти немало времени, пока Джулию найдут. А Фицджелдер достаточно силен, чтобы держать ее против воли и заставить молчать. Ее плечи ныли от давления его сильной руки, а его ладонь впилась в ее рот. Другой рукой он прижимал к телу ее бессильно опустившуюся руку, а блеск стали перед глазами доказывал, что лучше не двигаться.